За того парня… - Валентин Егоров

Лейтенант Любимов все же ошибся, ефрейтором Бове оказался вовсе не тот казах и не тот татарин, а совершенно другой человек. Если смотреть на Бове со стороны, то он действительно выглядел настоящим уголовником Все это время он сидел в центре муравейника, но вокруг него не толпились лишние люди и никто не лез к нему со своими советами. Ефрейтор был парнем дет двадцати пяти — двадцати семи, каким-то странным на вид. Он имел стройное тело, но руки почему-то были слегка длинноватыми, ими он мог, слегка согнувшись, достать пол. На груди и на предплечьях он имел красочные наколки и татуировки, которые в дальнейшем должны были сложиться в единую картину, но до ее завершения трудно было бы сказать, что на них изображено.

Сам же ефрейтор был настоящим бойцом-поединщиком, длинные руки и длинные ноги, в нем так и ощущалась сила и гибкость движений тела. Он вскочил на ноги и, как-то странно потрясая руками в воздухе, подобно орангутангу, отправился в направлении старшины, длинными ногами перескакивая с одного топчана на другой. Человеческий муравейник моментально застыл в неподвижности, тотчас же прекратились все разговоры и перешептывания. Казарма наполнилась тишиной и человеческим вниманием. Собравшись небольшими кучками, красноармейцы третьего взвода штрафной роты молчаливо наблюдали за тем, как будут дальше развиваться события.

Но поединка или боя со старшиной Добродеевым у ефрейтора Бове не получилось. Из-за своей ненависти к Добродееву ефрейтор не обратил внимания на юнца в командирской форме, которого должен был миновать, чтобы достичь старшины, и за это поплатился. Когда ефрейтор Бове оказался рядом, то молодой лейтенант взмахнул рукой, его кулак точно попал в нижнюю челюсть орангутанга. От нокаута тот мгновенно потерял сознание. Артур Любимов вежливо попросил бойцов, перенести тело бойцового орангутанга в отдельную камеру одиночного заключения, предварительно очистив и отмыв ее от всякого мусора, что было немедленно и профессионально быстро исполнено бойцами третьего взвода. Таким неформальным образом лейтенант Любимов начал восстанавливать порядок и воинскую дисциплину в штрафной роте Северо-Западного фронта.

Через какую-то неделю бойцов штрафной роты Северо-Западного фронта было уже невозможно признать, они сильно изменились и первым делом подтянули свою воинскую дисциплину. А затем навели порядок в казарме, отмыли полы, стены и окна от тысячелетней грязи и сами удивились тому, насколько опрятными и совершенно другими оказались помещения, раньше в которых им хотелось только вешаться. Тут начали раскрываться и скрытые таланты, оказывается, многие бойцы умели и в некоторой степени даже любили вязать, стирать, гладить, что немедленно сказалось на внешнем виде бойцов и их обмундировании. В ротной казарме стало невозможным встретить небритого, не стриженного или расхлестанного в обмундировании красноармейца.

Изменившись внешним видом, штрафники стали меняться и своим внутренних духом, своим внутренним содержанием. Уходила в прошлое тоска, хандра, неверие в справедливость жизненных устоев. Снова появилась надежда, неумирающий оптимизм в том, что жизнь можно изменить к лучшему, что полоса жизненных неудач обязательно сменится на нормальный образ жизни. Ведь не надо было забывать о том, что штрафниками были не деревенские или городские призывники, которые и жизни практически не знали, а ими были в основном состоявшиеся люди, достигшие высокого положения или командных высот в обществе. Но первые месяцы войны чуть ли их не сломали и они наделали большие, но в основном детские глупости, в результате которых им пришлось познакомиться с тайнами судопроизводства своего же государства.

Новый командир роты, лейтенант Любимов, только им подсказал, что, если станете нормальными бойцами и прольете кровь за родину, то в их жизни появится шанс, начать свою жизнь заново.

Теперь все время, учебное и свободное время бойцы проводили на ими самими же разработанном и построенном полигоне. Заново учились ходить в атаку на врага не огромными во все поле боя цепями бойцов во весь рост и с винтовками наперевес, а небольшими группками, короткими перебежками, постоянно укрываясь от огня противника, или шли в атаку под прикрытием пока еще воображаемых танками. Причем, следовало бы заметить, что в роте нашлись разжалованные командиры, которые лучше, чем лейтенант Любимов или его командиры взводов, разбирались в вопросах военной стратегии и тактики. Вот они по вечерам чуть ли не до драки спорили между собой и выясняли отношения, как лучшего всего одними гранатами или бутылками с коктейлем Молотова атаковать немецкий танк Т — 3, а на утро проверяли это на своем же полигоне. Дело дошло до того в учебных классах бойцы роты во внеурочные часы эти разжалованные командиры начали читать желающим лекции по стратегии и тактике, классы в те часы всегда до отказа были заполнены бойцами штрафниками.

А по ночам бойцов повзводно выводили дежурить на крышах ленинградских зданий, немцы участили ночные бомбардировки, сбрасывая на город громадное количество однокилограммовых зажигалок. Немецкое командование, видимо, страшно желало весь Ленинград однажды превратить в один большой костер налетами своих Люфтваффе.

Во время ночного дежурства и во время налетов вражеской авиации бойцы штрафники десятками находили огненные жабы, малокалиберные зажигательные бомбы, и простыми совковыми лопатами сбрасывали их в ведра с песком, предотвращая большие пожары. Из-за этих ночных дежурств бойцы сильно не высыпались, но за все время не произошло ни одного случая, чтобы кто-нибудь из бойцов отказался бы от такого ночного дежурства на крышах ленинградских домов. По этим ночам они встречались с простыми ленинградскими женщинами, все мужики Ленинграда к этому времени ушли в армию или в народное ополчение, и помогали им в борьбе с налетами немецкой авиации. Одним своим присутствием бойцы штрафники вселяли жизненную веру в ленинградских женщин, а также в то, что мы выстоим и победим в этой проклятой войне. Те же в ответ, чем только имели, подкармливали своих штрафников.

Словом, жизнь в штрафной роте налаживалась стремительными темпами во многом благодаря тому, что командир роты лейтенант Любимов часто поступал не так, как этого требовал армейский устав. Он полагал, что каждый человек имеет право на исправление и не обязательно в условиях исправительных заведений, государственных тюрем. Артур Любимов был молодым человеком, который только начинал взрослую жизнь, в нем еще не выработался жизненный скепсис взрослого мужчины, который говорил, если тебе плохо, то сделай плохо и другому человеку. Наоборот, в других людях, даже в своих штрафниках, он находил нечто такое, что делало его жизнь гораздо интереснее и полнее.

Но в тоже время Артур Любимов не был уж совсем профаном, который вокруг себя не видел ничего плохого, он не забыл встречу с двумя красноармейцами на КПП роты. В свое время об этом случае он отправил донесение полковнику Воробьеву, на что получил от него благодарственное письмо. А в последнее время почему-то сдружился с единственным арестантом в роте с ефрейтором Боле. Его настолько заинтересовал этот человек-орангутанг, что пару раз ночами, когда вся рота спала, он ходил к Бове на свидания. Приносил бойцу кое-что пожрать из своего командирского пайка, и пока орангутанг, громко чавкая, спешно поглощал бутерброд с колбасой, рассказывал ему о себе. Поэтому совершенно не удивился тому обстоятельству, когда на второй день их знакомства ефрейтор Бове, обстоятельно проглотив последнее яйцо, чуть ли не со скорлупой, вытер губы и начал подробный рассказ о своих уголовных похождениях.

Он был третьим сыном в семье московского еврейского портного, у которого было четыре сына и две прелестные дочери. Характер у Жоры Бове был таким, что он всем пытался доказать, что он независимый парень и ведет жизнь только по своим собственным, а не чьим-либо чужим, понятиям. Он во всем противоречил отцу, хотя тот был хорошим человеком и отличным семьянином. В школе учился только на отлично, хотя совершенно не признавал авторитета учителей и директора школы. На улице со всеми дрался, но все его били, потому, что он был физически слабым еврейским мальчиком. Тогда Бове решил круто изменить свою независимую жизнь, где-то нашел школу боевых единоборств самбо и начал в ней регулярно занимается. Он оказался талантливым учеником и со второго года обучения начал подавать большие надежды на то, что он станет выдающимся бойцом поединщиком. Но улица и занятия в этом спортивном кружке превратили его в непобедимого бойца уголовного мира.

В четырнадцать лет он голыми руками убил первого человека. Но Бове запомнилось не само убийство, а то, как за ним в школу пришли четыре вооруженными милиционера, а затем под конвоем вели в арестный автомобиль. Занятия в школе прекратились, все учащиеся и преподаватели вышли в коридоры и, молча, смотрели за тем, как его совсем еще мальчишку под конвоем взрослых милиционеров вели по этим коридорам. Некоторые девчонки даже плакали ему вслед, махали руками, провожая его в тюрьму.