Меч Кайгена - М. Л. Вонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы обе — просто принцессы! — сказала Сецуко, возмущенно глядя на Хиори и Мисаки. — С гладкой кожей и узкими талиями. Не жалуйтесь мне на вес, когда внутри меня можете влезть вы обе.
Иронично, что Мисаки считала Сецуко самой красивой женщиной на горе. Когда дочь рыбака вышла за представителя семьи Мацуда, она принесла с собой бесстыдную радость, которой Мисаки не хватало из ее жизни до Такаюби. Ее красота была не связана с физическими атрибутами. Дело было не в коротких волосах, обрезанных у ее ушей, а в том, как она трясла ими и радостно вздыхала, когда ей нравилась погода. Дело было не в ее больших глазах с темными ресницами, а в том, как вокруг них появлялись морщинки веселья от мелочей. Дело было не в ее крупном теле, а в том, как уверенно она двигалась по миру, где все, леди и мечники, шагали едва заметно.
До того, как они оказались в одной семье, Мисаки знала Сецуко — все ее знали — как даму «свежая рыба». Ее голос было слышно во всем рынке у основания горы:
— Свежая рыба! Поймали свежую рыбу!
Работа не была красивой, но Сецуко была очаровательна, пока была по локти в рыбьих кишках, когда выбившиеся пряди волос липли к поту на ее висках. Мисаки понимала, что многие влюблялись в крупную рыбачку с беспечной улыбкой, но Мацуда Такаши, первый сын высокого дома, влюбился сильнее всех.
Мисаки первой ощутила подозрения, когда Такаши утром остановил ее на пути к двери и сказал:
— Ты выглядишь утомленно, Мисаки. Я могу сходить на рынок за тебя.
Мисаки смогла лишь моргнуть, глядя на него.
— Ты хочешь пойти на рынок? — вяло сказала она. Мужчины обычно не ходили за покупками, особенно благородные, как Такаши.
— Я, кхм, у меня дела у основания горы, — Такаши не смотрел ей в глаза.
— Я в порядке, Нии-сама, — сказала Мисаки. — Если у тебя важное дело, не утруждайся…
— Это не проблема, — сказал Такаши, и Мисаки поняла, что он говорил тихо, словно переживал, что его отец и брат услышат в доме. — Просто дай мне список того, что нужно.
— Хорошо, — Мисаки растерялась, но не спорила.
— И, Мисаки.
— Да, Нии-сама?
— Ты сможешь… не упоминать это моему отцу?
Подозрения Мисаки подтвердились, когда Такаши вернулся позднее в тот день и принес восемь сумок рыбы на ее кухню. Только Мацуда мог поднять такой груз на гору. Такаши был сильным, но его лицо покраснело от усилий.
— Рыба, — сказал он с пьяной улыбкой, которая не подходила сыну семьи воина. — Ты же хотела свежую рыбу, да? Похоже, другое из списка я упустил.
— Эм… — Мисаки в ужасе смотрела на сумки на полу кухни. — Прости, Нии-сама, но что мне делать со всем этим? — в доме Мацуда не было холодного пространства, где можно было хранить столько рыбы. — Ожидаются гости?
— Что? Нет. А что? Это слишком много?
Мисаки окинула его взглядом, поражаясь и немного ощущая раздражение.
«Если тебе нравится девушка, так ей и скажи, — хотела она рявкнуть. — Не трать все деньги семьи на рыбу!».
Но она не могла требовать от него, и все было не так просто. Аристократ не мог просто сделать предложение дочери рыбака и забрать ее на гору. Не в Такаюби. Простые люди без важных родословных могли жениться, на ком хотели, но мужчины и женщины из благородных домов не имели такой роскоши.
— Это слишком? — повторил Такаши, все еще ошеломленный, веселый, как влюбленный подросток, когда-то такой была Мисаки. Мысль пронзила ее грудь с неожиданной болью.
«Осторожнее, брат, — хотела она ему сказать, — осторожнее с тем, как сильно ты любишь то, что не можешь получить», — но это тоже не могла сказать.
Она поджала губы, посмотрела на рыбу и сказала:
— Я что-нибудь придумаю.
— Хорошо, — сказал Такаши, но не видел и не слышал ее. — Хорошо, — и он ушел с кухни, улыбаясь. На обратном пути он миновал Такеру, который посмотрел на старшего брата кисло, как он делал, когда видел кого-то счастливым.
— Моему брату нездоровится? — спросил он, когда Такаши ушел.
«Нет, — подумала печально Мисаки, — он просто обречен на страдания».
Но Такаши повезло — точнее, смешались правильно удача, безрассудство и ум. Он боролся, строил планы и сплетал объяснения, как-то смог отсрочить брак, пока его отец-тиран не умер, и не осталось старших, которые могли указывать ему, что делать. Потом, вместо того, чтобы жениться на чистокровной аристократке, Такаши женился на женщине, которую любил — простолюдинке с громким смехом, которая продавала ему свежую рыбу.
Такаши не знал, но, женившись на Сецуко, он спас Мисаки жизнь. Рыбачка переехала в дом Мацуда вскоре после второго выкидыша Мисаки, стала громкой вспышкой красок, когда все казалось серым.
— Ты не улыбалась, сколько я была тут, — отметила Сецуко, когда Мисаки помогала ей разложить принесенные вещи. — Почему ты такая мрачная, сестренка?
Мисаки была на два года старше нее, но Сецуко вышла за старшего из братьев Мацуда, и в этом мире статус мужчины был важнее всего.
— Прости, — шепнула Мисаки. Она так постоянно отвечала на все последние несколько лет.
Сецуко уперла руки в бока.
— Этого недостаточно.
— Что, прости?
— Мы с тобой будем в этом доме вместе, пока не станем старухами без зубов. Я не знаю, как ты, но я не хочу провести сорок лет с женщиной, которая не умеет улыбаться.
— Я знаю, как улыбаться, — было время, когда Мисаки ругали за то, что она улыбалась слишком много, но за годы Такаюби сказалась на ней, превратила ее в хрупкую и дрожащую, боящуюся своего голоса, ведь могла разбиться на кусочки, говоря слишком громко.
— Я не видела твою улыбку ни разу, — недоверчиво сказала Сецуко. — Что с тобой? Уголки твоего рта не шевелятся?
Нет. Мисаки была сломлена внутри.
— У меня был выкидыш, — прямо сказала она, — дважды.
— О, — Сецуко застыла, ее шутливое поведение испарилось. — О, милая… Мне так жаль. Я не знала.
Мисаки думала, что рассыплется от тревоги в глазах Сецуко. Годы ожесточили ее из-за жестокости отца мужа и безразличия мужа, но она не могла защититься от честного взгляда.
— Ты хотела тех детей? — спросила Сецуко, и мягкость ее голоса лишила Мисаки защиты.
— Не знаю, — сказала она, поражаясь и немного боясь своей честности. Она ждала, плечи напряглись, когда Сецуко отругает ее за эгоизм, обвинит ее в потере детей, скажет ей, что ей повезло с терпеливым мужем, как все.
Сецуко только сказала:
— О. Тогда почему ты так печальна?
— Я… — когда