Ничего не говори. Северная Ирландия: Смута, закулисье, «голоса из могил» - Патрик Радден Киф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В январе Бернадетт Девлин, студенческий лидер марша «Народной демократии» у моста Бернтоллет, которому удалось занять место в парламенте в Вестминстере, посетил сестер Прайс. Девлин был шокирован внешним видом Долорес. По словам мужчины, ее волосы, бывшие когда-то темно-рыжими, «потеряли цвет до такой степени, что она стала почти блондинкой, а у корней они были просто белыми». А так как девушка боролась со своими мучителями во время кормления, пытаясь вытолкнуть изо рта деревяшку, то ее зубы начали шататься и чернеть. Лица обеих сестер приобрели восковой налет. И когда они шли, их шатало из стороны в сторону.
Некоторые из представителей администрации, отвечающих за принудительное кормление, отличались особой жестокостью. Один доктор, насмехаясь над убеждениями сестер, шутил во время процедуры, утверждая, например, что «все это ради великого дела». Женщина-надзиратель отпускала комментарии о том, что ирландцы в Ольстере «плодятся, как кролики» и живут за счет Англии.
– Мы построили ваши дороги! – говорила Долорс в ответ; как ни была она слаба, но не могла не возразить. – Мы счастливо жили в своей стране, пока вы, англичане, не забрали ее у нас… Ирландцы здесь из-за вас!
Другие были добрее. Тюремный доктор Ян Блит хорошо относился к ним. Он называл их «мои девочки» и по мере продолжения голодовки предлагал им побороться на руках. Вроде бы игра, но она позволяла ему понять, насколько быстро девушки теряют силы. Министерство внутренних дел отправило к ним психиатра, чтобы тот исследовал их состояние. В своем заключении он написал, что сестры хорошо понимают, что они делают. Выслушав его диагноз, Мариан сказала: «Проблема в том, что у нас слишком здравый ум». Психиатр был знаком с Роем Дженкинсом, министром внутренних дел Британии, и Мариан спросила его, не может ли Дженкинс прийти к ним. Психиатр ответил, что Дженкинс никогда не согласится на личную встречу, потому что знает: сделай он это, и ему сразу же придется отправить девушек домой.
Правительство оказалось в тупике. Сестры Прайс худели и усыхали, в то время как их популярность разрасталась до размеров культа. «У них было все, что нужно иметь ирландским мученикам: две молоденькие, худенькие, смуглые девчонки, набожные, но посвятившие себя терроризму», – позже вспоминал Дженкинс. Он боялся, что последствия «смерти этих харизматичных девушек» будут огромными. Лично он, Дженкинс, признавал, что их требование о репатриации «в принципе не было лишено смысла». Но он понимал, что в такой ситуации правительство не должно делать каких-либо уступок. Дженкинс считал терроризм «заразой». Склониться перед голодающими – значило подтвердить действенность их методов и потворствовать тому, чтобы и другие поступали так же.
Что же касается принудительного кормления, то оно обернулось публичным фиаско. Многие представители британской общественности смотрели на такую практику как на форму пыток. Согласно записям в медицинских картах, сестры Прайс иногда во время процедуры теряли сознание. Однажды, когда девушки пытались протестовать против кормления, им затолкали в рот кляп и включили погромче радио, чтобы заглушить крики. Выступая с протестом у резиденции британского посла в Дублине, один психиатр сравнил такую практику с изнасилованием. «Здешний доктор сказал, что, когда Дотс насильно покормили пару первых раз, он думал, что она сломается, – писала Мариан родителям. – Но наших девочек так просто не сломать».
Некоторые родители, глядя на своих дочерей, которые вот-вот должны были окончить школу, предпочли бы сами умереть от голодной смерти, только бы их дети не ввязывались в борьбу. Но не Прайсы. «Так много людей приходит на землю, чтобы есть, работать и умирать, но при этом ничего не давать миру, – говорил Альберт Прайс репортеру. – Если они умрут, то хотя бы за что-то важное».
Мать сестер, Крисси, говорила в том же духе. «Я растила их, прививая чувство долга к родной стране, – заявила она. – У меня сердце разрывается при мысли об их страданиях, но я горжусь ими. Я не буду просить их прекратить голодовку. Я знаю, что в конце концов они победят».
Когда Крисси увидела своих дочерей в тюрьме, она старалась держаться бодро, оживленно болтая на протяжении всего свидания о чем угодно, только не о голодовке. Затем, собираясь уходить, она спросила:
– Что вы сейчас принимаете?
– Мы принимаем воду, мам. Мы только пьем воду, – ответила Долорс.
– Ладно, – хладнокровно сказала Крисси, – пейте побольше.
Наблюдать за тем, как идет голодовка, – нездоровое, но, несомненно, интересное развлечение. Будучи тестом на человеческую выносливость, она может стать зрелищем для зевак, почти как Тур де Франс[57], за исключением того, что здесь на кон поставлена жизнь. Это также игра «на слабо́» между голодающими и властями. Дело сестер приобрело широчайший размах. Группы типа «Даблинерз» давали благотворительные концерты в поддержку Прайс, Хью Фини и Джерри Келли. У стен Брикстонской тюрьмы регулярно собирались протестующие. 60 женщин пришли к дому Роя Дженкинса в Лондоне, скандируя лозунги в поддержку заключенных. Отец молодой девушки, серьезно раненной во время взрывов в Лондоне, выступил за то, чтобы сестер вернули в Ирландию. Даже одна из лоялистских военизированных группировок, «Ассоциация защиты Ольстера», обратилась к британскому правительству с просьбой либо отправить девушек в Северную Ирландию, либо просто дать им умереть. (Долорес «позабавило» это обращение, и она написала родителям: «Это лишь показывает, что, когда дело доходит до крайней точки, мы, ирландцы, объединяемся».)
Сестры внимательно следили за собственным положением, слушая ежедневные сводки о своем состоянии. Долорс воспринимала это отстраненно. Она относилась
