Ноша - Татьяна Нелюбина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утихомирились и стол облепили, необъятный, плотно заставленный разными вкусностями, уж Галя постаралась, всего наготовила! Набрав полные тарелки, мы кто куда растеклись, я и Людмила, удачно лавируя, выбрались на балкон. И Галя пришла:
– А я к вам, кумушки-голубушки. За подарки хочу поблагодарить, спасибо!
– От всей души, с любовью и уважением!
– Что бы я без вас делала…
– А мы без тебя?!
Излив друг другу свои горячие чувства, мы успели, пока были одни, переговорить о важном:
– Настя, мне очень жаль, что мы на твоём вернисаже не будем, в Грецию улетаем, Петер задумал дом строить… В его возрасте!
– Да он среди нас самый активный! Распевает и отплясывает почище всех, невероятно энергичный!
– Я ему говорю, угомонись! Неугомонный ты мой.
– Как построит, в гости к вам будем летать.
– Это единственное моё утешение, дорогая Людмила! Надеюсь, что с Акселем! Забудь про развод!
– Нет.
– Сдашься без боя? Над мужем надо работать, неустанно, как пчёлка, трудиться!
– Не хочу, не могу.
– А ты через не могу!
– Он сказал своему другу по телефону, что я превратилась в патриотку.
– Не превратилась, всегда была. Это наша суть, а для них – пустые слова.
Людмила вздохнула:
– Мне бы твою… непоколебимость.
– Я не умом, я нутром знаю, – Галя погладила её по руке. – Сын лучше бы всё объяснил, он умный, много читает.
– И откуда же он такой? – засмеялась я. – Весь в маму. И твои девочки – тоже.
Галины дети души в ней не чают. Уважение друг к другу – полное. Они разделяют все мамины счастья-несчастья. И Петера сразу приняли.
– По-другому и быть не могло.
– Да! Не могло. – Я помню, как поразили меня слова Гали о своей любви. «Частичкой, крошечной, махонькой-махонькой хочется стать, жить в нём, никогда, никогда не покидать».
В гостиной продолжался концерт. Лора и Саша пели романсы, Нанэ играла на рояле.
Петер произнёс тост, изумительный, мы подняли бокалы за нашу Галину.
Наталья выдала на ура частушки, мы со смеху покатывались.
– Девочки, покурим! – позвала нас Нанэ, мы пошли на балкон, и она разразилась тирадой:
– Он всё врёт, говорил, в Крыму не было русских войск, говорит, что и на Донбассе нет, а там… Я понимаю, Россия противодействует США, и это хорошо, но русские – рабы, всегда хотели царя!
И так далее.
Мы с Людмилой переглянулись и отключились от содержания, музыку её красивого голоса слушали.
Она закончила монолог и диалог востребовала:
– Я ещё не выучила немецкий, но в основном понимаю медиа. Что, скажете, что в России демократия?
– На стадии становления, – сказала Людмила. Но её сдержанности ненадолго хватило:
– Какая к чертям демократия, когда европейским странам с разной историей, опытом, культурой навязывается универсальная модель так называемой демократии, когда никто и пикнуть не смеет без указки ЕС.
Нанэ, не ожидавшая отпора, она думала, что рассуждает в кругу своих, беспомощно поглядела на меня, ожидая поддержки.
Людмила спросила:
– Что, скажешь, в Грузии демократия?
Нанэ (она из Тбилиси), нервно притушив сигарету, ретировалась.
– Каша в голове, – констатировала Людмила и замолчала. Аксель пришёл.
Он очень нас удивил:
– Вы держите меня за учёного сухаря. Я апеллирую фактами, цифрами. Примерно так. Годовой доход типичной американской семьи снился с 1999 года на 5000 долларов. Верхушка, 0,1 процент, имеет столько, сколько весь «нижний» слой. Семейство Walton владеет состоянием 149 миллиардов долларов – столько, сколько 42 процента «нижних». Это – равный шанс на успех? Признание различий – составная мышления в этой стране, и успех соседа восхищает американца больше, чем немца. Но за последние годы «американская мечта» – каждый может добиться успеха – воспринимается самими американцами как гротеск и разрушает мораль общества. Это угроза для их демократии. Но я сюда за пивом пришёл.
Ящики с пивом стояли на балконе. Он достал бутылку, открыл, из горлышка пить не стал, пошёл за стаканом, вернулся.
– Богатые и есть de facto сильнейшая партия США. Возможности политического влияния возрастают параллельно наличному капиталу. Большинство супер-богатых против повышения налога для супер-богатых, против достойной минимальной зарплаты, против гарантированного государством здравоохранительного обеспечения, против инвестиций в доступную для всех систему высшего образования. Они против всего, что могло бы помочь «нижним».
– Да уж… – дружно вздохнули мы. Пришли, называется, на день рождения, а сами… Всё время на балконе сидим.
Аксель подвёл итог своей речи:
– Политическая система США во многом сегодня обнаруживает существенные черты олигархии, так как мизерное число миллиардеров определяет не только экономическую жизнь, но и политику. Это полный обвал политической системы. США – только лишь олигархия.
Людмила многозначительно взглянула на меня, но никакой колкости себе не позволила. («Прозрел? Ведь носился с ними, как с писаной торбой!»)
Аксель, по-видимому, положительно оценил её молчание, кивнул, взял ещё одну бутылку и вышел.
Мы – за ним.
Снова взяли тарелки, снова набрали еды и устроились в уголке напротив рояля.
Нанэ играла и пела.
Мы хлопали.
И снова пошли покурить.
– Я вас так люблю! – говорила Нанэ.
– А мы тебя, – говорили мы.
Пришёл Кришан, и с ним – тот французский журналист, который был в ДНР и ЛНР, но его репортаж ни в Париже, ни в Берлине так и не напечатали. Он снова туда поедет. Он надеется, что дело сдвинулось с мёртвой точки. Он сказал, что число немцев, хорошо относящихся к России, упало на 10 процентов. И объяснил это влиянием немецких масс-медиа.
– А ты, – спросила Людмила Кришана, – как?
– А я всегда говорил, что нас с русскими связывает больше, чем с американцами.
Галя, просившая нас не вести разговоров про политику, потеряла терпение, когда они с Петером были в гостях, там к ней пристали: «Россия, агрессор». Она не выдержала:
«Вы про свою агрессию не забывайте».
«Но если так дальше пойдёт, Третья Мировая неизбежна!»
«Да! И тогда уж мы от вас камня на камне не оставим!»
Я была сражена наповал:
– Так и сказала?
– Так и сказала.
– А Петер?
– Пытался меня образумить, но я его куда подальше послала: «Победа будет за нами».
Я в немом восхищении смотрела на бесстрашную Галю. Галя – глыба, монолит. Само воплощение нашей незыблемости.
– Не преувеличивай, – отмахнулась Галя. – Я слабая стала, плачу и плачу… Эти годы… как Мамай по душе прошёлся.
Кришан
У меня после вчерашнего твиста каждая косточка ныла.
А Настя мучилась с котом. Рисовала, стирала, ставила лист на мольберт, смотрела, ходила кругами, вскричала, как Маша:
– Не получается у меня этот кот!
Я с готовностью предложил:
