Импоцилы - Серго Земной

Ресторан «Казацкий». Тезис очень простой. Если ты настоящий казак (а ты по-любому настоящий герой!), то опрокинуть пару бокальчиков пива или пару рюмочек водочки под горячий обед ты просто обязан за свою принадлежность к казацкому роду. Противотезис: ух ты какой! Не хочешь выпить с казаками, а может быть, ты турок или басурманин?

Кафе «Гетман». Тезис: если ты настоящий патриот, настоящий украинец, то почтить память Народного Гетмана (имя не имеет значения) чарочкой хорошего вина или наливочки ты просто обязан.

Пивная «Хуторок». Тезис: у нас на хуторке можно расслабиться, как у себя дома. Да и стоимость самогона намного ниже, чем стоимость бутылки водки в дорогих ресторанах. Так что, братцы, наливайте и выпивайте за свою малую родину: за свой дом, за свою улицу, за свой маленький хуторок на окраине города.

И перечень таких ресторанов, пивнушек и забегаловок можно продолжить писать довольно долго. Но чтобы понять общегосударственную тенденцию в «алкогольном вопросе», приведенных примеров, как нам кажется, будет достаточно.

Иван хорошо помнил, что на пересечении центральной улицы города с улицей имени Сеченова должна стоять его родная школа. Но увы… Ее там не было. Точнее, здание стояло, но школы в нем не было. В здании располагался роскошный мебельный супермаркет «Мегапол». Рекламный щит этого супермаркета указывал на то, что здесь вы можете найти мебель от Калининграда до Пекина. Когда же через своих одноклассников Иван поинтересовался: «А где же наша школа?», то ему ответили, что ввиду того, что смертность в городе превысила рождаемость (вот уже несколько лет подряд), то школьные классы постепенно опустели. Поэтому школы стали объединять, то есть часть из них стали просто закрывать. А чтобы сочетание слов «закрыть школу» не раздражало нервы общественности города, этот процесс закрытия школ назвали оптимизацией учебного процесса. Другими словами, обычный процесс «прихватизации» имущества учебных заведений города замаскировали псевдонаучными терминами и понятиями. При этом городской отдел народного образования получал побочную выгоду от закрытия школ. А именно, нагрузка на учительский состав возрастала, качество образования и воспитания падало, а в конце финансового года образовывалась колоссальная экономия заработной платы учителей. Эта экономия оседала в карманах заведующего городским отделом народного образования, инспекторов и бухгалтеров. Получался парадокс: тот, кто больше всего проводил времени с детьми в переполненных классах, больше всего отдавал сил, энергии и здоровья обучению и воспитанию подрастающего поколения, имел от этого процесса в денежном эквиваленте меньше всего. А тот человек, который инспектировал и проверял работу учителя, хотя в первую очередь он должен помогать молодым учителям в работе, создавая новые методики обучения и воспитания, или поддерживать учителя-новатора в его педагогических экспериментах и новациях, а не гнобить его параграфами инструкций и предписаний, имел от этого процесса в денежном эквиваленте в два раза больше, чем учитель-пахарь.

У беспокойного пытливого читателя сразу же возникает далеко не праздный вопрос: «Друзья! А как же быть с христианской моралью? А куда же подевалась вселенская справедливость?». Но оказывается, что истинно ценные вопросы должны звучать несколько иначе: «Как быть всем в такой ситуации? И как исправить такое положение вещей?»

Но, к сожалению, такие вопросы никто не задает.

В итоге пустующие школьные здания постепенно стали выкупать богатые люди из столицы и областных центров. И постепенно перепрофилировали их под свой бизнес.

Учителя же, попавшие под сокращение кадров, уходили работать на рынок реализаторами или продавцами в супермаркеты, образовавшиеся на территориях закрывшихся школ. Как видим, «от великого и прекрасного, от вечного и разумного» до практичного и прозаичного – действительно один шаг.

И этот шаг был сделан.

Иван сколько ни шел по главной улице своего города, но так и не смог найти детский сад «Ромашка» – садик своего детства. Вместо него красовался продовольственный магазин «Ромашка». Над центральным входом магазина в неоновых огнях светилась большая рекламная ромашка. В центральном круге ромашки на желтом фоне было написано число 24, что означало, что режим работы магазина круглосуточный. А на восьми белых лепестках ромашки были написаны основные товары магазина. Водка, пиво, вода, джин-тоник, колбаса, сыр, рыба, хлеб.

Пройдя дальше, Иван заметил, что исчезли также детские ясли «Стриж» и детский садик «Колобок».

В «Стриже» организовалось похоронное бюро «Утешенье», с рекламной вывеской «У нас самые лучшие, красивые гробы и ритуальные услуги. А цены? Они просто смешные! Так что плакать не надо…». И надо Вам сказать, что эти красивые гробы и ритуальные услуги действительно были на улет, в скорости улета с которыми не сравнится ни один даже самый быстрый стриж.

В «Колобке» организовалась одна из контор налоговой инспекции – налоговая полиция. Из иномарок, которые постоянно то подъезжали, то отъезжали от конторы, постоянно сновали туда-сюда какие-то люди (наверное, налоговые полицейские, «арестованные предприниматели»: одни просящие что-то, другие дающие…). Издалека, если хорошо присмотреться, все они походили на каких-то колобков: все они были какие-то круглые, с лысыми крупными головами и без шей. В коротких пухлых руках они держали какие-то раздутые папки (вероятно, прячущие в своих чревах «выбитые» с одураченных предпринимателей деньги, штрафы, взятки и разные документы). Колобки на своих коротких толстых ножках быстро перебегали из машины в здание инспекции, быстро совершали какой-то очень важный, с их точки зрения, государственный обет или акт (а точнее, ритуал) и так же быстро цокали короткими ножками обратно к своим иномаркам.

«Господи! – подумал Иван. – Неужели это все мой родной город?»

Пройдя дальше, Иван узнал силуэт здания своего родного Дома детского и юношеского творчества (еще раньше он именовался «Дворец Пионеров»), где располагались кружки по интересам. Ваня вспомнил, что девочки из его класса чаще всего записывались и посещали кружки танцев и музыки: все они хотели быть балеринами или знаменитыми танцовщицами; мальчики же посещали кружки моделирования и спорта – хотели быть летчиками, космонавтами или известными спортсменами.

Ваня с другом Юрой Леоновым записался в кружок юного астронома. Они так подружились с учителем-методистом, обходительным и любящим ребятню, уже немолодым человеком – Виктором Петровичем Митренко, – что вместо положенных трех дней в неделю бегали к нему в маленькую самодельную обсерваторию почти каждый день. В старенькие, но довольно мощные телескопы они впервые увидели (используя специальные светофильтры, защищающие глаза наблюдателя) темные пятна на Солнце. И были очень этому удивлены. Они впервые, благодаря умению и терпению Виктора Петровича, узнали, что Солнце и Луна не стоят на месте и довольно быстро уходят от прицела телескопа. И это их тоже очень удивило, хотя они (как казалось им, юным философам-астрономам) и так знали, что все во Вселенной движется и изменяется, но чтобы с такой скоростью – это, конечно, их очень удивило: не успеешь прицел телескопа навести на центр Луны или Солнца, как он (прицел) уже располагается на краю диска астрономического объекта. Чудеса да и только! Ваня и Юра млели, наблюдая созвездия Млечного Пути, а Виктор Петрович в это время рассказывал им очередную байку древнегреческой мифологии о его истории.

– Орлы! А вы знаете, как образовался этот самый Млечный Путь?

– Откуда, Виктор Петрович! – заерзали на своих местах мальчишки в ожидании красивой сказки.

– У богов Геры и Зевса родился сын Геракл. Мальчик с детства был смышленым и крепким. Зевс был бесконечно рад рождению сына, он сразу же в своем маленьком мальчике увидел настоящего воина, победителя. И вот однажды, когда Гера кормила сына грудью, Зевс вырвал Геракла из ее рук и стал показывать ему свой боевой меч, который красиво отсвечивал в лучах Солнца. В этот момент молоко потекло из груди Геры. Божественные капли молока падали на ладони богини и тысячами брызг разлетались по небу, образуя Млечный Путь.

– Я понял, в чем дело, Виктор Петрович, – улыбнулся Иван.

– И я понял, почему так много молока на небе налито, – повторил Юра, предварительно пошептавшись с другом.

– Так что же вы поняли, братья-астрономы? – сразу же определил, куда уводят разговор подростки, старый учитель.

– Уж больно большие сиськи были у Геры, – усмехнулся Юра и показал на своей груди растопыренными руками воображаемый бюст богини.

– Поэтому и молока, а потом уже и звезд, стало много на небосводе, – добавил Ваня. – Правильно, Виктор Петрович?

– Правильно, дети мои! Правильно! Очень большие, почти как у… – Учитель замолчал (он вспомнил покойную супругу Марию Ивановну; прошел год, как он овдовел), а потом опять заговорил с подростками, но на самом деле он уже обращался к своей любимой жене, прильнув к окуляру телескопа. – Машенька! Голубушка моя! Может быть, ты сейчас смотришь на нас и радуешься? Милая моя!