Лето на чужой планете (СИ) - Михеев Александр

— Сплав титана и ванадия! — гордо заявил Коморио и похлопал ладонью по шлему. Шлем отозвался гулким звоном.

— А дальше всё было проще простого. Мы изготовили жаростойкий подводный костюм с титановым шлемом. Я погрузился в источник и на глубине трёх метров нашёл вот этих красавцев!

Забывшись, Коморио принялся снова открывать кофр, желая показать нам свою добычу. Мы с Дином испуганно замахали на него руками.

— Ах, да… Извините меня, — смущённо потупился Коморио. В шлеме он выглядел, словно чрезвычайно воспитанный головорез. — Так вам помочь подняться?

Дин справился сам, а вот мне действительно потребовалась помощь. Коморио протянул мне руку и ловко поднял с земли.

— Я решил назвать их Invisicoccus sonans Alenae. Невидимые певцы!

— А что такое Alenae? — поинтересовался я.

Коморио заметно покраснел.

— Есть одна девушка в университете на Веринде. Она занимается штаммами голасской холеры.

— Романтика! — фыркнул Дин.

— Да, — невпопад подтвердил Коморио. — Я, собственно, почему вас искал… Вас, Дин, очень хочет видеть доктор Трейси. Что-то связанное с улитками, насколько я понял. Она у себя в лаборатории.

— И поэтому ты пошёл нас разыскивать, прихватив с собой бактерий для компании?

— Ну да. Не мог же я оставить их без присмотра. А если бы кто-то открыл кофр? Я сначала искал вас в полях, а потом решил попробовать позвать на Голос. И вы тут же появились.

— Не совсем «тут же». Сначала мы с Алом успели немного подраться за право первым добраться до тебя. На твоё счастье, победил Ал. Я точно проломил бы твой титановый череп.

У Коморио был такой виноватый вид, что долго сердиться на него мы не смогли. Бросили это скучное занятие и отправились искать доктора Трейси.

***

Разумеется, мы нашли её дома у доктора Ханса. Лаборатория благополучно перекочевала туда, вслед за доктором Трейси. И это было только на руку всем недужным жителям посёлка.

Ханс сидел за накрытым обеденным столом, а Эльга стояла рядом. В руке она держала вилку, и этой вилкой что-то старательно запихивала доктору Хансу в рот. Ханс страдальчески кривился.

— Не могу я их больше есть! Я и раньше-то никогда их не любил, а теперь и подавно!

— Руди! — строго отвечала Эльга. — Ты будешь есть улиток каждый день. Нет, два раза в день. До тех пор, пока я не закончу эксперимент и не напишу отчёт.

Услышав наши шаги, доктор Трейси обернулась, увидела корзину и одобрительно кивнула.

— Вы принесли ещё улиток? Отлично! Несите их на кухню, и отдайте Риеле. Пусть приготовит на ужин.

Доктор Ханс страдальчески застонал. Мы с любопытством смотрели на него.

— Эльга, а что вы делаете? — рискнул спросить Дин.

— Исправляю вашу оплошность, как всегда, — отрезала доктор Трейси. — Это вы давным-давно должны были установить происхождение неизвестного токсина в крови местных жителей. Ведь я пересылала вам образцы.

— Вы хотите сказать, что…

— Токсин содержится в местрианских виноградных улитках. Именно благодаря его действию у местных жителей такая хорошая память.

Дин повернулся ко мне и весело расхохотался.

— Ты слышал, Ал? В кои-то веки вкусная еда оказалась полезной! Все диетологи мира сойдут с ума от восторга. Значит, я теперь тоже могу рассчитывать на успехи в учёбе?

— Сомневаюсь, — сухо ответила доктор Трейси. — судя по всему, токсин должен накапливаться в крови родителей и передаваться плоду. Ваши дети, возможно и станут умнее вас. Хотя, это вовсе нетрудно.

Дин пропустил язвительную реплику Трейси мимо ушей.

— Эльга, а для чего вы пичкаете улитками местного доктора? Он-то, как я понимаю, в избытке ел их с рождения?

В глазах доктора Ханса сквозило отчаяние. Открывать рот он боялся — вилка с насаженной на неё улиткой всё ещё маячила в угрожающей близости.

— Не всё так просто, — ответила блондинка. — Как выяснилось, доктор Ханс никогда не любил улиток и с детства их не ел. Однако благодаря ответственным родителям получил хорошую память. Теперь нужно передать это свойство детям доктора Ханса.

Доктор Трейси снова повернулась к Хансу.

— Открой рот, Руди! Не капризничай.

Доктор Ханс уныло помотал головой. Трейси строго нахмурила брови, и он послушно раскрыл рот, зажмурившись от отвращения.

— Глотай, не держи во рту! Я всё вижу!

Дин снова попытался спасти Ханса от мучений.

— Эльга, а вы знаете о побочном свойстве улиток? Они очень усиливают мужскую потенцию. Вы уверены, что вам это надо?

Блондинка тряхнула кудряшками.

— Конечно, я в курсе. И это — тоже часть плана. Кстати, Дин, готовьтесь! Вы тоже будете участвовать в эксперименте!

Дин попятился к дверям.

— В каком качестве?

— Мы подберём вам партнёршу из корабельного персонала и проверим — передастся ли хорошая память вашим детям.

Последние слова доктора Трейси канули в пустоту — Дин уже исчез за дверью.

Глава 25

Проницательности Колибри посвящается)))

Под утро меня разбудил глухой шум дождя. Тяжёлые капли мерно колотили по черепичной кровле. Иногда порыв ветра швырял их в оконное стекло, и тогда капли печально звенели, разбиваясь.

Какое-то время, я лежал, прислушиваясь к звукам дождя и тихому дыханию Лины. Затем осторожно вылез из-под одеяла.

Дождь всегда нагонял на меня печаль. А ночную печаль лучше всего снимать хорошей порцией чего-нибудь вкусненького.

«Спущусь на кухню» — подумал я. — «Наверняка от ужина остались пироги с яблоками».

Проходя мимо двери кабинета, я услышал голоса. Они вплетались в шум дождя, и сначала я не обратил на них внимания, а прислушавшись — вздрогнул. Мои ноги словно приросли к полу. Я услышал голос мамы:

— Что ты делаешь, Говард? Оставь мальчика в покое! Ты мне всю жизнь искалечил, а теперь взялся за Ала? Для чего ты вообще вернулся из Тихого Озера?

Голос Говарда глухо ответил:

— Я вернулся, потому что обещал тебе. Я любил тебя, Ани. И сейчас люблю. Если бы дождалась меня тогда! Но нет. Стоило мне уехать — тут же рядом с тобой появился Юлий. Так кто из нас кому искалечил жизнь?

Дверь кабинета была закрыта, но неплотно. Я впился кончиками пальцев в торец двери и, затаив дыхание, потянул на себя. Между косяком и дверным полотном появилась узкая тёмная щель. Значит, они сидели в темноте, словно заговорщики! Наверное, и разговаривали шёпотом, пока эмоции не взяли верх.

Голоса стали громче:

— Ты уехал ночью, разругавшись с моими родителями! А потом тебя не было шесть лет. Шесть лет, Говард! Что я должна была делать?

— Ждать! Ждать и верить, Ани! Но ты не смогла. Когда я вернулся — у тебя подрастал четырёхлетний сын.

Дощатый пол коридора качался под моими ногами. Я отпустил дверь и прижался спиной к стене, чтобы не упасть. Весь мир, вся моя жизнь от самого детства по сегодняшний день вдруг зазмеилась трещинами и лопнула, словно старое зеркало.

— Говард, я прошу тебя! Убеди Ала не улетать на этом чёртовом корабле! Он послушает тебя.

Мама, никогда не повышавшая голос, почти кричала. В её голосе звучало такое отчаяние, что я хотел ворваться в кабинет. Плевать на приличия, лишь бы успокоить её!

— Ал уже совсем взрослый, Ани. Он сам должен решать, что делать.

— Он — мой сын, Говард!

— Он и мой сын тоже. Пусть решает сам.

Вот сейчас пол окончательно ушёл у меня из-под ног.

Со стороны кухни донёсся оглушительный звон кастрюль. Наверняка проклятый желтопуз добрался-таки до вкусняшек, оставленных Матильдой на завтрак.

Я бросился по коридору, толкнул тяжёлую входную дверь и выбежал на улицу. Струи дождя хлестали по лицу, словно мокрые тяжёлые плети. Но сейчас это было к лучшему — дождь скрыл злые слёзы, душившие меня.

Я сначала бежал, а потом шагал по раскисшей дороге, не разбирая луж. Куда? Да какая разница, куда идти, если горло перехватил тесный ошейник обиды?

Умом я понимал, что всё уже произошло много лет назад, и ничего тут нельзя поправить. Но для меня катастрофа случилась только сейчас. Она застигла меня врасплох, словно ящерб зазевавшегося мышехвоста.