Немецкая карта: Тайная игра секретных служб: Бывший глава Службы военной контрразведки рассказывает. - Герд- Хельмут Комосса

Федеративная Республика Германия создает свои вооруженные силы в целях обороны

Осенью 1955 г. было принято знаменательное решение: Федеративная Республика Германия воссоздаст вооруженные силы для решения оборонительных задач. Назначение бундесвера недвусмысленно было сформулировано в Основном законе; он должен служить обороне! Решение невозможно было интерпретировать иначе. Да в ту пору ни один политик и не хотел его интерпретировать. Это же было ясно!

Федеральная разведывательная служба присвоила тайному государственному договору от 21 мая 1949 г. степень «строжайшей секретности». В договоре были закреплены основополагающие ограничения, наложенные победителями на суверенитет Федеративной Республики на период до 2099 г., факт существования которых вряд ли у кого сегодня, думается, может уложиться в сознании. В соответствии с условиями договора за союзными державами закреплялось также «право на осуществление полного контроля за немецкими средствами массовой информации» вплоть до 2099 г. К тому же договор предусматривал, что перед принятием присяги каждый вступающий в должность Федеральный канцлер Германии по распоряжению союзников обязан подписать так называемый «канцлерский акт». Кроме того, союзники наложили арест на золотой запас Федеративной Республики.

Как бы то ни было, Федеративной Республике Германии все-таки была возвращена часть ее суверенитета, но только часть. Причем в том лишь объеме, в каком это было необходимо, чтобы обосновать воссоздание немецких общевойсковых соединений.

Спустя десять лет после окончания страшной Второй мировой войны, несмотря на эти и другие ограничения союзников, немецким солдатам предстояло принять от французов, англичан и американцев казармы и приступить к несению своей службы для защиты свободы и сохранения и обеспечения мира. Следует ли и мне вновь становиться солдатом? Предстояло дать ответ на этот вопрос.

Спросом пользовались люди вроде меня, бывшие фронтовики, имевшие за плечами боевой опыт Второй мировой войны, особенно на русском театре военных действий. Но я на тот момент еще не избавился от жалящих шипов воспоминаний о военных событиях и тяготах плена. Другими же, теми, кто отвергал саму возможность воссоздания немецкой армии в 1955 г., в основном двигало просто недоверие по отношению к солдатам и армии вообще. Ведь прошло всего шесть лет с тех пор, как я на маленьком вокзале в Нидерзее вновь обрел свою семью и видел плачущей свою мать с забинтованной головой после операции на ухе, прислонившуюся к деревянному забору. Теперь же, в начале лета 1949 г., моя мать плакала от счастья.

Наши бывшие противники и новые друзья наседали на нас, желая получить себе в помощь немецкого солдата, главное, такого, каким они его знали по Второй мировой войне. Они охотно восстановили бы старые фронтовые дивизии, хотя, конечно же, ограниченной численностью, даже, возможно, одели бы солдат в старую форму вермахта. Во всяком случае, им грезился образ немецкого солдата, который смело сражался на широких просторах России с 1941 по 1945 г. В тех же вопросах, в каких они делали поправки на дух времени, это происходило, как они сами считали, под давлением обстоятельств, исключительно в интересах немецкой политической оппозиции. В самом деле, так ли уж волновало тогда американцев, в какую форму будут облачены немецкие солдаты? Союзники могли бы пойти на многие уступки, лишь бы только получить наконец себе в соратники немецкого солдата в составе союзных войск. Как можно быстрей! И числом по возможности в 500 000 человек.

Решение принято

Когда я спустя несколько дней после принятия мною решения сообщил тогдашнему моему патрону, регирунгсдиректору Отдела по вопросам труда и трудоустройства Гельзенкирхена, доктору Ф., что намерен подать прошение о зачислении меня на офицерскую должность в ряды бундесвера, он, как мне показалось, вздрогнул от неожиданности. «Но зачем это вам? — спросил он и заметил: — У вас же есть отличные перспективы сделать себе хорошую карьеру в Управлении труда. К чему же вам снова идти в солдаты?»

Я тогда только что стал руководителем отдела статистики с перспективой повышения, успешно проявил себя в Гельзенкирхене в качестве политика, был членом окружного президиума одной партии, председателем комитета беженцев, пресс-атташе окружного отделения молодежной организации той же партии и имел разные весьма благоприятные перспективы на будущее. То есть меня наверняка выбрали бы в ландтаг земли Северный Рейн — Вестфалия, а позднее, вероятно, и в бундестаг. Так что особой нужды идти в солдаты не было. А еще через несколько дней после этого мне поступило, при том, что никаких запросов я не делал, письмо с предложением должности начальника отдела по технике безопасности в компании «Айзенверке Гельзенкирхен». Это была бы, безусловно, интересная работа и, разумеется, более выгодная, чем в Управлении труда. Предложение действительно было чрезвычайно привлекательным. Жалованье, на которое можно было рассчитывать в ближайшем будущем, как я очень скоро выяснил, было вдвое выше денежного обер-лейтенантского содержания в бундесвере. Ведь у меня, надо упомянуть, к тому времени было двое детей; это обстоятельство сулило определенные дополнительные трудности и уж точно на первых порах означало в течение какого-то времени разлуку с семьей. Да, добрые друзья хотели отлучить меня от армии, в которую я решил пойти. Стоит заметить, что все мои доброжелатели принадлежали к той партии, которая решительно выступала за перевооружение Германии. Но я уже принял свое решение.

Почему же мужчины вроде меня, пережившие столько невзгод на войне, вновь взяли в руки оружие? Чисто материальные основания очень редко имели определяющее значение, потому что многие из тех, кто летом 1956 г. «вступил» в ряды армии, были учителями, служащими, журналистами, клерками, студентами, были устроены на хорошо оплачиваемой и стабильной работе в сфере экономики и даже — как, например, генерал Гюнтер Кислинг — имели докторскую степень и тем не менее стали солдатами. Почему?

Среди первых офицеров, откликнувшихся на зов страны, было не так много мужчин, которым после войны пришлось довольствоваться низким доходом, к примеру, в сельском хозяйстве в Шлезвиг-Гольштейне или Нижней Саксонии, в качестве простых рабочих или в шахтах, где имелась большая потребность в рабочей силе. В большинстве своем эти офицеры сумели освоить востребованные профессии, которые в любом случае обеспечивали им более высокий доход, чем тот, который они получали в первые месяцы в армии. Значит, были, по-видимому, и иные причины, побудившие их летом 1956 г., а может, даже и раньше, принять решение снова стать солдатами. Может быть, меня манили в какой-то, пусть и малой, степени жажда приключений и предвкушение радости от предстоящего воплощения в жизнь хоть и знакомой, но все-таки новой задачи? Новый вызов? И злость на унижения и страдания в плену — даже если мое пребывание в нем складывалось не так уж трагично, как у других. Конечно, были и иные причины, и не все они сводились к стремлению участвовать в защите отечества от внешних угроз. Каждый отдавал себе отчет в том, что решение служить в бундесвере может иметь серьезные последствия, а в иных случаях означает и необходимость пожертвовать самой жизнью, тем не менее все эти мужчины в возрасте тридцати — тридцати пяти лет подали заявление о зачислении в вооруженные силы и вскоре после этого дали присягу «верно служить Федеративной Республики Германии и храбро защищать право на жизнь и свободу немецкого народа».

НОВОЕ НАЧАЛО

Новое обмундирование

Ради соблюдения определенного порядка в настоящем повествовании, ведущемся от лица очевидца, нужно более пристально вглядеться в прошлое, поскольку решение, принятое на берегу Рейна, и первую встречу с министром обороны Георгом Лебером разделяют насыщенные многими событиями годы, которые, разумеется, мы не можем просто взять и вынести за скобки.

Итак, я снова стал солдатом, во второй раз в моей жизни, на этот раз в новом, непривычном обмундировании солдата Федеративной Республики Германии. Оно было неудобно и сверху, и снизу, и спереди, и сзади. В то время как солдат Национальной народной армии ГДР носил модифицированную серую форму бывшего германского вермахта, солдат бундесвера, как уже упоминалось, был облачен в форму — попурри с элементами американского стиля. Внешне это обмундирование бундесвера мало чем напоминало традиционное обмундирование немецких солдат. Было очевидно, что его политически озабоченные творцы позволяли себе сохранять черты немецкой армейской традиции лишь в тех случаях, когда этого вроде бы совсем нельзя было избежать. Правда, по прошествии некоторого времени выяснилось, что эта первая внешняя попытка американизации молодой немецкой армии оказалась неудачной. Это обмундирование никому не нравилось, а те, кто его носил, скоро стали насмехаться над «обезьяньими курточками». Форма просто не соответствовала традиционному образу немецкого солдата. Она скорее походила на униформу портье на гамбургском Санкт-Паули, чем на форму солдата вермахта. Это произошло вследствие того, что политики были озабочены тем, как бы в максимально возможной степени политически корректно потрафить американским союзникам, хотя самих американцев и англичан совершенно не волновало, как солдаты новой немецкой армии себя публично позиционируют. Действительно важным союзники считали усиление собственных войск за счет немецких солдат, в максимально возможной мере денацифицированных, но по своим сугубо боевым качествам не уступающих солдатам вермахта времен Второй мировой войны, только иначе обмундированных. А еще им было важно, чтобы немцы как можно больше вооружений и боевой техники приобретали в США. Они уже тогда пришли к выводу, что в перспективе воспрепятствовать немцам наладить свое собственное производство вооружений не смогут.