Зона Топь - Марина Туровская

Особенно равнодушен ко всем религиозным проявлениям мой брат Толик.

И вот в нашей семье появился новый член экипажа — двадцатидвухлетняя Ниночка. Высокая, стройная, с тонкими чертами лица и длинными пальцами, она производит впечатление потомственной аристократки… пока не заговорит. Деревенское воспитание тут же проявляется в громком голосе, резких суждениях, в мелких жестах и манере готовить еду.

А еще Ниночка истово верит в какое-то свое, особое православие. Каждую субботу она ходит в церковь замаливать грехи, приносит домой святую воду и тонкие свечки. В другие дни она, невенчанная, с удовольствием спит с моим братом и отпаивает его в редкие похмельные дни святой водой.

В Великий пост Ниночка, готовя борщи и тушеное мясо, не забывала каждый день напоминать нам о греховности подобной еды и наворачивала мясо вместе с нами. Но не ела молочных продуктов и яиц.

Зато в Страстную неделю она отказалась есть совсем и не заходила на кухню, перебиваясь кипяченой водой. Пришлось вставать к плите то мне, то Толику. Себе мы могли бы готовить пиццу или полуфабрикаты, но пятилетнему сынуле Даниле и ризеншнауцеру Ривзу про постную полезную еду мало что объяснишь.

Отлучение от мяса и домашнего борща Толик пережил спокойно, но Ниночка переселилась в гостевую комнату и запиралась на ночь. Бедному Толику приходилось облизываться на нее весь рабочий день и думать всю ночь.

Начиная со среды Нину переклинило на покраске яиц. Десяток в разноцветном перламутре, десяток в пластиковых наклейках. Еще на один десяток она потратила полночи, заматывая яйца яркими шерстяными нитками. Следующие два десятка были выкрашены пищевыми красками, но с бумажными наклейками пасхальной тематики. И вершина яичного искусства — десять штук обклеены бисером. Итого — шестьдесят штук.

А в пятницу она стала печь куличи и делать пасху. Куличей в духовку влезло пять штук, пасха заняла кастрюлю на шесть килограммов.

В субботу, придя в обед с работы, я как раз застала процесс водружения корзины с освященными яйцами, куличами и всякими пасхами-свечками на кухонный стол. Данила счастливо прыгал вокруг стола.

— Мама, мы были в церкви, там красиво, во-от такие картины, — Даник поднял руку выше своего роста. — Там везде свечки горят, дяди в длинных платьях много пели. А потом пришел другой дядя, в черном платье, и все тети на него смотрели и крестились.

Нина тут же мелко перекрестилась, шепча молитву, и мне стало любопытно.

— В чем дело?

— Ой, Машечка, ты не представляешь. В нашей церкви появился какой-то красавец в черной рясе. Все бабы как с ума посходили. На службе смотрят не на батюшку, а на служку. А этот глаза опустит и стоит истуканом. И фигура как у Тарзана. Даже как-то богохульно.

Мне стало интересно, кого же занесло в нашу небольшую церковь, и я уже открыла рот для расспросов, но сын перебил меня:

— Мам, ну я пошел!

Схватив яйцо, Данила сбежал во двор дрессировать Ривза и собирать цветочки мать-и-мачехи.

Сняв платок, Ниночка стала выкладывать на блюдо гору яиц. Получилось ярко и красочно, но я подумала о холестерине.

— Нина, на кой ляд нам столько?

— Красиво же. И богато глядится. Мы дома всегда много красим. Яиц в пост не едим, а куры несутся. — Длинными пальцами она взяла яйцо с кривым нарисованным крестом. — В церковь, нищим отдадим.

— Нина, — меня осенило, — сколько человек в твоей семье?

— Восемь, — спокойненько сказала Ниночка. — Мама, папа, бабушка с дедушкой, прабабушка, мамин брат, который мой дядя, с женой, и их сын Сашка. Я девятая.

— Теперь понятно, почему ты борщ всегда варишь в шестилитровой кастрюле.

— Так то у вас, а у нас дома от така выварка. — Нина развела руки в жесте хвастающегося рыболова. — И только на два дня хватат. А я, Маша, родных на Пасху в гости позвала.

— Всех? — От «радостного» известия у меня запершило в горле.

— Не-е. Прабабушку дома оставим, за ней соседка присмотрит.

— А Толик знает?

— Я ему говорила, когда он вчера ко мне в комнату стучался.

— И?

— Вчера взяла грех на душу, открыла дверь. Но этот грех я замолю.

— Ты про родственников или про…

— Я про Толика. А то, что мы прабабку не берем, так то я из жалости. Она курит много и часто в портки писатся.

Нина вынимала куличи из форм, снимала кальку, а я в красках представляла нашествие чужих родственников.

— Подожди, — я очнулась от представленной сцены из фильма ужасов. — Так это же завтра!

— Завтра. — Ниночка перекладывала куличи на красивое блюдо. — Ночью, наверное, приедут.

— Я этого не выдержу, Нина, я сумасшедшие дома не люблю.

— Ой, да ладно тебе, Маша. Они всего ж на три дня.

— На три дня? — У меня от «счастья» закружилась голова. — Нина, ты как хочешь, а я сегодня же сбегаю в гостиницу при кемпинге. С собой беру Данилу. А с Толиком и Ривзом ты сама справишься.

— Маша, — Нина села на стул и смотрела на меня виноватым взглядом. — Я думала, ты обрадуешься. У меня все родные золотые люди.

— Верю, Нина, верю. Я приду в гости на праздничный обед. А сейчас я пошла в магазин, у меня отчетность не до конца оформлена.

В магазине Толик следил за разгрузкой пришедшего товара. Мне он только кивнул и продолжил отмечать в накладной стройматериалы.

— Толик, помнишь о твоем обещании Ниночке?

Отвлекшись от разгрузки, Толик посмотрел на меня с легким испугом.

— Ты о нашей свадьбе?

Я поправила сползающие джинсы. Купила я их перед автомобильной аварией, и сейчас они стали мне великоваты. Но выбросить дорогую, практически новую вещь — этого я не могу, это как выкинуть пятисотенную на дорогу.

— Бог с ней, со свадьбой, я о наезде ее родственников.

Успокоившись, Толя поставил очередную галочку в накладной.

— А, да, помню. Они скоро приедут на денек.

— Очень скоро, Толя, буквально завтра. И не на денек, а на три дня, и я совсем не удивлюсь, если задержатся на неделю.

Секунду поразмыслив, Толя захлопнул папку.

— Не кинет она мне такую подляну.

Но я-то была уверена в своей правоте.

— Спорим на семьсот евро?

Махнув грузчикам, прерывая погрузку, Толик наклонился к моему уху:

— Охренела? С чего такие ставки?

Я хмыкнула, ожидая реакции брата.

— По стольнику за каждого члена семьи. И учти, стольник ты уже сэкономил, прабабушку они с собой не берут, она писается в штаны.

Толик начал нервно постукивать папкой по ноге.

— Манька, чего ты к Нинке привязалась, вроде бы у вас нормальные отношения?

— Нормальные, только я забираю Даника и сматываюсь в кемпинг ровно на то время, пока семь человек предполагаемых родственников заедут погостить в наш дом. И не забывай, мама с отчимом тоже приедут.