Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо хоть, после гибели Юры власти обратили внимание на широкое распространение ацтланских культов среди молодежи и занялись ими вплотную. Разработка группы, в которую входил Юра, привела к агенту разведки Великого Ацтлана...
Евгений чувствовал боль, пожирающую жену.
— Ника, ничего уже не поправишь, — с трудом произнес он после паузы.
— Да, — мертво отозвалась та.
Вновь они погрузились в молчание, но покой уже покинул его.
Однако постепенно раздражение и горечь отступили. Евгения вновь охватила тихая, но острая радость, плавившаяся в нем весь вечер.
Он глубоко вздохнул и обнял Нику, та не отстранилась. Евгений гладил ее по голове и шее. Он снова чувствовал себя юным, безоглядно влюбленным и дерзким. Его поглаживания становились все откровеннее. И тело Ники явно отвечало на них — оно на миг напряглось, а потом стало текучим и податливым. Евгений приподнял голову жены за подбородок и посмотрел в ее мерцающие серые глаза, увидев в них то же желание, которое уже бушевало в нем.
Он приблизил свое лицо к ней — очень близко, почти вплотную. Ее глаза стали его вселенной и он утонул в них и растворился в накатывающих волнах радости, которые ощущались им, как великолепные радужные туманности.
Моника тихо вскрикнула. Евгений продолжал восторженно сжимать объятия, пока не почувствовал неладное. Он с трудом вынырнул из накрывавшего его океана страсти и взглянул в лицо жены. Мертвое лицо. Красивое, тонкое, напоминающее лицо этрусской статуи, — но совсем мертвое.
Под сомкнутыми веками легли глубокие тени, из уголка рта показалась рубиновая капля. Евгений с ужасом смотрел, как между до сих пор совершенных, белых, с аккуратными сосками грудей жены, словно клюв птенца, пробивший изнутри яичную скорлупу, высунулось черное, запятнанное кровью острие. На обнаженную грудь Евгения брызнуло теплым.
Он отпустил Нику и резко вскочил. Словно какое-то наваждение спало с него, и он увидел себя со стороны — над трупом жены, в окружении нескольких неслышно подкравшихся вооруженных убийц.
О чем он только думал, когда они пошли на этот пустынный пляж?!
Но думать теперь поздно. Их было четверо. Стоявший напротив — маленький, коренастый — сжимал длинный окровавленный фортунский нож. Евгений сдержал порыв кинуться первым на убийцу Ники, отметил боковым зрением опускающуюся слева дубинку и уклонился от нее, одновременно ударив локтем с разворота направо. Стоявшего там он совсем не видел, но, похоже, удар угодил куда надо — послышался болезненный стон и нападавший отшатнулся.
Но четвертый, подошедший за спинами других, уже был рядом. Квадратный негр в темных, несмотря на ночь, очках, длинном пиджаке змеиной расцветки с бутоньеркой и красной широкополой шляпе с пером попугая. Евгений разглядел его четко и ясно, хотя у него на это были доли секунды. Черный пачуко взметнул вверх плоскую палку, края которой блеснули в свете достигавших пляжа городских огней.
«Они до сих пор используют макуауитль, как древние. Только теперь вместо камня по краям сталь», — мысль была отвлеченной и спокойной, что в данных обстоятельствах выглядело совершенно безумно.
Но Евгений не стал разбираться в причудах психологии — делая свое военно-историческое наблюдение, он одновременно резко прянул в сторону, и палица, которая должна была нанести его глубокую рану, просвистела мимо.
Ударом ноги он сбил того, что был с ножом, но тут Кромлеха все-таки достали дубинкой по плечу. Справа в скулу по касательной ударили чем-то вроде кастета, и еще раз дубинкой слева — на сей раз по голове. Евгений осел на песок, но умудрился сделать подсечку ногами и повалить разодетого красавца. Однако тот сразу вскочил и снова занес макуауитль.
«Вот и все», — подумал Евгений со странным облегчением. Он был готов умереть и даже был рад тому, что теперь не придется жить без Ники.
Раздалось четыре негромких щелчка подряд. Пачуко вздрогнул, застыл и — рухнул прямо на Евгения, придавив его своей тяжестью. Ошеломленный Кромлех инстинктивно напрягся, сбрасывая тело с себя, вскочил и огляделся. Трое нападавших валялись на песке, двое неподвижно, один еще подергивался. Последний со всех ног убегал в сторону города.
Еще два щелчка, и бегущего словно бы сильно подтолкнули сзади. Он упал лицом вниз и остался лежать.
Евгений резко обернулся и увидел молодую девушку в очках. Он четко разглядел и грязные пятна на ее сарафане, с одной стороны задранном почти до пояса и открывающим стройную ногу, и запутавшуюся в растрепанных волосах солому, и капли пота на упрямо выступающем носике. Обеими руками она держала револьвер.
Он уже видел эту девушку раньше.
17
Илона Линькова. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 6 августа 1980 года (12.18.7.2.13, и 7 Бен, и 16 Шуль)
Она вновь невидимо скользила за Кромлехами по ночному Чикомоцтоку, только теперь это нисколько не напоминало отпуск на экзотическом острове. К ее удивлению, группа парней, прятавшаяся в кустах, не последовала за супругами, когда те фланирующим шагом отправились по улице. За ними следили другие — двое, как минимум. По крайней мере, столько засекла Илона. Может, был еще кто-то. Может, следили через оптику из окон. Все, что угодно.
А возможно, она ошиблась, и те парни на самом деле не интересовались Кромлехами? Нет, ее «чуйка» по-прежнему твердила обратное. Но в любом случае выбирать не приходилось — ей надо было следовать за своими объектами.
Пара просто гуляла по вечернему городу — беззаботно и бесцельно. Илоне легко держала их в поле зрения — в отличие от тех, кто следил за ними. Один — щуплый и бедно одетый, явно был весьма хорош в наружном наблюдении, Илона все время упускала его из вида. Второй — здоровенный ярко разодетый негр — был не настолько умел, и служил для девушки хорошим ориентиром.
Между тем Кромлехи остановились, перебросились парой слов и свернули в боковой переулок, ведший к берегу океана. Негр свернул за ними, а щуплого Илона опять потеряла. Но ей было уже не до него — она последовала за Кромлехами и их преследователем до небольшого, почти пустынного пляжа с черным песком.
