Хрустальная роза дождя. Психологический триллер, или Офисная зарисовка - Ксения Ефремкина

Послышался хохот и возмущенные возгласы:

– Да в этот «Интерьер» вообще не зайдешь, перегаром на весь коридор оттуда всегда несет!

– Да от этой Зойки одни убытки! Вот Зоинька!

Валентин обрадовался, что язвительные бабы переключили внимание на что-то другое. Но вдруг…

– Да, вот так, моя любимая бюстгальтерия. Слушайте, девчонки, какое колье мне заказать, это или это? Валентин, будь экспертом! Наш орел Валя! – обратилась вдруг «генсек» к юноше, который старался быть как можно незаметнее.

– Вот это вот мне нравится, – не своим голосом произнес Валентин.

– Ну, раз ты одобряешь, я это беру! А какие духи мне выбрать эйвонские, эти или эти? Нет, ты не подходи близко, а вдруг набросишься!

– Эти вот лу-лучше, – заикаясь, проговорил до смерти запуганный Валентин.

– Я тоже так думаю!

Потом Пьянова подсела к своей лучшей подруге Ире, женщины начали перешептываться, шипя, как две змеи.

На свою беду, Валентин обладал острым слухом.

Юноша не верил своим ушам. Верней, не хотел верить.

Как бы ему хотелось, чтоб это оказались лишь слуховые галлюцинации!

– Ш-ш-ш… Недоносок… Псих… Зачем его здесь держат… А вдруг он еще и маньяк… Ублюдок… Ничего, ты подожди, скоро его вытурят отсюда, этого барана дефективного.

Потом Ирина, улыбнувшись так сладостно, будто ей только что преподнесли бриллианты, сказала:

– Вот я схожу к Якову Иосифовичу, и мы этому убогому скоро скажем «Гуд бай май лав!» И мы ему помашем ручкой! Кирдык ему! Ха-ха-ха! Гы-ы!

Что они задумали, с ужасом подумал Валентин! Он был уверен в Якове Иосифовиче, что тот хорошо знает и не предаст его, но тревожные предчувствия закрались в сердце.

Наконец секретарша ушла, и Валентин вздохнул с облегчением. Но не тут-то было.

– О Господи! Принтер бумагу мою зажевал! – провозгласила Любовь Николаевна. Вытащив картридж, она зачем-то потрясла им из стороны в сторону, отчего смешно прыгала ее грудь.

– Любовь Николаевна как грешит, сразу видно: принтер тут же ее выдает, – засмеялась Гавриловна.

– Нет, это Валя печатал и за собой не убрал.

– Вечно десять копий поставит и не убирает за собой, всю бумагу перепортил, – с неожиданной ненавистью сказала «зечка» Рогова.

– Муля у меня со стола все ручки перетаскал, – отчетливо произнесла Гавриловна.

Господи, им придумать что ль больше нечего?

Валентин, не поднимая головы, работал с бумагами.

– Кто же так тексты набирает! Настырный – ужас! Всему тебя подучать надо! Вот тебе бы у своего предшественника поучиться! – вдруг рявкнула на Валентина Ирина Рогова.

Валентин был уверен, что прав, и робко попытался оправдаться.

– Не «ну», а подводишь ты коллектив! – не унималась «зечка».

– Ну ладно, ладно тебе, Ирина, не надо на него таким прокурорским тоном, как будто он такой преступник здесь сидит! – не выдержав, вступилась Эмма Султановна. В ее негодующем тоне слышалось искреннее возмущение несправедливостью. – Наверно, не первый лист уже набирает.

– Ой, всё, не хочу повторять, набирайте как хотите, я вообще больше ничего не скажу, – картинно разобиделась шмара.

Валентин так отупел уже от переживаний, что был не в силах ничего произнести, хотя мысленно возблагодарил Эмму Султановну.

Гавриловна вдруг поднялась с места и подошла к Ирине. Обернувшись пышным задом к Валентину, она склонилась к Ире, и вновь послышалось «змеиное шипение»:

– Шизофреник несчастный… дерьмо… сучонок нелепый… бр-р-р…

У молодого человека началась на нервной почве мучительная изжога, на лице появились зудящие пятна крапивницы…

Напоследок Зинаида Гавриловна сказала со смехом:

– А пусть он попробует нас отсюда уберет, если он такой крутой парень! – и она вернулась на место.

Потом «зечка» Рогова подошла к Эмме Султановне и стала что-то настойчиво шептать ей на ухо, убеждая ее в чем-то. Нетрудно было догадаться, о ком идет речь. Эмма Султановна только смотрела на нее потрясенно, потом проговорила: «Бедный мальчик!» Когда Ирина отошла, Эмма Султановна стирала слезы.

И вот тогда Валентину стало реально страшно.

Валентин старался не показывать свои переживания, даже бровью не поводить. Но от такого вероломства, непонятной ненависти и какой-то зловещей, сгущающейся таинственности вокруг него юношу будто парализовала смертельная тоска. Он уже не думал о качестве работы, едва находил в себе силы тупо выполнять повседневные обязанности.

– Валя, ты что это сложа ручки сидишь? – послышался затем голос Гавриловны. – Ты, Валюшка, не по работе, наверно, че-нибудь в интернете шуршишь?

– Я вообще не пользуюсь интернетом. Я работаю, – холодно сказал Валентин, но его голос был едва слышен.

В таком же духе продолжалось все утро. Неудивительно, что такой «замечательный» рабочий день казался Валентину какой-то вечностью в аду.

Валентин всегда старался поддерживать с утра хорошее настроение, но, увы, не всегда это удавалось. Утром давал себе слово: «Сегодня этим стервам не удастся испортить мне настроение!», но за долгий рабочий день всякое происходило. Невольно он расстраивался.

– Эта стерва (я прозвал ее Зечкой из-за короткой стрижки и вихров на затылке), как что так срывается на мне, – пожаловался он Полине, встретив ее в коридоре во время обеда. – Нашла себе мальчика для битья. Скажет гадость, а потом сидит и улыбается. Представляете, со всеми мужичками, будь то шофера, компьютерщик, обжимается и ластится к ним. Я никого не осуждаю, я не ханжа, но так как она мне житья не дает, то я это прибавляю для характеристики ее «бессмертного образа». Отчасти утешает то, что главный бухгалтер и начальство ко мне хорошо относится. А эта стерва и в их адрес допускает всякие оскорбительные замечания. Хорошо общается только со своими мужиками, хотя замужем, и со своей приближенной свитой. Думаю, со временем люди разберутся, кто перед ними, и поставят ее на место.

– А Вы представьте, Валентин, что вы – восточный единоборец… Или что вы – психиатр в сумасшедшем доме, а это Ваши пациенты. Вы же не будете расстраиваться из-за них.

Валентину понравился этот совет.

– Пойдемте сегодня прогуляемся, пофоткаемся? – предложила неожиданно Полина.

– Нет… Сегодня я очень утомлен, сижу сонный…

– Сегодня сказочный иней. О`кей, в другой раз. Ой, простите, мне, кажется, наши зарубежные консультанты голландцы звонят…

Послышался щебет птиц и дивная, сияющая всеми красками оживленная мелодия… Валентину понравилась мелодия на мобильнике Поли – песенка птицелова Папагено из «Волшебной флейты» Моцарта.

Однако, слушая, как девушка любезничает по телефону с иностранцем, поздравляя его с наступившим Новым годом, он ощутил странное чувство наподобие ревности. С какой радости, интересно?

– Ну, можете рассказать мне еще о своих проблемах, – переговорив по телефону, сказала девушка. – Не смущайтесь, советуйтесь со мной. Я хочу поддержать вас и ободрить.

Незаметно для себя они вышли через проходную на улицу, спонтанно направились в старый парк, прошлись по завороженным снегом аллеям.

– Ну вот… С другой стороны, оглядываясь назад, понимаю, что часто переживал из-за мелочей. Жизнь ведь все расставит на свои места. Вспоминаю, как я отчаянно искал чужой любви и вообще признания в юности. Покупал товарищам и девчонкам-однокурсницам, которые не были особо близкими, а просто списывали у меня, дорогие подарки… Верил в дружбу, хотя обманывался вновь и вновь. Порой навязывался, заявляясь в редакцию со своими стихами и рассказами, заставляя взрослых людей их читать, хотя мне сразу же давали понять, что у них уже все распланировано на год вперед и печатают только блатных. Отдавал свой билет на «Студвесну», которые были в дефиците и мне давали как отличнику, знакомому парню из другого института. Да и вообще мне всегда нравилось делать людям добро, дарить что-то, радовать их. И о большинстве таких поступков я не жалею. Ведь и нам с мамой люди очень помогали, даже вырастить меня мама не сумела бы без чужой помощи. Помню, я еще школьник, добрые знакомые дали нам мешок картошки, мы везем его на старой детской коляске через весь город. При этом говорим об искусстве, читаем стихи… Мы жили, как говорится, одним духовным. А богатые родственники, к которым мы приходили, даже за стол не приглашали, телевизор не предлагали посмотреть, зная, что у нас не работает.

И все-таки напрасно я так не ценил, не уважал себя. Неприятно, конечно, когда в таком возрасте, когда хочется романтики, даришь девушке цветы, приглашаешь куда-нибудь, тебе вместо этого говорят: «ты как будто не от мира сего, какой-то инопланетянин». Задним умом понимаю свои ошибки. А вот как не повторить их в будущем? Хотя бы ради мамы, которая посвятила мне жизнь, я должна быть сильным и уверенным. Больно, конечно, это все вспоминать…