Один раз в миллениум - Чингиз Абдулаев

— Вы странный человек, — вздохнула она, протягивая ему руку, — наверное, с вами очень интересно.

Признаюсь, я немного позавидовала вашей жене. Но не очень сильно. Учитывая ваше одиночество. Прощайте, наш духовный Робинзон.

Она протянула ему руку. Он пожал ее на прощание.

— Надеюсь, что до завтра ничего не произойдет, — сказала Линовицкая, направляясь к подъезд.

Он подождал, пока она войдет в дом. Дверь за ней закрылась. Расплатившись с водителем, Дронго повернул в сторону своего дома. Как она его назвала? Духовный Робинзон. Наверное, она права. Он не сумел остаться романтиком, как Халупович. Когда-то, много лет назад, он был чем-то похож на Эдуарда Леонидовича. Интересно, если бы он попытался повторить экстравагантную выходку Халуповича, то кого бы он пригласил? В жизни Дронго было много женщин. И встречи с некоторыми из них запомнились надолго, иногда на всю жизнь. Но решиться на такое… Халупович был не просто романтиком, но еще и смелым человеком. Попытаться повернуть вспять время, вспомнить молодость, вытащить из небытия женщин, с которыми был знаком много лет назад… Для этого нужна была решительность.

Дронго вдруг услышал шаги за спиной. Он обернулся, чтобы пропустить спешившего. И увидел, что к нему подбегает Линовицкая.

— Я знала, что вы отпустите машину, — произнесла она чуть задыхаясь. На лице была виноватая улыбка. — Извините меня, что я вам надоедаю. Но дело в том, что я тоже живу одна…

Дронго взглянул на нее. Иногда в таких случаях лучше молчать, отдавая инициативу женщине.

— Я понимаю, что это не очень красиво, — упрямо сказала Линовицкая. — Но, может быть, мы поднимемся ко мне? Я могла бы предложить вам чашку кофе. Хотя бы в благодарность за то, что вы меня проводили.

Если сейчас он откажется, она не просто обидится. При ее профессии она замкнется в себе, превращаясь в стерву, какой стала Оксана Григорьевна. Он помедлил с ответом несколько секунд.

— Если вы не хотите… — вспылила она.

— Не нужно ничего говорить, — решительно сказал Дронго. — Идемте быстрее, иначе замерзнем. Кажется, стало еще холоднее. Только договоримся: вместо кофе вы нальете мне горячего чаю. Я больше люблю чай.

Глава двадцать третья

Это был подъезд обычного девятиэтажного дома. Двери запирались на кодовый замок, но очевидно, сюда иногда все же проникали бомжи и кошки. На лестнице стоял характерный запах. Они вошли в лифт. Женщина нажала на цифру «9». Пока они поднимались, она неожиданно спросила:

— Вы не боитесь?

— Держусь изо всех сил, — пошутил он.

На площадке девятого этажа они вышли из лифта. Открыв дверь, она вошла первой.

Каждая квартира имеет индивидуальный, неповторимый запах. Если в ней живут кошки или собаки, то их присутствие обязательно наложится на другие запахи. Если есть маленькие дети, то будет пахнуть детской присыпкой, молоком и еще чем-то сладковатым. Если есть мужчина, то в квартире воцарится устойчивый запах сигарет, терпкого пота, острой еды. В некоторых домах превалирует запах парфюма, перебивая другие ароматы. Есть квартиры, где постоянно пахнет жареным луком, обедом, тушеным мясом, где запахи еды въедаются во все предметы обихода. Словом, у каждого жилища есть неповторимый запах. В квартире Линовицкой пахло свежестью, слабым ароматом лаванды и хорошим кофе, который был, очевидно, любимым напитком хозяйки.

— Раздевайтесь, — она показала на вешалку.

В небольшой двухкомнатной квартире все было устроено целесообразно и уютно. Одна комната была отдана под гостиную, в другой, очевидно, находилась ее спальная и библиотека. Комнаты были раздельные, и, проходя в гостиную, он краем глаза увидел книжные шкафы и одноместную кровать.

В гостиной стояла мягкая мебель, большой низкий столик был изогнут в виде полукруга таким образом, чтобы за ним могло поместиться несколько человек, в углу стояли старинные часы с боем, в другом — телевизор и видеомагнитофон. Светло-бежевые занавески соответствовали обстановке гостиной, ее приглушенным тонам. Дронго сел на диван. Очевидно, Валентина Олеговна любила неформальную обстановку. На столе лежало несколько журналов. Он успел полистать некоторые из них, когда Линовицкая вошла в комнату. Она успела сменить костюм на темное короткое, чуть выше колен, платье. Она сменила обувь, и в туфлях на высоком каблуке казалась не только выше ростом, но и женственнее. Взглянув на нее, он понимающе кивнул:

— Представляю, как вам не нравится ваша форма.

— Не всегда, — возразила она, — я всегда хотела работать в прокуратуре. И по распределению попала именно туда. Только сначала я работала в областной прокуратуре, а потом меня перевели в город. Сейчас я старший следователь.

— Это я понял, — сказал он, вспомнив, что на ней была форма младшего советника юстиции.

— Я только недавно получила очередное звание, — усмехнулась она, включая магнитофон. Послышалась негромкая музыка. Он улыбнулся. Это был Шопен.

— Чему вы улыбаетесь? Вам не нравится музыка?

— Очень нравится. Шопен — один из моих самых любимых композиторов. Вместе с Моцартом, Брамсом, Штраусом. Это скерцо-два. А среди моих любимых произведений «Революционный этюд», которым я восхищаюсь.

— Вы так любите музыку?

Пройдя к серванту, она достала два бокала и бутылки со спиртным.

— Не могу сказать, что я меломан, — признался Дронго, — но ведь Шопенгауэр считал музыку высшим искусством, так как воспроизводит не идеи, а является непосредственным отражением человеческой воли.

— Вы хорошо образованы, — заметила она.

— Нет. Просто у меня много свободного времени, которое я отдаю книгам.

— Что будете пить? Коньяк или вино? Коньяк у меня посредственный, но вино неплохое. Кажется, из Испании.

— Давайте вино, — согласился Дронго. — Только позвольте, я сам открою. А вы приготовьте мне обещанный чай.

— Конечно, — ока поспешила на кухню.

Он посмотрел на этикетку бутылки, оставленную на столике. Кажется, действительно хорошее вино. Нужно его открыть, чтобы вино пропиталось воздухом. Дронго открыл бутылку и почувствовал тонкий аромат. Он подождал, пока она поставила две чашки и коробку конфет, и разлил вино по бокалам.

— Сегодня вы продемонстрировали нам свое мастерство, — сказала Линовицкая, глядя ему в глаза. Она села в кресло напротив него, и он видел ее круглые колени и чуть полноватые ноги. У нее были красивые глаза, а в платье она выглядела совсем иначе, чем в кабинете Халуповича.

— Я хочу выпить за вас, — сказала она, поднимая бокал. — Я много про вас слышала, но не думала, что в жизни вы действительно такой.

— За вас, — возразил Дронго, — первый тост всегда за женщин. Я у вас в гостях.

— Тогда за нас, — она наклонилась, и они чуть слышно соприкоснулись бокалами. Вино было терпким и сладким.

— Хорошее вино, — похвалил Дронго, — вы переехали сюда недавно?

— Разве это заметно?

— Я обратил внимание, что ремонт сделан недавно. Не больше года назад. Вы либо сделали капитальный ремонт, либо переехали сюда недавно, предварительно сделав ремонт. Я склоняюсь ко второму варианту.

— Верно, — улыбнулась она, поправляя волосы, — я переехала сюда в прошлом году. А до этого жила с родителями. Мой отец — известный профессор-экономист Олег Линовицкий. Может, вы о таком слышали. Я жила с ними достаточно долго, а потом решила переехать в эту квартиру, которую обменяла с другой. У нас была трехкомнатная квартира в другом районе. Квартира дяди, младшего брата отца. Он уехал в Германию и остался там. В нашей семье есть немецкие корни. Моя бабушка была немкой. Отец помог брату с переездом, и тогда дядя и решил оставить мне свою квартиру. А я соответственно решила переехать в этот район, поближе к родителям. У них четырехкомнатная квартира на набережной.

— Вы единственный ребенок в семье?

— Нет. Еще есть брат. Он занимается бизнесом совместно с американцами. Он помог мне отремонтировать квартиру, купить мебель. Если бы не помощь его и родителей, я бы никогда не смогла обставить ее на свою зарплату. Ее, скорее, хватило бы лишь на такую же бутылку вина, которую мне подарили.

— Можно я задам нескромный вопрос? Сколько вам лет? В своем прокурорском костюме вы казались старше. А сейчас выглядите гораздо моложе.

— Двадцать восемь, — улыбнулась она, — я же сказала, что четыре года проработала в областной прокуратуре, а последние три года — в Москве. Вот и посчитайте. Университет я закончила в двадцать один год.

— За семь лет вы получили три очередных звания, — заметил Дронго, — значит, работали неплохо. Если так пойдет и дальше, то скоро вы станете генералом. Или, как сейчас называют в прокуратуре, государственным советником юстиции.

— До этого еще далеко, — улыбнулась Линовицкая.

— Разрешите выпить за ваши успехи, — он разлил вино по бокалам и поднял свой бокал. На этот раз звон стекла был ощутимо слышен.