Поющие скалы (сборник) - Дмитрий Де-Спиллер

— А вы умеете играть в шахматы? — спросил Тальяферо.

— О, да. Я большой любитель шахмат. Но скажите, не сможете ли вы показать мне игру с парником в действии?

— То есть с Хаосом, вы хотите сказать? Парник ведь здесь простой посредник. Нет, к сожалению. Сейчас Хаос играть не расположен. Погода неподходящая. Тишь. Ну и вы, конечно, понимаете, что показать игру с Хаосом за короткое время вообще невозможно. Ведь грибы не вырастают за одну минуту. Однако мы можем сыграть за обыкновенной доской, и я открою вам кое-какие секреты, в которые посвятил меня Хаос. Самый главный из них — это искусство заглядывать в невидимую часть партии.

— Что такое «невидимая часть партии»? — спросил Вельтищев.

Тальяферо достал со шкафа шахматы.

— Шахматная партия состоит из двух частей, — сказал он, расставляя фигуры, — из части близкой, доступной, в которой мы видим прямые последствия своих ходов, и из части слишком далекой для нашего ума. Вот, например, некий шахматист, как говорят, «видит на три хода вперед». А уже то, что должно случиться на доске дальше, он не в состоянии предвидеть в подробностях. Эту-то не подчиненную его воле область, область подводных, так сказать, шахматных течений, я называю невидимой частью партии…

Он выдвинул пешку. Завязалась игра, во время которой Тальяферо беспрерывно разговаривал. Он делал свои ходы не задумываясь.

— Каждый удар в шахматном бою, — говорил он, — производит изменение как в видимой, так и в невидимой части партии. Но изменения в невидимой части партии могут, помимо наших желаний, оказаться для нас как благоприятными, так и губительными. Отсюда является в шахматы случайность. Вы согласитесь, конечно, что исход партии зависит не от одного лишь искусства игроков, но и от случайности. Бывает иногда, что побеждает более слабый игрок, причем вовсе не потому, что он лучше сыграл, а потому, что за него сыграла сама партия. То есть вышло так, что подводный, невидимый ход шахматной партии повернулся в его пользу. К сожалению, не имеется средств точно предугадывать, как должен он повернуться. Но вот, играя с Хаосом, кое-что я все же научился здесь предвидеть. Вот смотрите, как это делается…

Тальяферо склонился над доской и задумался. Наконец он сказал:

— Ничего не получится. Здесь никакой невидимой части партии нет. Я даю вам мат в шесть ходов.

— Каким же это образом?!

Изумленный Вельтищев всплеснул руками и зацепил стенные часы. Те закачались и соскочили одной петлей с гвоздя. Тальяферо вскочил их поправить и вдруг сам изумился не меньше Вельтищева.

— Как? Уже семь часов?! — воскликнул он. — Простите меня, но я должен бежать, бежать! Очень прошу зайти ко мне через неделю во вторник. Я постараюсь приготовить вам головоломки.

С этими словами Тальяферо схватил подзорную трубу и довольно бесцеремонно тут же выбежал из дому, оставив гостя одного. Когда спустя полчаса Вельтищев направлялся в свою излюбленную пивную, он еще раз увидел Тальяферо. Тот стоял в начале Тупикового спуска и смотрел в подзорную трубу. Вельтищев подошел к неподвижному как статуя панорамщику и спросил, чем он занят.

— Я наблюдаю вращение земного шара, — ответил Тальяферо и объяснил, что, глядя вдоль улицы как можно дальше вперед, можно видеть, как каланча полицейского участка постепенно передвигается вправо…

V

В то время в Козлах место и звание окружного почтинспектора занимал будущий товарищ министра почт Аркадий Анастасиевич Чебыкин. В тот подготовительный козловский период к своей будущей петербургской деятельности, он задумал написать книгу о почтовых тарифах, проводя в ней ту мысль, что надо достичь большего их единообразия в масштабах земного шара. Но ту или иную мысль нужно было выразить гладко, понятно и литературно, а Аркадий Анастасиевич на этот счет был очень и очень слаб. На помощь себе он пригласил Вельтищева, который сумел довести совместную с Чебыкиным работу до конца, хотя пагубная страсть его не покидала. Чебыкин относился к его слабости снисходительно, потому что в моменты опьянения Вельтищев был в состоянии лучше проникать в чужие, малопонятные для самого автора мысли. Но когда пришлось перейти к печатанию книги и корректура была поручена Вельтищеву, вышел грандиозный скандал. Начался он в тот самый вторник, когда наступил срок готовности головоломок, назначенный Тальяферо. В тот день Вельтищев отправился к Тальяферо рано утром. Разумеется, его интересовали и головоломки. Но еще более любопытство Владимира Досифеевича задорил вопрос: правда ли, что он мог в той прерванной партии получить обещанный мат в шесть ходов? Позавчера в гостях у Серебрянникова он с Сергеем Севастьяновичем вдоль и поперек изучил ту свою позицию и нашел ее несокрушимой. Но очень уж многозначительно хмурились под стеклянным колпаком высохшие «фигурные» грибы…

Подойдя к домику Тальяферо, Вельтищев увидел здесь перемены. Весь плющ был сорван, а стекла веранды до половины были замазаны голубой краской. Вельтищев постучал и при этом заметил, что дверь не заперта. На стук никто не ответил. Вельтищев громко позвал хозяина. Опять никакого ответа, но в доме послышался шорох. Вельтищев распахнул дверь и увидел на полу расплющенный котелок панорамщика и черную крысу, которая тут же пропала. Обеспокоенный, Владимир Досифеевич прошел в комнату. Он нашел там на столе стопку бумаг с изложением условленных головоломок. Вельтищев стал изучать их решения, поджидая хозяина. Но прошло полчаса, а Тальяферо не возвращался. Вельтищев устал ждать. Он сложил бумаги в портфель, вышел в коридор и отворил дверь на веранду. Тут ничего с прошлого вторника не изменилось. Только в бутылях оставалось меньше жидкости, питающих парничок.

Вельтищеву захотелось пить. Он набрал из ведра и выпил кружку жесткой колодезной воды. Потом ушел из дому, приперев дверь чурбаном.

Вскоре он сидел в пивной, пожимал руку какому-то нафабренному ростовщику и доказывал ему всю его подлость, обзывая соответственными словами. Тот совершенно соглашался с неотразимыми, но нетрезвыми доводами, бряцал себя по животу невыкупленными золотыми цепочками и хлопал обличителя по плечу. Потом Вельтищев с кем-то обнимался, кому-то на потеху говорил по-латыни, показывал свои статьи…

Вдруг сильная тревога потушила в нем интерес к собутыльникам. Тревога была неопределенной. Одна лишь мысль глухо в ней ворочалась, что чего-то недостает, что что-то важное отсутствует.

Владимир Досифеевич раскрыл портфель (портфель был тут, портфель не потерялся) и перещупал бумаги. Все как будто на месте: вот статья о всероссийской ярмарке, вот заметки о новом цензурном уставе, вот головоломки Тальяферо, вот докладная записка о необходимости учреждения при земельных банках особых контрольных комитетов, заказанная братом Аркадия Чебыкина… Да, Чебыкина…