Неизвестная Канада - Борис Кригер

Приятный нрав местных жителей проявлялся и во время великих потрясений, постигших наш город. Самый страшный пожар в истории Хантсвилля случился в 1894 году. Выгорел весь центр города как раз по ту сторону реки, где, по завещанию Ханта, было запрещено употребление горячительных напитков. Немедленно, как только начался пожар, жители послали призыв о помощи в близлежащие населенные пункты Брейсбридж и Гравенхёрст. Однако добровольные пожарные команды прибыли, когда огонь уже был потушен. Поскольку пивные оказались на другой стороне реки и не пострадали от огня, пожарники прямиком отправились туда. После нескольких стаканчиков виски они затеяли драку, и самые шустрые были арестованы местным констеблем. Оставшиеся пожарники обступили констебля и предъявили ультиматум: если их товарищей немедленно не освободят, то они завершат разрушение того, что не уничтожил пожар. Арестанты были немедленно отпущены, и пожарники покинули город со следующим поездом.

Вот так знание истории позволяет вполне насладиться современностью. Теперь, бродя по улицам родного города и не находя на них ни дохлый лошадей, ни куч навоза, я ощущаю щемящее чувство гордости за тот нелегкий путь, который прошел этот край.

Конечно, вся цивилизация пришла к нам из Торонто. Если бы не переселенцы из этого славного мегаполиса, мы до сих пор проживали бы в стесненных обстоятельствах захолустья. Но теперь местные жители недолюбливают приезжих. Два месяца в году, точнее, в июле и августе, в магазинах ощущается нехватка продуктов, по узким улочкам невозможно проехать из-за столпотворения автомобилей, всюду очереди, шум, гам... Но стоит закончиться лету, как наш славный городок погружается в сладкое беспамятство, постепенно покрывается осенними листьями, которыми в туристических автобусах приезжают полюбоваться небольшие группки японцев, и наконец все покрывается снегом, и больше никто не беспокоит нас до следующего лета. Это ли не счастье – пользоваться всеми благами цивилизации, которые проникли сюда в угоду толп отдыхающих, при том, что они конкурируют с тобой за место под солнцем только два месяца в году?

Теперь, когда я узнаю в местном жителе какие-либо черты его предков, я больше не сержусь и не удивляюсь. Дикость и грязь, которые вскормили здешний народ на зарнице его существования, просто поражают воображение. С другой стороны, вся эта история вселяет надежду. Может, и другие дикие места проживания человека со временем обретут благородные или, по крайней мере, приемлемые черты. Вот, может быть, не пройдет и полутора веков, и российская деревня станет респектабельным местом отдыха горажан. Мы так привыкли осуждать всех и вся... Мы так кичимся своей цивилизованностью, не задумываясь о том, что еще каких-нибудь сто лет назад людям нужно было защищаться от крыс зонтиком и не обращать внимания на револьверные выстрелы в соседнем номере.

Дайте время, и все у человечества прийдет в норму, как говорится, будет все путем. Если, конечно, оно не собьется с пути или какие-нибудь страшные инопланетяне не возьмутся за наше перевоспитание.

Щенков по осени считают

Не хотелось никого видеть. Сел играть на пианино. Слышу кто-то приперся. Я – ноль внимание. Играю громче, вроже как ни в чем ни бывало. Заходит зять. Я ему не переставая играть: «Чего пришел?» А он мне: «Ах, как вы замечательно играете. Это не Шопен?», спрашивает. «Нет, не Шопен. Это дребедень моего сочинения» – я ж понимаю, что он не музыку пришел послушать.

«Есть очень хочется. Покормите меня!» – откровенно признается зять.

Я ему рад, но делаю вид, что сержусь. Говорю: «Жрать нечего. Съезди чего-нибудь купи». А он мне: «Все-таки замечательная у вас музыка», а видно по глазам, что кушать ему очень хочется.

Тут я опомнился. Почувствовал, что был груб. Стал извиняться, но он не поверил. Видно было по мне, что я смачно промолвил это свое: «Чего пришел?»

Я вообще весьма нелюдимый. Мне бы вполне хватило общаться с родственниками раз в неделю, или даже раз в месяц, но к нам ходят из-за моей жены. Она милая и вкусно готовит, если в настроении. А с гостями – она всегда в настроении. Тут и мне перепадает, когда жаренной картошки, а когда и посущественнее.

Я вообще считаю, что слишком часто людям не нужно видется. Ведь от этого возникает постоянное неудобство, словно бы кто-то навязывает тебе свою жизнь, или словно бы ты навязываешь свою жизнь другим.

В юнности я повторял, что у влюбленных нет и не может быть одной крыши. Теперь я точно знаю, что это глупости. Как же тогда может статься, что от любви крыша едет!

Так или иначе, пришлось мне общаться с людьми сверх нормы, ибо сука у меня ощенилась. То есть натурально принесла шесть щенков. Ясное дело, товар нужно куда-то сбывать. А то у нас итак три соьаки, а так получалось девять, точно как у английской королевы.

Дал объявление в газету, и тут началось.

А какой породы щенки?

Бассет-хаунд.

А как они выглядят?

Как бассет-хаунд.

Ну, а все-таки?

Вам всех шестерых описать?

А они любят бегать?

Эти собаки обладают прекрасными охотничьими качествами: превосходное чутье, надежность, а также невероятная прожорливость. Так что вы с ними набегаетесь... С давних времен с бассетами ходят охотиться на лисицу и кролика. У них такие длинные уши, что иногда они наступают на них передними лапами при ходьбе.

Ну, в наше время не многие охотятся. А то, что они подвижные, это жаль. В том-то и дело, что я инвалид...

А... Так вы не беспокойтесь. Эти собаки чрезвычайно ленивы...

Другой звонок.

Буду ли я выглядить на фоне этой собаки энергичным?

О, да... Эти собаки чрезвычайно ленивы...

Неужели? А я хотел брать щенка на утренние пробежки...

Наконец в дом потянулись покупатели. Щупали щенков, заглядывали им под хвост... Короче, зла на них не хватает.

А жена беспокоится... Что ж мы с девятью собаками будем делать? Смех смехом, а свора порядочная получается. Так что в начале у нас их десять было. Более того, у кобеля, отца шестерни, была любовь с другой сучкой, но та так и не забеременила. Она вообще была агрессивной и мы ее сбыли с рук, через мою сотрудницу, которая возилась с собаками, и даже имела в хозяйстве ослика. А мать щенков всячески уворачивалась от ухаживаний кобеля, попу к стенке прижимала, но... заберемнела.

Я ученый, – говорит очередной посетитель.

Это замечательно. У Альберта Эйнштейна был бассет. Он вам поможет открыть, или даже закрыть теорию относительности.

Я – политолог...

Тогда собака вам не поможет...

Больше не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Отключил телефон и снова сел играть на пианино. Слышу кто-то приперся. Я – ноль внимание. Играю громче, вроже как ни в чем ни бывало. Заходит зять. Я ему «Чего пришел?» А он мне: «Ах, как вы замечательно играете. Это вашего сочинения?», спрашивает. «Нет, это как раз – Шопен.» хмуро вру я, понимая, что он не музыку пришел послушать.

Порт надежды

Как это не банально звучит, но сидеть в глуши скучно. Иной раз хочется подняться и отправиться в путешествие. К примеру, посетить... другую глушь! Особенно интересно поехать куда глаза глядят, куда, как говорится, заведет дорога, и остановиться там, где получится, без нудного планирования и упований на заведомый комфорт и обилие достопримечательностей.

Хочется хлебнуть такой пространственной свободы. Особенно когда обычное пристанище начинает тяготить, родные стены давят своей надоевшей предсказуемостью. Если вы можете наугад в полной темноте пробраться к собственной кровати ни разу не ушибившись – это верный признак, что пора путешествовать.

Я, как отъявленный специалист по глубинкам, расправил свои пожухлые паруса и отправился в чарующее, хоть и несколько болезненное блуждание. Канада – опасная страна в этом отношении. По ней можно блуждать долго, ибо просторы эти, как известно, нескончаемы и мало освоены. Одолеваемый подобными мыслями, я отправился на юг и бросил якорь в непримечательном городке, покоющемся где-то на берегу озера Онтарио. Видимо, меня привлекло название – Port Hope, порт надежды. Как часто в географических названиях встречается слово «надежда»! От малоизвестных и позабытых они вырастают до эпохальных глыб, вроде Мыса Доброй Надежды. Чарующее своей наивностью название... словно бы надежда может быть злой... Вы бы назвали какой нибудь монолит, торчащий из океана, – Мысом Злой Надежды? Я бы – нет.

А вообще, по совести говоря, мы уже забыли, что означали путешествия в былые времена. Покидая Европу, люди расставались навсегда. Некоторых месяцами болтало в вонючей плавучей тюрьме бурное море, пока они добирались до пункта назначения – пустого клочка земли, которую нужно было взлелеять и освоить для нас, сегодняшних пришельцев. А мы пожаловали на все готовенькое. Примчались в новеньких самолетах, из окон которых Канада кажется бархатным ковром лесов. Так что не надо смотреть свысока на тех, кто в муках обустроил для нас этот суровый край. Давайте же аккуратно платить налоги и переходить улицы в положенном месте, хотя бы из уважения к тем, кто, мучаемый цингой и томагавками, закладывал для нас будущие города.