Аромат рая - Дженнифер Блейк

Аплодисменты волнами прокатывались от лож к сцене, когда занавес упал в последний раз. Цветы кидали всем троим, но особенно Морвену и Жози, одетой соответственно ее легкомысленной роли. Они четыре раза выходили на аплодисменты и раскланивались, затем все-таки покинули сцену, уступив место номерам комедиантов.

В своих сценических костюмах Морвен и обе актрисы прежде всего направились к ложе дамы, увешанной бриллиантами. После недолгого обмена любезностями труппа Морвена вместе со своей патронессой подошла к ложе Мазэнов.

Даму-патронессу представили как мадам Рашель Пито. Глядя на нее вблизи, вполне можно было предположить, что когда-то она тоже имела отношение к сцене: вела она себя одновременно лукаво и застенчиво, каждое движение было рассчитано, а лицо покрывал толстый слой грима. Она поблагодарила друзей Мазэна, почтивших своим присутствием Воксхолл, что вполне соответствовало ее финансовым интересам, хотя по ее виду можно было сказать, что ей глубоко безразлично, что люди думают о саде и о ней самой. Главное – Морвен находится при ней.

Месье Мазэн радушно пригласил мадам Пито и актеров присоединиться к его гостям. Приглашение было принято, словно труппа и не ожидала от него ничего иного. Мадам Пито подняла руку, и к ней немедленно подлетел официант, чтобы принять заказ у актеров, которые были голодны, поскольку перед спектаклем волновались и ничего не ели. Стулья сдвинули, а для вновь прибывших поставили дополнительные. Тем временем некоторые мужчины и женщины оставили свои ложи и собрались вокруг актеров, чтобы пожать им руки и поздравить. Из-за этого возникла небольшая сумятица, поскольку пришедшие с поздравлениями тянулись к актерам через головы сидевших за столом. Но вскоре почитатели актерского таланта удалились на свои места и порядок был восстановлен.

Элен, которой наконец-то представилась возможность поговорить с Эрминой, наклонилась к ней над столом.

– Ваша игра произвела на нас огромное впечатление! Все играли превосходно. Я потрясена, – восторженно сказала она.

Хор согласных голосов поддержал ее. Морвен, раскрасневшийся от успеха и волнения, раскланивался:

– Я тешу себя надеждой, что наш дебют оказался совсем не плохим.

– Разумеется, ты хвалишь себя, – заметила Эрмина. – В последней сцене ты отдавил мне ноги!

– Ты показывала недостаточно глубокую душевную боль и муку, – ответил Морвен с самодовольной улыбкой.

– Значит, ты сделал это нарочно?

Видя ее праведный гнев, Морвен поднял руки.

– Нет-нет, моя милая, просто я неуклюжий болван, – возразил актер.

– Ты – самый ловкий из мужчин, дорогой Морвен. Если бы ты попытался, то не оказался бы неуклюжим, – не согласилась с ним мадам Пито.

Эрмина с мрачным недоумением посмотрела на них и отвела взгляд.

Хранившая до этого момента молчание Флора оживилась:

– Все действительно великолепно играли. Я даже заплакала, когда вы, Эрмина, убили себя. Но почему вы все такие белые?

– Это из-за грима, который мы применяем, – объяснила Эрмина и провела рукой по лицу, показав ей побелевшие от краски кончики пальцев. – А если говорить точнее, то это даже не грим, а мука. Многие актеры и актрисы пользуются свинцовой пудрой, но это очень плохо сказывается на здоровье. А кроме того, от этого появляется сначала сыпь на коже, а потом и язвочки.

– Я постоянно пользуюсь белой свинцовой пудрой, и у меня на коже ничего нет, – бесцеремонно заявила Жози, и в ее голосе прозвучал вызов, возможно, от обиды, что она осталась без комплиментов Флоры.

– Со временем появятся и у тебя, – предупредила ее Эрмина и сокрушенно покачала головой, на что Жози только пожала плечами.

– Вы за последнее время стали такой бледной, Эрмина, что мне даже непонятно, зачем вам мука, белила или что-нибудь вроде этого, – нахмурив брови, сказала Флора.

– Это так кажется из-за света фонарей на переднем краю сцены. Они такие яркие, что актер выглядит как серый призрак, если на лице у него нет грима. Что же касается моей кожи, то я действительно отношусь к ней не совсем разумно. Мой предки – бретонские рыбаки, и потому у меня лицо, как у матроса, покрасневшее от северных ветров. Иногда я вьшиваю рюмочку сердечных капель и добавляю туда зернышко мышьяка, чтобы лицо становилось бледнее.

– Как глупо травить себя, – сказал Морвен, поморщившись. – Я же сотни раз говорил тебе об этом.

– Говорил. – Сказав это, Эрмина даже не взглянула на него, но, адресуясь к девушке, продолжала: – Уверена, что у нас, женщин, всегда найдутся свои маленькие секреты красоты.

– А у меня их нет, – простодушно ответила Флора.

Это было понятно и так, стоило только взглянуть на ее простоватое и бесцветное лицо, поэтому после ее слов на мгновение воцарилась тишина.

Первой заговорила Элен:

– Моя матушка часто пользовалась и гримом, и притираниями, но сейчас к этим средствам женщины прибегают все реже. Красота должна быть естественной.

– Или казаться такой, – вставила Эрмина, скривив губы.

– Что до меня, то я рада этому, – заявила мадам Туссар, злобно взглянув на актрису. – Если мужчины могут ходить с голыми лицами, то почему бы и нам, женщинам, не поступать так же?

– Дорогая моя, – успокаивающим тоном проговорил Клод Туссар, намеренно дотрагиваясь пальцами до своих усов, – не совсем голыми, а местами бритыми, без всяких ваших хитростей и уловок.

– Голыми, Клод, и, пожалуйста, не спорь со мной.

– Да, chere.

– А почему бы нам не ходить совершенно голыми. Что вообще хорошего в одежде? – прыснула от смеха Жози.

– Одежда прикрывает те места, куда могут сесть комары, – сказал Райан, прихлопнув насекомое на своем лице.

– Это правда, – согласилась Жози, словно мысль эта была для нее открытием. – Какие же они вредные, эти маленькие твари!

– Позвольте мне, – сказал Клод Туссар молоденькой актрисе и тут же протянул руку к ее обнаженному плечу, прихлопнув комара.

– Благодарю вас, месье, – игриво проговорила Жози.

Улыбка появилась на его лице, а глаза радостно заблестели.

– Клод! – со вздохом воскликнула мадам Туссар.

– Да, chere? – Блеск в глазах Клода Туссара погас, и его морщинистое лицо помрачнело.

Не обращая внимания на этот эпизод, Флора перевела взгляд на соседнюю ложу справа, где двое американцев, о чем можно было судить по их квадратным плечам и примитивным галстукам-шарфам, заканчивали свой обед. Разговаривали они чуть громче, чем было принято, и, развалясь в креслах, бесцеремонно разглядывали все вокруг себя. Элен показалось, что девушка, дрожа и прижимаясь к Дюрану, слишком преувеличивала опасность.

– Эти люди... особенно один из них, они так смотрели на меня... – проговорила вполголоса Флора.