Миссис Марч - Вирджиния Фейто

убийца восхищался ими перед тем, как ее изнасиловать. Внутри миссис Марч стало нарастать забытое ощущение – возбуждение. Она сразу же почувствовала себя виноватой, как в подростковом возрасте, когда исследовала свое тело в ванне. С тех пор у нее в сознании закрепилось чувство вины после таких действий, и теперь оно жгло ее изнутри. Когда она впервые это сделала, она представляла, что за ней наблюдает Кики и осуждает ее за это. В конце концов она покончила с Кики раз и навсегда, это случилось зимой после того странного лета в Кадисе. Когда в тот вечер Кики залезла в ванну, миссис Марч почувствовала, как ее охватила ярость, а за яростью пришло отчаяние. Она умоляла Кики уйти и никогда больше не возвращаться, но упрямая Кики отказалась. Миссис Марч в гневе потянулась руками к горлу Кики и сдавила его так сильно, что ногти воткнулись в ладони, руки дрожали, сотрясая воздух, словно это Кики боролась за жизнь. Когда ее воображаемая подруга погрузилась под воду, она представила ее безвольно висящую шею и побелевшие глаза. Она почувствовала удовлетворение, вытащила пробку, чтобы слить воду – и вода закружилась, уходя в сливную трубу, и забрала Кики с собой.

Она пила вино, пьянела все сильнее, бокал опасно балансировал на краю ванны, и она чувствовала что-то сразу же за полем своего зрения. Она посмотрела налево, не двигая головой, и увидела обнаженную женщину, которая стояла рядом с ванной. Миссис Марч схватилась за край ванны, повернула голову и увидела, что она сама смотрит на себя сверху вниз. Миссис Марч попыталась удержать взгляд своего двойника, желая установить с ним связь, но тут ее двойник перекинул ногу через край ванны и проскользнул внутрь, и там неотрывно уставился на миссис Марч. Тогда она поняла, что это, вероятно, сон. Женщина, которая была ею, смотрела на нее вопросительно, затем склонилась вперед, ее слишком темные, слишком большие соски коснулись поверхности воды, она протянула руки вперед, к миссис Марч, ее пальцы что-то искали. Потом она опустила пальцы под воду, и миссис Марч увидела, как они приближаются к ней меж ее раздвинутых ног.

– Не надо, – сказала она.

Она проснулась в чуть теплой воде, покрытой жирной пленкой. Над ней стоял Джонатан, одетый в костюм медведя.

– Ты умерла, мама? – спросил он.

Она попыталась улыбнуться, но ее губы высохли от вина, по ним пошли болезненные трещины.

– Мама только заснула, – ответила она. – Почему бы тебе не пойти поиграть?

– Мне давно пора спать.

Она подняла голову, посмотрела на маленькое окошко над ванной и увидела, что уже стемнело. А разве уже не было темно, когда она только наполнила ванну?

– Конечно, пора, – сказала она. – Но тогда почему ты не спишь?

– Мне приснился кошмарный сон.

– Возвращайся в кровать.

– Я могу сегодня ночью поспать в твоей кровати?

– Ты уже слишком большой для этого. Ты сам знаешь.

Она ждала, пока Джонатан молча спорил с собой. Она не могла пошевелиться, тогда растворилась бы оставшаяся пена, и он увидел бы ее грудь. Она не могла вспомнить, когда он в последний раз видел ее обнаженной. Она не думала, что вообще когда-либо видел. Она сама только один раз видела свою мать голой, и очень четко это помнила. Черные, густые, жесткие волосы между ног матери, когда та сидела на унитазе перед юной миссис Марч, и была абсолютно спокойна – необъяснимо, ведь обнаженное тело считалось неприличным у них дома.

– Мама… – заговорил Джонатан и стал тереть глаза, его темные густые ресницы спутались во время сна. – Я не могу найти тетю внутри другой тети.

– Ты о чем? – с беспокойством спросила миссис Марч.

– Тетю внутри другой тети… – повторил Джонатан. – Ну, ты знаешь. Русскую!

– О! – с облегчением воскликнула миссис Марч. Он имел в виду коллекцию деревянных матрешек ее матери. – Ты копался в моих вещах? Ты же знаешь, что тебе это запрещается.

– Я не смог ее найти… Последнюю, самую маленькую.

В детстве миссис Марч сама тайно играла с этими матрешками. Она любила их открывать, откручивая верх, чтобы увидеть внутри уменьшенные копии. Иногда она заменяла самую последнюю – самую маленькую и меньше всего раскрашенную – каким-то другим предметом. Например, свернутым листком бумаги с каракулями, пешкой из слоновой кости из шахмат или одним из ее собственных молочных зубов. Она считала великолепным то, что у ее матери вообще имелись эти куколки. Об этом можно было рассказывать. Наконец нашлось что-то, что могло бы их как-то связать – ведь она понимала интерес матери к матрешкам. Но мать, обнаружив, что она с ними играла, отругала ее и переставила матрешек на самую высокую полку над комодом у себя в спальне. У матрешек появилась аура недоступности, что и побудило миссис Марч забрать их себе после того, как мать отправили в Бетесду, а из квартиры все вывезли.

Когда Джонатан наконец вышел из ванной комнаты после долгих убеждений и уговоров, а в конце концов и угрозы наказания, миссис Марч встала и вытащила пробку. Она сидела в неудобной позе, вода остыла. Теперь вода утекала не только из ванны, но и с ее тела, тонкой струйкой катилась у нее между ног.

* * *

Она приняла фитотаблетки, которые помогали в других случаях, но на этот раз они не сработали. Сон не шел.

Она встала с кровати, натянула носки, взяла халат и отправилась в гостиную. Комната освещалась мягким светом уличных фонарей, была погружена в тишину, которую нарушали только время от времени проезжавшие по улице внизу машины.

Много лет назад, во время поездки в Венецию, Джордж подарил миссис Марч странную маску – с длинным клювом, подобную тем, которые носили чумные доктора. Только эта маска была выкрашена в ярко-желтый цвет, вокруг прорезей для глаз – белые и золотистые перья, от чего она еще больше напоминала птицу. Эта маска вызывала у миссис Марч сильное беспокойство, и она спрятала ее на высокую полку, среди старых туристических проспектов, которые там валялись не одно десятилетие. Теперь она залезла на стул и стала вслепую шарить рукой в поисках маски. Стоило ей к ней прикоснуться, как она ее сразу же узнала.

Она принялась бесцельно ходить по квартире, дыхание казалось горячим и громким внутри маски, миссис Марч быстро приспособилась к маленьким прорезям для глаз. В детстве, когда она не могла спать, она не осмеливалась вот так ходить по родительскому дому. Среди ночи гостиная ее родителей с жесткими диванами и тяжелым кофейным столиком казалась опасной, вызывала страх и отталкивала.

Она зашла в столовую, провела рукой по столу, потом пальцем по висевшим на стене портретам. В одной из рам она заметила что-то серебряное, блестевшее на