Hermanas - Тургрим Эгген

«Миранда, не пора ли нам домой?» — спросил я пересохшими губами.

Нечеткий мужчина позади нее сказал что-то о вечеринке где-то неподалеку.

«Только не порти все, Рауль, — сказала Миранда тяжелым тихим голосом. — Почему ты всегда все портишь?»

В этот миг я проснулся. Миранда лежала рядом со мной на простыне.

— Мне приснился сон, — прошептал я ей.

— Мне тоже, дружок, — сказала она и провалилась обратно в свои сновидения прежде, чем я успел ей что-то ответить. Я лежал и размышлял о том, напоминало ли что-нибудь в ее сне мой. Я ждал, что она бессознательно скажет что-нибудь, способное внести ясность в этот вопрос. А потом я задумался над тем, почему ее сосок затвердел и стал таким горячим.

Не могу с уверенностью сказать, когда меня впервые настиг приступ ревности. Может быть, уже в автобусе по дороге в Тринидад, когда Миранда, по моему мнению, слишком долго не отвергала приставания военного? Или это случилось еще до того, как мы стали любовниками, в самом начале, когда Хуана рассказывала о своей сестре? Ревность сродни влюбленности: возможно, это антивлюбленность, момент, когда ты чувствуешь, что не только твое счастье, но и несчастье может находиться в чужих руках.

Я был не в состоянии обсуждать это с Мирандой. Только с Эрнаном. Во вторник вечером я отправился поговорить с ним и увидел перед собой необычайно трезвомыслящего и беспристрастного Пророка.

— Речь идет о власти, — сказал автор «Террористического баланса сердец». Что еще он мог сказать? — Ошибка, которую совершают люди, — продолжал Эрнан, — состоит в том, что они думают, будто власть в данной ситуации — то же самое, что власть экономическая или социальная. Но это власть более основополагающая. Экономическая и социальная власть может использоваться как вакцина или противоядие от ревности, но она обусловлена не только ревностью. Ревность возникает оттого, что у одной из сторон имеется рычаг власти, которого лишена вторая: «Я могу забрать у тебя свою любовь!» Мужчины и женщины равны в такой ситуации. Наверно, нечто подобное происходит между вами — ты чувствуешь, что Миранда может забрать свою любовь, а ты нет?

— Может быть, — сказал я. — Она умеет дать мне понять, что живет со мной из милости. Не хочу сказать, что она делает это намеренно, но так происходит.

— Хорошо. И одновременно у тебя нет других рычагов власти. Ты не можешь наказать ее экономически или изгнать из общества. Двадцать лет назад у тебя были бы такие возможности. Но двадцать лет назад ты бы ни за что не женился на Миранде. Она — дочь врача. Она связала бы свою жизнь с мужчиной, способным обеспечить ей экономическую безопасность.

— Революция отменила эту проблему. Во всяком случае, во внешних проявлениях.

— Почти. На Кубе до сих пор есть мужчины, которые удерживают своих женщин угрозами лишить их социальных и экономических привилегий. Но их немного. Остальные находятся в такой же ситуации, что и ты, и в то же время не дают воли ревности, присущей любому мужчине. Многие из них просто заводят любовницу и чувствуют себя хозяевами мира, но внезапно их осеняет мысль, что женщины могут проделать то же самое. Но, может, у тебя все не так?

— Да, у меня все не так, — сказал я. — Меня не интересуют другие женщины, только Миранда.

— Уверен? Этого я не понимаю. А когда ты видишь вечером парад великолепных крупных задниц на улице Прадо? Для меня все это — женская плоть. Я не вижу разницы.

— Поверь мне, разница есть. Не понимаю, почему я разрешаю maricón поучать меня в вопросах любви.

— Но ряди нее ты бросил ее сестру? В принципе, ты живешь, наслаждаясь послевкусием измены, или как? Поэтому неудивительно, что ты ищешь признаки измены в ее поведении.

— Эрнан, честно говоря, я не знаю. Мне кажется, что я вижу измену во всем. Даже там, где ее наверняка нет. Я просто пытаюсь понять, что мне делать.

Он засмеялся:

— То, что мы сейчас делаем, не так уж и глупо. В капиталистической стране я бы взял с тебя за это кучу денег.

— Я плачу за твое пиво, — сообщил я.

— Да. Платишь. Так почему ты думаешь, что Миранда может изменить тебе? Негритянская кровь? Видишь ли, я это заметил. Ты боишься, что она услышит зов негритянской крови?

Эта мысль моментально завладела мной, хотя я до конца и не понял, в чем этот «зов» может выражаться. Что, Миранда сбежит в джунгли? Полный бред, но я все равно улыбался и кивал.

— Мой опыт показывает, что женщины редко слышат его, — сказал Эрнан. — Чаще это случается с чистокровными белыми. При существующих абсолютных запретах их терзает любопытство, которое необходимо удовлетворить. Думаю, ты можешь просто это проигнорировать. Но вот о чем я часто задумываюсь, и это не имеет отношения к расам, так это о сексуальных возможностях женщин. Они сводят меня с ума. Может быть, поэтому я стал голубым — потому что боюсь такой всеобъемлющей неутолимой сексуальности. Ты знаешь, в греческой мифологии… Зевс и Гера поспорили о том, кто получает больше удовлетворения от секса — мужчины или женщины. В конце концов они спросили об этом слепого прорицателя Тирезия, который был беспристрастен, так как успел пожить и мужчиной, и женщиной. Тирезий ответил, что способность женщин получать удовольствие в девять раз больше, чем у мужчин. Разве одно это не приводит в ужас?

— Не могу сказать, что ты меня утешил, — откровенно сказал я.

— Нет, но чего ты боишься? Не так уж глупо вытащить на свет Божий то, чего человек боится. Как ты думаешь, ты удовлетворяешь ее? Немного бессмысленный вопрос, потому что ни один мужчина сам не способен удовлетворить женщину. Царь Сизиф познал этот труд и потом стонал целую вечность. То, что усыпляет мужчину, пробуждает женщину. Но существуют разные степени удовлетворения. Что скажешь?

— Не хочу распространяться на эту тему. Это очень личное.

— А твой страх, что она будет спать с другими мужчинами, — это не личное? Будто я после этого разговора стану смотреть на Миранду другими глазами. Ты вынуждаешь меня становиться детективом. Так что давай выкладывай. Ты ее удовлетворяешь?

— Должен признаться нет, — вздохнул я. — Она не… она не кончает, когда мы занимаемся сексом.

— Так же, как и по меньшей мере треть женщин. Она обвиняет в этом тебя?

— Естественно, нет.

— Это не естественно. Я слыхал и другой ответ на этот вопрос, который прокричали здесь при двадцати свидетелях. Но что-то подсказывает мне, что Миранда лучше воспитана, чем эти женщины. Я имею в виду., есть ли какие-то физические препятствия? Ты не можешь?

— Нет, — сказал я и помолчал. — Думаю, есть разные степени «можешь».

— Разумеется, — согласился Эрнан. — Но если бы ты был сексуальным монстром, какими нам кажутся все остальные мужчины, тогда Миранда сходила бы с ума от ревности, разве нет? Ты адекватный человек и, наверное, понял это. В этом все мы одинаковы. Что-нибудь еще?

— Да. У меня есть чувство, что Миранда собирается двигаться дальше. Что ее взгляд всегда устремлен куда-то вдаль. Может быть, на следующего любовника. Она никогда не была одна с тех пор, как достигла известного возраста. Потом она порхала от одного к другому, и иногда у нее было несколько любовников.

— Ясное дело. Но ты можешь с таким же успехом считать это гарантией. Ты понимаешь? У тебя хватит денег еще на одно пиво?

— Пока да, — сказал я и подал знак Антонио. — Что ты имеешь в виду?

— Она вышла замуж именно за тебя, после того как несколько лет встречалась с другими. Мы всегда до смерти боимся, что те, кого мы любим, начнут сравнивать нас с другими, — но разве Миранда не сделала как раз это? И разве ты не выиграл от этого сравнения?

— Это ведь была формальность… — начал я.

— Может быть, для тебя — резко перебил меня Эрнан. — Она пообещала хранить тебе верность до самой смерти. Не думаю, что ей легко было произнести такую клятву. Хотелось бы мне знать, есть ли у тебя какой-нибудь скелет в шкафу — например, не испытываешь ли ты до сих пор влечения к ее сестре? Или не фантазируешь ли о сексе с ними обеими?

Я улыбнулся.

— Да нет. Возможно, такая мысль посещала меня раз или два, но не более того.

— Да, потому что ты говоришь о настоящей любви, — продолжал Эрнан. — И если мне трудно найти разницу между двумя любыми женщинами, то ты можешь не моргнув глазом различить двух женщин, которые, насколько я понимаю, похожи как две капли воды. Ты спал с ними обеими. За одну из них ты готов умереть, а вторая тебя не интересует. Звучит как-то фантастично.

— Но тем не менее так оно и есть. Они не одинаковые. Они совершенно не похожи.

— Хорошо. Расскажи, что ты переживаешь, как сам относишься к своей ревности. Ты можешь понять ее причину? Чего именно ты боишься?

Я немного подумал над вопросом, а потом повторил то, что уже однажды говорил Миранде: