Как любят мертвые - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- "мистер Мэйсон", пожалуйста! только мои друзья...
- вы что пытаетесь - ОБОСРАТЬ меня?
- слушайте, Бёркетт, вы настырный. настырность у вас выходит здорово. почему б вам не пойти швабрами торговать, или страховками, или чем-нибудь еще?
- а что с моими вещами не так?
- не получается быть настырным и писать одновременно. это мог только Хемингуэй, а потом даже он забыл, как писать надо.
- я в смысле, чувак, что тебе не нравится в моих вещах? в смысле, будь ОПРЕДЕЛЕННЕЕ! не надо мне тут говна никакого вешать про Хемингуэя, чувак!
- 1955.
- 1955? это в каком смысле?
- это в том смысле, что тогда вы были хороши, но иголку заело. вы до сих пор играете 1955 - снова и снова.
- черт, да жизнь есть жизнь, и я по-прежнему пишу о ЖИЗНИ, чувак! ничего другого нет! какого дьявола ты мне тут вешаешь?
Генри Мэйсон испустил долгий медленный вздох и откинулся на спинку. художники нестерпимо скучны. и близоруки. если у них получалось, они верили в собственное величие, сколь бы плохими они ни были. если у них не получалось, то виноват в этом кто-то другой. не потому, что у них нет таланта; сколько бы они ни воняли, они всегда верили в свой гений. они всегда могли предъявить Ван-Гога, Моцарта или пару дюжин других, кто сошел в могилу до того, как маленькие жопки им отлакировало Славой. однако, на каждого Моцарта приходилось 50.000 несносных идиотов, которые, не переставая, изрыгали гниль. только самые хорошие бросали игру - вроде Рембо или Россини.
Бёркетт закурил еще одну сигарету, снова держа перед собой горящую спичку, пока говорил:
- слушайте, вы же печатаете Буковски. а он оступился. вы же знаете, что он оступился. признай это, чувак! Буковски же оступился, а? правда?
- ну, оступился.
- он пишет ГОВНО!
- если говно продается, то мы будем его продавать. послушайте, мистер Бёркетт, мы - не единственное издательство. попробовали бы кого-нибудь другого? не принимайте наше суждение и всё.
Бёркетт встал.
- а толку-то, к чертям собачьим? вы все, парни, одинаковы! вам хорошая литература ни к чему! всему миру ни к чему НАСТОЯЩАЯ литература! да вы человека от мухи навозной отличить не сможете! потому что вы - дохлятина! ДОХЛЯТИНА, слышал? ВЫ ВСЕ, ПИЗДЮКИ, - ДОХЛЯТИНА! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ!
ИДИТЕ НА ХУЙ!
Бёркетт швырнул тлевшую сигарету на ковер, развернулся, подошел к двери, ГРОХНУЛ ею и исчез.
Генри Мэйсон поднялся, подобрал сигарету, положил ее в пепельницу, сел, зажег свою. с такой работой хрена лысого бросишь курить, подумал он. он откинулся на спинку кресла и затянулся: так радостно, что Бёркетт ушел, такие люди просто опасны - абсолютно безумны и злобны - особенно те, кто всегда пишут о ЛЮБВИ, или СЕКСЕ, или УЛУЧШЕНИИ МИРА. господи, господи. он выдохнул. задребезжал интерком.
он снял трубку.
- к вам некий мистер Эйнсуорт Хокли?
- чего ему надо? мы же отправили ему чек за ЗУД В ЯЙЦАХ И АТАСЫ В ОБЩАГЕ.
- он говорит, что у него есть новый рассказ.
- прекрасно. скажи ему, чтобы оставил у тебя.
- он говорит, что еще не написал его.
- ладно, пусть план оставит. я посмотрю.
- он говорит, что у него нет плана.
- так чего ж ему тогда надо?
- он хочет поговорить с вами лично.
- и ты не можешь от него отделаться?
- нет, он только таращится на мои ноги и скалится.
- так одерни же юбку, ради Христа!
- она слишком короткая.
- ладно. зови.
вошел Эйнсуорт Хокли.
- присаживайтесь, - сказал Мэйсон.
Хокли присел. затем подскочил. зажег сигару. Хокли носил с собой десятки сигар.
он боялся стать гомосексуалистом. то есть, он не знал, гомосексуалист он или нет, а поэтому постоянно курил сигары, считая, что это - по-мужски и динамично, но все равно сомневался, в каком он лагере. ему казалось, что женщины ему тоже нравятся. такая неразбериха.
- послушайте, - сказал Хокли. - я только что сосал 36-дюймовый ХУЙ!
гигантский!
- послушайте вы, Хокли, мы тут делом занимаемся. я только что от одного психа избавился. вам чего от меня надо?
- я хочу у вас отсосать ХУЙ у вас, чувак! ВОТ чего я хочу!
- я бы воздержался.
в комнате уже висел толстый слой сигарного смога. пыхал Хокли что надо. он вскочил с кресла. походил вокруг. сел. вскочил с кресла. походил вокруг.
- я, наверное, схожу с ума, - сказал Эйнсуорт Хокли. - я постоянно думаю о хуе. я раньше жил с этим 14-летним пареньком. огромный ХУЙ! господи. ОГРОМНЫЙ!
он однажды его прямо у меня перед носом отбил, никогда этого не забуду! а когда я учился в колледже, там все эти парни по раздевалке ходили, типа крутые такие, знаете? а у одного ЯЙЦА висели до самых КОЛЕН! мы, бывало, звали его ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ. так вот, когда ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ кончал, крошка, это был пиздец ВСЕМУ!
как взбитая сметана из пожарного крана хлестала! а когда эта штука высыхала...
чувак, по утрам ему приходилось простыню бейсбольной битой выколачивать, шелупонь стряхивать прежде, чем в прачечную отдавать...
- вы сумасшедший, Эйнсуорт.
- я знаю, я знаю, я вам про то же САМОЕ! хотите сигару?
Хокли ткнул ему сигарой прямо в рот.
- нет-нет, спасибо.
- может, вам хочется у МЕНЯ хуй отсосать?
- ни малейшего желания. ладно, чего вы хотите?
- у меня есть идея такого рассказа, чувак.
- хорошо. напишите его.
- нет, я хочу, чтобы вы послушали.
Мэйсон промолчал.
- ладно, - сказал Хокли. - вот она.
он забегал вокруг, пуляясь дымом.
- космический корабль, понимаете? 2 парня, 4 тетки и компьютер. и вот они рассекают по открытому космосу, понятно? дни, недели проходят. 2 парня, 4 тетки, компьютер. у теток уже все аж чешется. им хочется, понимаете? понятно?
- понятно.
- но знаете, что происходит?