Неотразимая герцогиня - Бертрис Смолл

— Хочешь посмотреть, какой я? — неожиданно спросил он и, прежде чем она успела ответить, откинул покрывало и лег на спину.

Любопытство взяло верх, и Аллегра принялась беззастенчиво изучать стройное тело мужа. Она уже знала, что его плечи и грудь широки, потому что даже одетый он казался настоящим великаном. Торс был покрыт негустой растительностью. Ее взгляд следовал за тонкой линией черных волосков, сбегающей по животу к треугольнику упругих завитков между мускулистыми бедрами. Аллегра тихо охнула, но не смогла отвести взгляда от соблазнительного зрелища.

— Мой брат был не таким мощным, — откровенно призналась она. — Я часто подглядывала за ним и его приятелями, когда те сравнивали свои достоинства.

Получив ответ на невысказанный вопрос, герцог облегченно прикрыл глаза.

— Ступни у тебя большие.

Он кивнул.

— Но узкие. А ноги и руки волосатые. Насколько я помню, у Джеймса Люсиана волос не было.

— У каждого мужчины есть свои особенности, — объяснил он, — как и у женщины.

— Наверное, ты тоже хочешь меня увидеть, — осенило Аллегру. Последовав его примеру, она откинула покрывало со своей стороны. — Надеюсь, я окажусь не хуже тех женщин, которых ты знал.

— Куда лучше, — заверил он и, наклонившись, лизнул ее сосок.

— О Боже! — снова охнула она. Его прикосновение воспламеняло. Темная голова на фоне ее молочно-белой кожи сводила с ума. Не в силах сдержаться, она зарылась пальцами в его волосы. — О-о-о…

Его губы сомкнулись на ее соске и втянули его в рот.

— «О-о-о» — это хорошо или плохо? — лукаво осведомился он, поднимая голову и пронзая Аллегру взглядом серебристых глаз.

— Хорошо, — прошептала она, краснея и боясь взглянуть на него.

— Ты очень храбрая, Аллегра, — с усмешкой заверил он.

— А ты очень добр.

— У тебя восхитительные грудки, дорогая, они словно маленькие бархатистые персики, спелые и истекающие сладким соком. Я хочу их ласкать. Ты мне позволишь, Аллегра?

— Да, — выдохнула она. — Мне нравятся твои прикосновения.

— Настанет момент, когда я, окончательно опьяненный твоей прелестью, больше не стану спрашивать твоего разрешения, сердце мое. Но ты не должна бояться, я тебя не обижу.

— Но ты войдешь в меня?

— Да.

— Это очень больно? Сирена сказала, что в первый раз будет больно, — призналась Аллегра, хотя щеки ее пылали огнем.

— Сирена права, но я обещаю, что буду нежен и осторожен.

— Х-хорошо, сэр, я готова. Пора избавиться от этой надоевшей невинности, чтобы ты мог насладиться мной. Мне говорили, что мужчины не могут не трахаться!

Теперь настала очередь Куинтона задохнуться от изумления. Ну и ну! Большинство новобрачных на месте Аллегры постеснялись бы слово вымолвить и перепугались бы до полусмерти. Аллегра же довольно быстро пришла в себя и даже…

Ни одна воспитанная дама не посмела бы употребить столь вульгарное слово. Просто у них язык бы не повернулся.

— Верно, — согласился он, — но и женщинам такое занятие тоже по душе. Поверь, они могут быть так же пылки, как и мужчины.

— Неужели? — удивилась Аллегра. — Что же, сэр, пора приниматься за дело. Надеюсь, вы во всеоружии?

На этот раз он не сумел сдержаться и раскатился смехом — Аллегра, Аллегра! Твоя невинность очаровательна, но страсть нельзя покорить чьей-то воле. Начало было прекрасным, но твои вопросы сбили мой настрой. Прошу тебя немного помолчать и позволить мне вести тебя по дороге Эроса к наслаждению. Не могу дождаться, когда овладею тобой.

Он приподнял ее лицо и стал целовать вишневые губы, сначала нежно, потом со все возрастающим пылом. Опрокинув Аллегру на подушки, он пробормотал.

— Ты чересчур разговорчива, кошечка, но сейчас не время для расспросов. Надеюсь, ты согласна со мной в этом?

Он шутя чмокнул ее в кончик носа.

— Но… но… — слабо возразила она, — у меня есть вопросы, сэр.

— На которые ты получишь ответ. В свое время.

Куинтон призывно лизнул мочку ее уха и осторожно подул.

— Мне нравится вкус твоей кожи, Аллегра, — признался он, скользя губами по ее шее к плечу.

— А что делать мне? — взмолилась она.

— Ничего, дорогая, лежи спокойно, следуй своим инстинктам и позволь мне любить тебя. Никто, кроме меня, не касался тебя, радость моя. И никто не коснется. — Его спокойный до сих пор голос внезапно стал почти грубым. — Ты моя, и только моя!

Его слова вызвали у нее дрожь возбуждения. Аллегра напряглась, когда его язык стал лизать напряженную колонну ее горла Он рассыпал поцелуи по ее груди. Маленькие холмики затвердели, соски заныли, но это была приятная боль. Мучительно-приятная. Куинтон сжал ее левую руку, а правой она очень медленно гладила его по спине, пока не спустилась к бедрам и ягодицам. Аллегра в жизни не думала, что отважится на такую дерзость. Она снова подняла руку и провела пальцами по его затылку.

Какой бы робкой ни была ее ласка, она воспламенила Куинтона. Он порывисто подмял жену под себя и снова стал осыпать поцелуями ее упругое нежное тело. Потом сжал ее запястья и поднял обе руки над ее темной головкой. Его язык ворвался в крепость ее рта, лаская и сплетаясь с ее языком. Его плоть была каменно-твердой и настойчиво прижималась к ее бедру.

— Откройся мне, Аллегра, — тихо пробормотал он. — Я хочу тебя, дорогая. Безумно хочу!

Аллегра затрепетала. Сейчас он посвятит ее в тайны Венеры и Эроса!

Она нерешительно развела ноги. Сердце рвалось у нее из груди. Она, кажется, потеряла дар речи!

Большая ладонь легла на ее венерин холмик и слегка сжала его. Куинтон понимал, что девушка со страхом ждет решающего момента, но ему требовалось еще несколько минут.

Он медленно раздвинул розовые лепестки ее плоти и всмотрелся в бутон любви, коралловый и влажный. Она и в самом деле совершенство! Как бы сильно он ни желал отведать ее пьянящий вкус, но сейчас не время для смелых ласк.

Продолжая держать створки раскрытыми, он коснулся крохотной горошины пальцем и стал осторожно потирать ее.

Аллегра тихо вскрикнула и дернулась. На розовой плоти выступили первые жемчужные капли любовной влаги.

— Ты так прекрасна, Аллегра! — едва слышно простонал Куинтон, улыбнувшись, когда она крепко зажмурилась и покраснела. Подавшись вперед, он поцеловал ее, готовясь к нежной атаке на ее невинность. Она ощутила, как кончик копья прижимается к ее самому интимному месту и входит в медленно поддающуюся плоть. Оказавшись в ней, Куинтон прижался к ее губам и одним сильным рывком проник в самую глубину ее естества. Острая боль пронзила ее раскаленным прутом. Аллегра забилась, закричала, из ее глаз хлынули слезы. Она не могла говорить. Не могла дышать. Но боль вдруг ослабела так же внезапно, как и началась, и ушла, оставив лишь легкие отголоски, напоминавшие о себе с каждым энергичным движением Куинтона.