Синий рыцарь - Джозеф Уэмбо

– Хватай револьвер, Тайрон! – крикнул клерк молодому. – Главное, достань револьвер!

Сводник ругался и лупил меня по лицу, по голове, по шее, куда только мог добраться, а клерк обрабатывал мои ребра, которые я пытался прикрыть левой рукой. Все мои мысли были сосредоточены на кисти правой руки, сжимающей револьвер, который парень вырывал обеими сильными руками. Несколько секунд мы боролись молча, если не считать стонов, тяжелого дыхания и сдавленных проклятий всех нас четверых, и когда парнишка стал побеждать и почти вырвал у меня из руки револьвер, я услышал душераздирающий арабский боевой клич, и «дурак» врезал клерку по голове тяжелой металлической пепельницей.

Потом он начал вращать обеими руками, и я пригнулся, получив скользящий удар по плечу, заставивший меня взвыть, и от которого потом остался синяк с кулак размером. Четвертый или пятый оборот угодил своднику по глазам, и он тут же отвалился в сторону, улегся на пол и закрыл руками кровоточащее лицо, завывая так, словно ему отрезали яйца.

Тут перетрусил и парнишка, забормотал «Хорошо, хорошо, хорошо», поднял вверх руки и пополз на заднице со все еще поднятыми руками, пока не уперся спиной в стену.

Я весь дрожал, меня так мутило, что едва не вырвало, и я был готов пристрелить всех троих, да только клерк и сводник уже выглядели наполовину покойниками. Парнишка остался цел.

– Встань, – сказал я ему, и когда он подчинился, сунул револьвер в кобуру, вытащил дубинку и вмазал ему по левой ключице. Он начал орать и грязно ругаться и не умолкал до тех пор, пока его не увезли в больницу, чем заработал мое отвращение к себе. До этого момента я испытывал к нему определенное уважение за верность своим дружкам и достаточную храбрость, которую надо иметь, чтобы прыгнуть на копа с револьвером в руке. Но когда он не смог молча терпеть боль, он потерял мое уважение. Я решил, что этот младенец наверняка подаст на меня жалобу за грубое обращение или что-то в этом роде, но он этого не сделал.

– Что я могу сделать, сэр? – спросил «дурак», когда трое кидал кое-как поднялись на ноги. Я тоже пытался остаться на своих, прислонившись к стойке и держа их на прицеле. На этот раз я не спускал с них глаз.

– Спустись вниз, кинь десятицентовик в телефон-автомат и набери оператора, – прохрипел я, все еще не уверенный насчет степени его трезвости, хотя он едва не снес нам всем головы. – Попроси соединить с полицией и передай, что офицеру требуется помощь в отеле «Марлоу», угол Пятой и Мейн-стрит.

– Отель «Марлоу», – повторил парень. – Да, сэр.

Я так и не узнал, что именно он тогда сказал по телефону, но, должно быть, изложил все, как надо, потому что через три минуты мне на подмогу явились патрульные группы, полицейские в штатском, машины для перевозки уголовников и даже несколько детективов прямо из отдела. Полицейских набралось больше, чем жильцов в отеле, вся улица перед ним была уставлена радиофицированными машинами, а цепочка красных мигалок растянулась до самой Шестой улицы.

Парень оказался старшим сыном Яссера по имени Абд, тем самым, в честь которого был назван «Гарем», и как раз посте этого я с ними познакомился. Абд остался со мной той ночью на несколько часов, пока я писал все рапорты, и оказался весьма приятным парнем после того, как выпил дюжину чашек кофе и протрезвел. У него остались весьма туманные воспоминания обо всем происшедшем, и когда мы отправились в суд давать показания против кидал, он в конце концов в своих показаниях повторил то, что я ему рассказал о случившемся. Он совсем не помнил о том, как спас мне жизнь, и когда я после окончания смены отвез его той ночью домой в Голливуд в благодарность за то, что он для меня сделал, он привел меня в дом, разбудил отца, мать, дядю и троих братьев, представил меня и рассказал им, что я спас его, когда его хотели ограбить и убить три бандита. Конечно, он не рассказал им всей правды о том, каким образом он оказался в том публичном доме, но мне было все равно, и раз он искренне считал, что я спас его, а не наоборот, и поскольку искренне наслаждался положением спасенного, хотя этого на самом деле не было, да к тому же сделал меня героем семьи. Так какого черта не позволить ему рассказывать всю историю в том виде, в каком он в нее верил, и не разочаровывать всех.

Вся история приключилась вскоре после того, как Яссер и его клан перебрались сюда из Нью-Йорка, где у них был небольшой ресторанчик. Каждый свой свободный цент они вложили в покупку нового заведения в Голливуде, покупку лицензии на торговлю спиртным, переоборудование помещения и подготовку его к открытию. Той ночью мы сидели в кухне Яссера, пили арак, вино, а затем пиво, и всей компанией здорово наклюкались, все, кроме Абда, которому стало плохо. В тот вечер мне пришлось выбирать имя для нового ресторана.

Я знаю, имя получилось банальное, но я был пьян, когда его выбирал и все равно не придумал бы чего получше, хотя в принципе и мог бы. Но тогда я был в их глазах таким героем, что они все равно бы не стали его менять. Они настояли, чтобы я стал постоянным гостем «Абд гарема». Приходя туда, я не смел платить ни за что, и именно поэтому я не заходил в ресторан так часто, как бы им хотелось.

Я подъехал на стоянку позади «Абд гарема», а не на стоянку перед ним, где дежурный по стоянке принял бы мой «форд» и отвел его на свободное место, и вошел через кухню.

– Ассалям алейкум, Баба, – сказал я Яссеру Хафизу Хаммаду, коренастому и совершенно лысому пожилому мужчине с пышными седыми усами. Он стоял спиной ко мне и перемешивал кибби в огромной металлической миске чисто вымытыми мускулистыми руками, которые он периодически макал в ледяную воду, чтобы кибби к ним не прилипало.

– Бампер! Ва-аллейкум ал-салям, – улыбнулся он в усы. Он обнял меня руками, не прикасаясь ладонями, и поцеловал в губы. Общаясь с арабами, я так и не смог свыкнуться с этим обычаем. Приветствуя женщин, они обычно их не целуют, только мужчин.

– Где ты, черт возьми, пропадал, Бампер? – спросил он, зачерпывая ложкой сырое кибби и давая мне попробовать. – Давненько мы тебя уже не видели.

– Восхитительно, Баба, – сказал я.

– Так-то оно так, лучше скажи, получилось от-тлично?

– От-тлично, Бубба.

– Ты, наверное, проголодался, Бампер? – спросил он, возвращаясь к кибби, и принялся скатывать для меня маленькие шарики – он знал, что я ем кибби и сырым. Я люблю сырое кибби столь же сильно, как и печеное, а кибби с йогуртом даже больше.

– Готовишь сегодня лабанийи, Баба?

– Конечно, Бампер, а как же. Что ты еще хочешь? Сфееха? Бамее? Что угодно. У нас сегодня готовится много блюд – в банкетной комнате сидят две компании, ливанцы и сирийцы. Специальный заказ на десять блюд. И я, как сукин сын, весь чертов день готовлю. Когда у меня будет перерыв, я выйду к тебе, и мы вместе хлопнем по стаканчику арака, годится?

– Годится, Баба, – сказал я, доедая кибби, и стал смотреть, как работает Яссир. Он смешивал бараний фарш, дробленую пшеницу, лук, корицу и специи, смачивая руки в ледяной воде, чтобы смесь сохраняла пластичность. Кибби было обильно сдобрено кедровыми орехами, мясо обжарено на масле и протушено. Когда Яссер все подготовил, он разложил слой кибби на дне металлической сковороды, положил сверху слой особой начинки, а потом еще один слой кибби. Затем разрезал всю массу на сковороде на ромбические куски и стал тушить. Теперь я уже никак не мог сделать выбор – отведать ли мне кибби с йогуртом или просто тушеного. Да какого черта, съем и то, и то, подумал я, потому что был очень голоден.

– Смотри, Бампер, – сказал Яссер Хафиз, показывая на маленькие шарики кибби, которые лепил целый день. В центре каждого он сделал углубление, наполнил его начинкой из баранины и теперь варил в йогуртовом соусе.

Да, и те, и другие, решил я. Пора зайти в зал и начать с каких-нибудь закусок. Неожиданно я почувствовал, что не так уж и устал, зато более чем проголодался, а в мыслях у меня вертелась лишь восхитительная еда «Абд гарема».

Войдя в зал, я сразу заметил Ахмеда. Он улыбнулся и помахал мне рукой, приглашая за столик возле маленькой площадки для танцев, где одна из местных танцовщиц сможет покачать животом у меня перед носом. Ахмед был высок для араба, в свои тридцать лет он был младшим сыном Яссера и жил в Штатах с мальчишеских лет. Он утратил многие присущие арабам привычки и не целовал меня, подобно отцу и своим дядьям, когда они помогали обслуживать столики или готовили на кухне в суетливые вечера уик-энда.

– Рад, что ты сегодня пришел, Бампер, – сказал Ахмед с едва уловимым нью-йоркским акцентом, потому что его семья прожила там несколько лет перед переездом в Лос-Анжелес. Однако разговаривая с постоянными посетителями, он для колорита переходил на акцент уроженца Ближнего Востока.

– Неплохо бы чем-нибудь закусить, Ахмед. Я сегодня голодный.

– Хорошо, Бампер, хорошо, – сказал Ахмед и улыбнулся, прищурив темные глаза. – Я люблю смотреть, как ты ешь. – Он хлопнул в ладоши, подзывая симпатичную рыжую официантку в наряде обитательницы гарема.