Унесенные войной - Кристиан Синьол

— Сядь, — сказал он Марианне, которая, несмотря на совет Матье, часто ела стоя, никак не решаясь отказаться от этой привычки прислуживать мужчинам, как она делала с детства. Она неуверенно села возле него.

— Я подумала, что это лучшее, что могло с нами произойти.

— Я тоже так считаю, — согласился Матье. — Может, мне выпадет счастье увидеть внука перед смертью.

— Конечно, — ответила она, — и все начнется заново.

Они закончили ужин в тишине, затем Матье поднялся и позвал:

— Пойдем.

Марианна быстро убрала со стола, положила приборы в промывочный бак, служивший ей мойкой, затем присоединилась к нему и взяла его под руку. Снаружи стояла синяя ночь, густая, как бархат. Пение сверчков словно делало воздух еще насыщеннее. Звезды были совсем близко: казалось, их можно достать рукой.

— Думаешь, он нас видит? — спросил Матье.

Марианна поняла, что он говорит о Викторе.

— Надеюсь, — ответила она.

— Я бы хотел, чтобы в назначенный час он смог увидеть, как женится его брат, — добавил Матье взволнованно. — Мне кажется, он бы радовался не меньше нас.

— Да, — подтвердила Марианна. — В этот день он тоже будет радоваться.

По окончании бесконечного семестра в лицее Эдмон-Перриер Пьера приняли на первый курс бакалаврата с поздравлениями совета преподавателей. Его незаурядный талант был особенно силен в сфере математики, но хорошие отметки он получал по всем предметам, к великой радости Шарля и Матильды, мечтавших о большом будущем для сына. Жак же решил поступать в технический лицей. Но в начале этого лета все думали не об учебе, а о каникулах. Их предполагалось провести в Пюльубьере, как и обычно, в этом плоскогорном районе, знакомом им с ранних лет, куда каждый год их семья направлялась с одинаковым удовольствием.

Хоть Пьер и помогал в покосе и молотьбе, у него оставалось еще много времени, чтобы гулять по деревне, и больше не пешком, а на велосипеде, подаренном ему по случаю успешной аттестации. Он ненадолго оставлял Жака и их обычные забавы, чтобы съездить в Сен-Винсен, где было больше подростков, чем в их пустеющей деревне. Там он познакомился с мальчиками и девочками своего возраста, проводил с ними все дни за беседами и прогулками. Они уходили в лес, где играли, как будто потерялись, спускались в овраги, ведущие к берегам Дордони, и ее воды иногда отражали лучи солнца, такие яркие, что им удавалось заметить эти искры издалека. Однажды пришел день, когда Пьер остался один на один с Кристель, дочерью пекаря из Сен-Винсена, шестнадцатилетней, как и он, девушкой с темными волосами и глазами, дикой и свободной, как ветер, без остановки петляющей по самым извилистым дорожкам в самой чаще леса.

Тогда они в изнеможении присели на мох вдали от тропинки, под огромными буковыми деревьями. Лес вокруг часто дышал, задыхаясь под жаркими летними лучами. Но под деревьями, к счастью, было прохладно. И Пьер вдруг почувствовал сильное волнение от того, что был сейчас рядом с этой девочкой в одежде без рукавов, с золотистыми загорелыми плечами, подчеркнутыми еще более короткой стрижкой, не скрывающей нескольких капелек пота, выступивших на тонкой шее. Кристель тоже была взволнована, Пьер заметил это, из-за близости мальчика, ведь он был менее чем в двадцати сантиметрах от нее. Слегка опустив голову, она ворошила веточкой мох, притворяясь, что живо интересуется червячками и жуками, копошащимися в нем. Пьер ничего не знал о девочках, об их мечтах и секретах, кроме того, что приходилось слышать в лицее и что совсем не украшало его собственных представлений. Нашептываемые на занятиях истории, слишком грубые, мало походили на его собственные надежды, и он инстинктивно не воспринимал их как правдивые.

Но на изолированной от всего мира лесной поляне Пьер, не робея, положил руку на едва вздрогнувшие плечи. Кристель ничего не сказала, продолжая ворошить мох с надутым видом, но не выражала протеста. Тогда Пьер обнял ее за плечи, насколько позволяла рука, прижал ее к себе, и вдруг девушка неожиданно подняла к нему лицо с закрытыми глазами и приоткрытым ртом. Пьер склонился над ней и поцеловал. Она пахла мукой и свежей выпечкой. Даже если это и продлилось только мгновение, он знал, что этот миг станет для него незабываемым, так же как и этот лес, и запах деревьев навсегда оставят в его памяти воспоминание об этой прекрасной девочке.

Как только их губы разъединились, Кристель, в полном смущении, немного отодвинулась от юноши, оставаясь для него все такой же непонятной. Она поднялась и отправилась в путь. Пьеру больше ничего и не требовалось. Он только что узнал нечто намного более значительнее, чем то, с чем встречался раньше, и красота, серьезность этого новшества его немного пугали. Ему нужно было свыкнуться с новыми ощущениями. И ей, несомненно, тоже, потому что она шла впереди, не оборачивалась, но и дожидалась его в то же время, наслаждаясь его присутствием и не одаривая его больше ничем, кроме разве что негласного обещания, о котором он догадывался.

Пьер почти не удивился, когда они быстро вышли на дорогу к дому, и спрашивал себя, а не специально ли завела она его так далеко, чтобы сделать вид, что они заблудились, но тут же отогнал эту недостойную мысль. Неожиданно они услышали крики впереди на дороге. Их разыскивали остальные. Однако прежде чем показаться из чащи, Пьер задержал Кристель за руку, и она не сопротивлялась. Они оказались лицом к лицу, и он на миг поймал ее взволнованный взгляд. Она позволила обнять себя, положила голову ему на плечо, затем очень быстро отстранилась и побежала прочь.

Выйдя на дорогу, она снова стала спокойной, но Пьер никак не мог совладать с собой. Ему казалось, что друзья странно на него посматривают. И в этом не было ничего удивительного, ведь он сильно изменился. После долгого молчания они продолжили путь. Даже в тени их дорогу, как казалось Пьеру, озарял свет. В этот незабываемый полдень поездка на велосипеде в Сен-Винсен казалась ему полетом. Кристель крутила педали впереди него, и он смотрел на ее развевающееся над коленями платье, на слегка покачивающиеся плечи цвета абрикоса, представлял ее губы, тающие от прикосновения его губ, и чувствовал, как в груди колотилось обезумевшее сердце.

Они расстались на площади Сен-Винсена, договорившись встретиться завтра в то же время, и Пьер поехал обратно в направлении к Пюльубьеру, в тени старых деревьев, дававших, как всегда в этот час, приятную прохладу, несмотря на стоявшую жару.

Ему казалось, что все было сном. Вправду ли держал он ее в своих руках? Он помнил ее аромат, ее запрокинутое лицо, нежность ее губ. Пьер ненадолго остановился на дороге, присел, чтобы поразмыслить о происшедшем, о событиях, как ему казалось, отпечатавшихся на его лице. Невозможно было скрыть от родителей и брата недавнее событие. Как утаить этот странный, изменивший его трепет? Он сколько мог задерживал свое возвращение, даже опоздал на ужин, и смущение его достигло предела, когда он сел напротив отца с матерью, хоть они и не задали ему ни одного вопроса.

К тому же отец продолжил прерванную беседу с Жаком, но Пьер чувствовал на себе взгляд матери и ел не поднимая головы. Он всегда был ближе к Матильде, чем к Шарлю. Так близок, что уже год чувствовал, что с матерью произошли какие-то болезненные изменения, будто случилось что-то очень серьезное, в чем она не решалась признаться. Пьер вспоминал декабрьские воскресенья и рождественские каникулы, когда она подолгу закрывалась в своей комнате, ее натянутые улыбки, тяжелое молчание, так не свойственное ей. Он пытался спрашивать ее, но она оставалась далекой, недоступной, в противоположность своим привычкам, и он очень переживал за нее. Сегодня взгляд, обращенный на него, стал таким, как прежде, но Пьер еще задавался вопросом о тех днях, неделях, когда ей пришлось так сильно страдать.

Он не решился заговорить в тот вечер, и мать также не задавала ему вопросов. Она догадалась. На следующее утро, когда Пьер доедал свой завтрак, а Жак и Шарль уже ушли, она мягко, с доброй улыбкой, напомнившей, что рядом с ним всегда была его сильная и внимательная мать, спросила:

— Как же ее зовут?

Он почти не таился.

— Кристель, — выпалил Пьер одним махом.

— Она красивая?

— Еще какая!

Это был и весь их разговор, но его было достаточно, чтобы Пьер понял, что временно разорванная связь с матерью была восстановлена, стала такой же прочной и ему можно было вновь ездить в лес, даже если его ждали там новые свидания.

И они не заставили себя ждать. Их компания быстро поняла, что к чему. Они вместе уезжали по тенистой дороге, но останавливались на заросших папоротником тропинках, глубоко уходивших в чащу леса, и оставляли Пьера и Кристель вдвоем. Она была уже не такой нелюдимой, понемногу поддавалась приручению, но все еще была далекой. Он с большим трудом добился от нее причин такого поведения.