Разведывательно-диверсионная группа. «Мулла» и «Бай» - Андрей Негривода

«…Нет, сука!.. Не жить тебе, мразь! Не отпущу! Пусть мальчишки посмотрят, кто их убивает…»

И Андрей выстрелил ещё раз, разбивая пулей ещё здоровую кисть левой руки… Всё! Теперь уже и она хотела умереть, но не могла. Пока не могла, и прекрасно об этом знала — от таких ранений не умирают…

А цепь солдатиков приближалась…

Вот какой-то сержант наткнулся на разбитую винтовку «кукушки» и увидел на траве кровавые пятна. Подошедший к нему офицер понял всё с полувзгляда. А ещё через минуту они нашли девушку. Кто-то из солдатиков со всего маху врезал ей носком сапога под рёбра, к нему присоединился ещё один, и ещё… Её били и втаптывали в траву минуты две, а потом подхватили под руки-ноги и потащили к колонне. Потом, бросив на дорогу, опять били, пока к этой беснующейся толпе не подошел майор, видимо, он-то и был командиром этой колонны.

Девушку посадили, оперев спиной на колесо подстреленного ей «Урала», и майор что-то стал её спрашивать.

На неё было страшно смотреть. Лицо под армейскими кирзачами превратилось в кровавую маску. Маскировочный комбинезон разорван в клочья…

И только теперь Филин понял, что вызывало такую ярость солдат… Сквозь разорванные штанины виднелись окровавленные, дырявые… Белые колготки! Наверное, и эти солдатики знали этот знак… Майор стоял над девушкой и что-то говорил, тыча пальцем в приклад её «СВД», в то место, где она делала зарубки…

Но «кукушка» горящим взглядом смотрела прямо на Андрея. А может, это ему казалось…

Ей было страшно умирать. Страшно умирать именно так. И она взглядом молила о смерти, которую ей никто на дороге не подарил бы. И Филин сжалился. Он дрогнул сердцем, но не душой.

«…Ладно, сука! Пожалею тебя. Помни мою доброту, когда на тучке получишь жилплощадь!..»

Он положил свою последнюю пулю точно в центр лба, как будто поставил свой последний автограф…

Солдатики дернулись было к своим автоматам, но властный жест майора их остановил…

Он-то уже понял, что работал какой-то секретный спецназ.

А Андрей всё смотрел и смотрел на эту девушку сквозь прицел…

… — Всё, командир, ты отомстил… — тихо проговорил наушник.

— Бай?..

— Я, Филин.

— Ты здесь?..

— Я всё время был здесь — в горах один не ходит…

— И не объявился?..

— Я тебя понял, командир, и не хотел мешать… Месть за братишек — это святое…

— Спасибо, Бай…

— Пойдём, Андрей. Идти далеко, а времени до встречи с Медведем немного.

— Пошли, Алишер…

Филин покинул свою «лёжку» и через три минуты в «зелёнке» его встретил Бай. Нужно было поторапливаться…

Август 2008 г. Одесса…

«Друзья-однополчане»…

«…Да! Бай!.. Это был один из лучших снайперов на весь Отряд!..»

Андрей то выходил на балкон, то заходил обратно, прячась от жары, стоявшей этим августом в Одессе…

Отвыкать стал уже, наверное, этот совсем немного, совсем чуть-чуть состарившийся вояка от жары… А раньше… Что такое было для него «плюс 32»? Так, ерунда!!! Двадцать лет назад…

«…Как там про Бая наш Бык говорил? — Филин вспоминал слова старого инструктора Отряда по снайперской подготовке, старшего прапорщика Островского. — Что Алишер немного иезуит?..»

Весь август Филин, Ганс и Бай «учились стрелять», как говорил Бык… Вообще, этот суровый прапорщик, самый старший в отряде по возрасту, даже Батя иногда его называл Дед, а Островский, не признающий никаких авторитетов, больше никому этого не позволял, оказался настоящим мастером своего дела и, что довольно редко в армии, терпеливым учителем.

По секрету Бай рассказал ребятам, что сталкивался с Быком на своей прежней службе в ГРУ, и уже тогда о нем ходили легенды: Ангола, Мозамбик, Панама и, кажется, даже Вьетнам и Северная Корея… Узнать что-либо точнее было невозможно — Бык был молчалив как гранитный утёс. Всего-то один раз Филину удалось увидеть наградные планки, даже не сами награды(!), на кителе Быка и Андрей понял, у какого «зубра» ему довелось учиться: там были практически все ордена и медали Советской Армии, а некоторых и по два — всего шестнадцать боевых наград!..

Этот суровый мужчина знал цену жизни!

А учить Бык умел хорошо, доходчиво, с пояснениями и примерами, видимо, из личного опыта. Какие только упражнения не выполняли ребята, тут тебе стрельба и на вспышку, и на звук, и по быстродвижущейся мишени, и по мишени за укрытием с использованием рикошета, и отражение внезапного нападения с тыла… Да чему только не учил их Бык!..

И всегда на первом месте стояла маскировка. Маскировка абсолютно всего: места «лёжки»,[42] мест привалов, личных испражнений, следов отхода с позиции…

«…Снайпер не сапёр — может и не отработать «объект», всякое случается, то информация не сработала, то помешало чего… — рассказывал бывало Бык ребятам на редких передышках. — Это не самое страшное. Но если снайпера обнаружат, то ли на «лёжке», то ли его следы, тогда всё — нигде и никогда пойманного снайпера не оставляли в живых. Не любят нас, ребята. И чем выше класс, тем больше не любят… Учитесь, пока есть возможность учиться, потом шанса может и не быть…»

И они учились. На совесть…

И к концу курса у каждого выработался, как и обещал Бык, свой почерк как снайпера… Ганс, например, всегда попадал в мишень точно над левой бровью… Бай укладывал свои пули почему-то за ухо или в позвоночник под основание черепа. Ну а Филин наловчился за одну секунду выстреливать дважды(!!!): в переносицу и правый глаз…

Как-то в самом конце курса Островский сделал перерыв и усадил ребят напротив себя:

— Ну что, голуби мои, кажется мне, что стрелять вы научились. Да вы и сами видите — другой уровень. Хотя…

Ответом Быку были дружные кивки головой.

— Даже почерк у каждого появился свой, а это уже класс… Ну а кто мне сможет объяснить, почему вы, каждый из вас, выбрал именно эту точку для поражения «объекта»?

— Мне так удобно… — произнёс Ганс неопределённо.

— А у меня как-то само собой… — ответил Филин.

— Ну а ты, Бай? — спросил Бык.

— Не знаю. Само как-то… — пожал плечами Бай.

— А вот я, голуби, могу, например, по характеру ранения определить темперамент снайпера и его примерно, конечно, национальную принадлежность…

— Ну, это уж совсем что-то такое нереальное, товарищ старший прапорщик! — усомнился Филин.

— Да нет, Андрей. Все реально. Хотите, объясню?

— Конечно!

— Ладно. В принципе, снайпер должен быть флегматиком, иначе ждать на «лёжке» будет очень тяжело, но даже флегматики бывают разные… Ну вот, чтобы не ходить далеко, разберём вас и ваши почерки… Ганс у нас латыш, и то, куда стреляет он, полностью объяснимо — всем известно об обстоятельности и пунктуальности прибалтов и немцев! Они не любят неожиданностей и всё делают на совесть! Вот отсюда и левая бровь — мгновенная смерть «объекта» обеспечивается на все 100!..

Бык посмотрел на ребят, которые слушали, разинув рты.

— Бай — таджик… Южная, азиатская, горячая кровь!.. Вековые устои во всём, а особенно в отношении к своему врагу!.. Вот и стреляет он по-восточному, в полном соответствии со своими традициями: результат тоже стопроцентный, но смерть наступает через 3–4 секунды… Ты, Алишер, по-восточному, даёшь время «объекту» понять, что он уже умер, и испугаться… Ты, Бай, настоящий азиатский «иезуит»…

У Бая «отвалилась» челюсть:

— Но как ты узнал, Бык? Я даже не думал об этом, просто мне так нравилось! Как?

— Это, ребятки, психология войны… И опыт… Своего врага нужно знать и понимать больше, чем он сам себя понимает, тогда выживешь…

И они поняли тогда, что они ещё ничего, или почти ничего, не знают!..

И учителем им теперь будет сама жизнь!..

Долгая или короткая, как кому повезёт…

…16 августа 2008 г. …

…На Андрея сегодня раз за разом накатывали волны воспоминаний…

Видимо, зацепились какие-то струнки в душе…

«…Алишер, когда я его узнал, тогда, в 88-м, был уже женат… И уже имел маленького сына… Назвал его в честь деда Муллы — Саттар… А вот сам Абдулло… Многим казалось, что он так никогда и не женится, наш „священник“-философ!.. — Андрей улыбнулся и опять прошёлся по комнате родительской „хрущёвки“ в раздумьях-воспоминаниях. — Да так, наверное, и было бы!.. Если бы не случай!.. Или это была судьба?!! Как говорится: „Не было бы счастья, да несчастье помогло!“… Да-а!.. То наше задание в Ферганской долине, а всё больше в окружающих её горах, запомнилось всем и очень надолго!..[43] А уж мне-то — особенно!..»

…Транспортные Илы «Витязя» поднялись в небо в 20.00, 19 января…