Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуолл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя четверть часа до них докатился новый слух, принесший кому-то разочарование, кому-то облегчение. Штурм откладывался на сутки. Судьба дарила им двадцать четыре часа жизни.
Среди ропота и перешёптываний кто-то выкрикнул:
— Куда мы, парни?
— В Ба-да-хос! — последовал немедленный дружный ответ.
Завтра.
ГЛАВА 22
То ли святые покровители Бадахоса взяли выходной, то ли молитвы многострадальных британских сапёров дошли до небес, но из крепости сбежали два испанца. Имея против французов зуб, перебежчики немедленно выложили британцам всё, что знали относительно слабостей неприятельской обороны. А знали они немало.
Хоган, впервые за последние дни забывший об усталости, возбуждённо тыкал пальцем в замусоленную карту:
— Здесь, Шарп, мы прорвём их укрепления!
Хоган указывал на участок стены между бастионами Тринидад и Санта-Мария. Во время предыдущей осады там пробили брешь, потом гарнизон заделал её, но перебежчики клялись, что ремонт был сделан кое-как, против ядер новая кладка не устоит. Если испанцы говорили правду, осаждающие в считанные часы могли пробить дополнительную брешь; брешь, которую французы не успевали защитить! Хоган азартно щёлкнул пальцами:
— Вот он — наш шанс!
— Значит, штурм завтра?
Завтра.
Рассвет 6-го апреля выдался ясный. Город просматривался до последней крыши. Пушкари перенацелили свои громадины, и все двенадцать батарей обрушили шквал огня и металла на белеющий свежей кладкой участок стены. Канониры работали сноровисто, окрылённые той же надеждой, что воодушевляла всё английское войско: неприступный Бадахос имел свою ахиллесову пяту! Ядра крошили кирпичи, обломки сыпались в ров, а стена стояла, как заговорённая. Утро перешло в день, день сменился вечером. Только когда солнце начало клониться к закату, а испанские перебежчики превратились в устах солдат из героев в обыкновенных вралей, очередной снаряд врезался в кладку, и она вдруг с гулом осела вниз в облаке извёстки. Хоган даже подпрыгнул:
— Есть! Есть!
Пыль рассеялась, и орущим во всё горло от восторга британцам открылась чудесная картина: участок стены перестал существовать. Брешь, новая, столь же широкая, как и две другие, но, в отличие от них, совершенно беззащитная. Открытые нараспашку ворота в Бадахос. Ворота в Испанию.
Инструкции не заставили долго ждать. Атаковать предстояло в сумерках, после захода солнца. А пока чумазые артиллеристы обстреливали новую брешь картечью, отпугивая вражеских сапёров. Канониры расслабились. Их двадцатидвухдневный ад закончился. Для всех остальных он только начинался.
Сапёры пересчитывали лестницы, вьюки с сеном и топоры, с которыми пойдут штурмовые команды, а мысленно уже примеривались к тёплым кроватям Бадахоса.
Офицеры зачитывали рядовым двадцать семь пунктов приказа. Штыки подтачивались, мушкеты проверялись. Сумерки, и Бадахосу — конец.
Капитан Роберт Ноулз, рота коего входила в Третью дивизию, смотрел на старинный замок. На уступах его древних камней давно обосновались птичьи колонии. Третьей дивизии предписывалось форсировать Роильяс и с помощью длинных лестниц напасть на замок. Успешного штурма никто от Третьей дивизии на требовал. Цель была иная: не дать гарнизону замка прийти на выручку защитникам брешей, но солдаты, встречая взгляд Ноулза, ухмылялись ему и божились, что замок будет взят: «Мы им покажем, сэр!» Покажут, в этом Ноулз не сомневался. Новоиспечённому капитану до ужаса хотелось ворваться в город первым, успеть к дому с двумя апельсиновыми деревьями и увидеть одобрение-облегчение в глазах Шарпа, когда тот поймёт, что его жена и дочь были под надёжной охраной. Ноулз опять посмотрел на замок, на рваную, крутую скалу в его основании. В душе капитана зрела решимость сражаться так, как сражался бы Шарп. К чёрту отвлекающие манёвры! Они будут биться по-настоящему!
Вторая эскалада, вторая фальшивая атака достались Пятой дивизии. Их целью был бастион Сан-Винсенте, с противоположной от брешей стороны Бадахоса. Веллингтон рассчитывал посредством двух эскалад лишить подкреплений оборону трёх брешей, — места, где решится судьба Бадахоса.
Бреши поручались самоотверженности Четвёртой и Лёгкой дивизий. Их мужество решало всё.
Пушки стреляли.
Шарп отыскал кузнеца кавалеристов. На круге с педалью тот наточил стрелку верный палаш за небольшую плату. Винтовку и семиствольное ружьё Шарп вычистил и снарядил заблаговременно. Он желал быть во всеоружии, хотя роль ему отводилась в бою скромная, — Шарпа назначили одним из проводников. Его обязанностью было провести «Форлорн Хоуп» Лёгкой дивизии ко рву напротив бастиона Санта-Мария. Там их дороги расходились: «Форлорн Хоуп» атаковали «новую» брешь, а Шарп возвращался назад, вести следующий батальон.
Колокола пробили шесть. Четверть седьмого. Половину. Солнце садилось. Войска строились вне поля зрения наблюдателей с городских стен. Ничего лишнего, только оружие и боеприпасы. Чтобы снять нарастающее напряжение, командование выдало ром, встреченный с обычным оживлением. Полковники наведывались к своим подразделениям, не для разноса — подбодрить, перекинуться словом-другим с рядовыми, ибо сегодня ночью эти подонки общества, эти отверженные впишут в историю Англии очередную главу. Даже самые высокомерные снобы из числа офицеров снисходили нынче до шуток с солдатами. Близость смерти преображала всех. Дети не плакали, молча следя, как их матери провожают отцов, не ведая, увидят ли их живыми поутру. В палатках медиков раскладывались инструменты и точились ланцеты.
Пушки стреляли.
Семь. Шарп и другие проводники (все, за исключением него, сапёры) присоединились к вверенным им отрядам. «Форлорн Хоуп» Лёгкой дивизии наполовину состоял из «зелёных курток», жаждущих нашить на рукав заветный лавровый венок. Шарпа они встретили приветливо, видя в нём собрата-стрелка. Нетерпение бурлило в бойцах, в полвосьмого заварушка начнётся, в полдесятого закончится, а в десять те, что выживут, будут пьяны, как сапожники. Стрелки сидели на земле, держа винтовки между колен, на лицах было написано: Скорей! Скорей! Скорей бы темнело, скорей бы отстрелялись пушки, скорей бы пришёл приказ!
Миновала половина восьмого, а распоряжения выступать не было. В чём причина задержки, никто не знал. Пушки, как им и полагалось, смолкли. Солдаты и офицеры, представляли себе французов, что ринулись в бреши готовить штурмующим сюрпризы, и проклятия в адрес нерасторопных штабистов становились яростнее и непристойней.
На колокольне пробили восемь, а отмашки всё не было. В половину девятого выяснилось, кто виноват в проволочке: инженеры потеряли часть осадных лестниц. Штабистов забыли, армия дружно честила растяп-сапёров.