О мысленных разговорах (внутренних диалогах), как виде построения страстных помыслов - Ника

Обозначим несколько значимых нюансов.

1. Другой человек в мысленных разговорах может молчать или почти ничего не говорить, но мы знаем, перед кем мы высказываемся.

2. Речь другого (или иногда обозначают как «чужого») бывает в форме повтора его фраз, которые он когда-то реально сказал, или в форме придуманных нами его слов.

3. Очень важным моментом при раскрытии вопроса о внутренних разговорах является знание того, что зачастую эти диалоги имеют следующий признак: образ собеседника может не произносить никаких слов, но человек отвечает ему, уже зная смысл того, что мог бы сказать «собеседник». Объясняется это тем, что предмет собственной мысли человеку известен, и поэтому ему не надо пересказывать его суть, а также он уже имел реальные разговоры с этим собеседников и знает его точку зрения. Например, у человека есть приятель, который очень увлекается политикой, и при каждой встрече ведет разговоры на эту тему. Сам же человек не интересуется политикой и мысленно или явно часто говорит об этом приятелю. Так вот, при воспоминании о приятеле или политике, человек тут же может ответить ему: «Да зачем тебе нужна эта политика», и прочитать целую «лекцию» о политиках или вреде такой информации. Как видим, диалог начался без слов приятеля, но т. к. образ приятеля сочетается (ассоциируется) с его увлеченностью политикой, то это не требует уже дополнительных суждений, например: он любит говорить о политике, а я нет.

4. Но есть и такие виды мысленных высказываний другого человека, которые преобладают над нашими высказываниями, например, при мыслях, в которых нас хвалят или утешают, или в мечтаниях — кино, в которых есть какой-то сюжет, в котором другой человек играет важную роль.

Интернет-источник: «Ну, допустим, вы хотите поговорить с кем-то о фигурном катании. Но рядом нет собеседников. Вы автоматически начинаете говорить свои мысли, впечатления о (передаче), и так далее… Вы можете не слышать, что вам отвечают. Я в таких случаях не могу знать отклик, но это дает мне возможность выразить мысль. Или если хочется с кем-то поделиться переживаниями. Тогда я представляю наоборот, как бы меня успокоил человек, который бы меня любил».

Но в ситуативных мысленных разговорах все же больше говорим мы.

5. Иногда при мысленных разговорах появляется размытый или четкий образ «собеседника», а иногда нет, но при этом появляется какая-то другая «картинка», например, комната или какая-то ситуация (и тогда только «голос» другого человека — представляет собой его образ).

6. Есть и такой вид мысленного разговора, в котором сам человек не разговаривает, а создает разговор двух людей. Это могут быть разговоры о нем, но могут быть и ни о нем.

На этом закончим классификацию мысленных разговоров по тому, с кем ведутся беседы. И заметим, что если мысленные разговоры с реально существующими людьми, с которыми человек общается, или общался ранее, еще каким-то образом имеют оправдание (мы вспоминаем или продумываем, что нам предстоит сказать, мы получаем различные впечатления из реального мира), то разговоры с вымышленными образами являются не нормальными даже для грешного человека, т. к. это страстные, греховные, мечтательные образы, нередко исходящие от бесов.

3.2.1. Святые отцы о некоторых нюансах мысленных разговоров, изложенных выше

А сейчас приведем некоторые поучения святых отцов, которые имеют отношение к тому, о чем говорилось выше, в частотности, о разговорах с умершими, и о том, как в христианском учении говорится о духовном блуде души, когда она беседует с бесами, которые говорят или от лица самого человека, или от лица других людей.

Святые отцы о разговорах с умершими

Кратко остановимся на вопросе об обращении к усопшим, т. к. немало людей считают это правильным и возможным. Христиане также могут разговаривать с усопшими, хотя и знают, что о них надо молиться.

Интернет-источник: «Иногда мысленно разговариваю с (покойной учительницей), так же мысленно разговариваю с другими ушедшими в мир иной, но дорогими по-прежнему для меня людьми. Уважаемые отцы, я знаю, что умершим мы можем помочь нашими молитвами, но скажите, пожалуйста, когда я мысленно разговариваю с ушедшими в мир иной и дорогими мне по прежнему людьми — это не есть крик в пустоту. Что на этот счет говорит христианство и что по этому поводу может быть говорят святые отцы и опыт старцев?».

Определим несколько важных моментов на эту тему.

1. Доподлинно неизвестно, что и как слышат души умерших людей.

Феофан Затворник (Письма, п. 975): «Что отшедшие живы, только другою жизнью, живут сознательно, пребывают в общении между собою по тамошним условиям и порядкам, и на нас посматривают и к нам приходят, слышат наши молитвы о них, и о нас молятся, и делают нам внушения, — все по тамошним законам и порядкам, а не как вздумается, — это должно считать положительно верным, хотя ничего определенного по всем этим пунктам сказать не можем. Бывает и здесь на земле проявление сочувствия душ, по коему душа душе, по поговорке, весть подает. Подобные сему взаимодействия можно допустить и у живых с умершими, или с отшедшими… Действия душ одной на другую, — могут проходить, как электрический ток по телеграфной проволоке. Препарат телеграфный тут есть сердце».

2. Заметим, что есть люди, которые стремясь к общению с умершими, считают, что от этого была бы польза. И вот что по этому поводу говорит христианское учение (и в нем также сказано, о чем живые люди нередко обращаются к умершим).

Иннокентий Херсонский (Слова и беседы на воскресные дни, Слово в неделю Всех святых): «Что же мешает усопшим братиям нашим явиться к нам и провести среди нас их и наш праздник? Из нас, вероятно, многие желали бы сего, особенно те, кои еще не осушили слез после потери присных и любезных сердцу своему; думаю, что из усопших немалое число таких, кои, чтобы доставить утешение оставшимся, весьма бы захотели опять прийти в наш мир. И, однако же, никто, никто не приходит! Мы не ходим к ним потому, что не можем; без сомнения, и они не приходят по тому самому — не могут. В самом деле, как духу бесплотному, каковые все умершие, подойти под чувства наши? Грубость наших земных чувств такова, что мы не можем видеть многих существ, постоянно живущих среди нас в воде и воздухе, и с изумлением смотрим, когда увеличительное стекло открывает нам этот новый и разнообразный мир вокруг нас. Но для зрения духов и душ нет увеличительного стекла! Тут место не видению, а вере. „Но если бы угодно было Господу, — скажете вы, — то премудрость Его нашла бы и дала бы умершим средство и способ сделаться для нас видимыми и приходить в сообщение с нами“. Без сомнения, так, но по тому самому, что сего способа не дано, явно, что это неугодно Богу, а поелику неугодно Богу, то должно полагать, что это было бы вредно для нас. В самом деле, немного подумав, увидишь, что пользы из сообщения живых с умершими было бы мало, а вред мог бы выходить великий. Какая польза? Утешение в разлуке, успокоение сетующих, несколько менее слез на могилу, несколько тише вздохи? Скажите сами, стоит ли из сего поднимать завесу вечности и нарушать безмолвие гробов? И кто еще знает? Утешило ли бы нас это свидание с умершим? Не облились ли бы мы еще горчайшими слезами, узнав о его состоянии? Не отравило ли бы это всей жизни нашей? Но, положим, что свидания с умершими всегда доставляли бы некоторое утешение: думаете ли, однако же, чтобы они были безвредны? Я опасаюсь в сем случае за многое, опасаюсь за живых и за умерших. Всего вероятнее, во-первых, что сообщение наше с миром духов не остановилось бы на должных пределах; многие простерлись бы до того, что отворилась бы пространная дверь гаданиям, суеверию, волшебствам, а потом и самым ужасным порокам нравственным. Именно такому злу подвергались некоторые из древних народов, у коих найдены были богопротивные средства сообщения с миром духов, из-за чего Моисей под опасением смерти запретил израильтянам искать сего сообщения. Во-вторых, на что обратилось бы сношение живых с мертвыми? Думаете ли, что предметом его была бы вера святая, любовь христианская, усовершение себя в терпении, в смирении, в кротости? Увы, и без сообщения с миром духов можно быть заранее уверенным, что все это сообщение обращалось бы, большей частью, около предметов не душеполезных: и у одних оно истощилось бы в суетном любопытстве о тайнах мира духовного, знание коих нисколько не назидает душу; у других излилось бы в жалобах на свои обстоятельства, на свои недостатки, огорчения, земные неудачи; иные потребовали бы от умерших совета, как вести свои дела, выполнить то или другое предприятие. А как исправить свое сердце, как освободиться от страстей, как приуготовиться к вечной жизни на небе — об этом, вероятно, спросили бы немногие, да и для чего спросили бы? Тоже, может быть, более из любопытства, с тем, чтобы завтра забыть то, о чем спрашивали ныне. Таким образом, нравственной пользы от сообщения с миром духов мы приобрели бы мало; а между тем, возможность сообщения с другим миром непрестанно возмущала бы порядок нашего мира, нарушала бы правильное течение наших дел и занятий, наших мыслей и желаний. Задумали бы, например, какое-либо предприятие, — ждали бы, пока можно получить о нем мнение из другого мира. И кто знает, какое мнение? Мертвые не всеведущи, нередко мог быть подан совет неблагой, а мы увлеклись бы им…. И о мертвых нельзя сказать, чтобы возможность сообщаться с нашим миром не была сопряжена для них с опасностью. Трудно и представить, что бы они приобрели от сего? Знать, что и как бывает у нас в здешнем мире, — они знают и без того. Видеть ничтожность и суету земных дел и помышлений, — это им виднее, нежели нам. Зачем же бы они приходили к нам? Доканчивать свои неоконченные дела? Это не их дело; иначе, что значила бы смерть? Между тем, не получая для себя пользы от нисхождения в наш мир, усопшие могли бы получить вред из того… Таким образом, благо и наше, и усопших братий наших требовало, чтобы завеса, простертая между нашим и их миром, никогда не подымалась, чтобы мертвые и живые были вовсе разобщены на время. …Имея в виду все это и тому подобное, перестанем скучать от невозможности чувственного свидания с усопшими братиями нашими».