Мужья и жены Одиночества - Вера Авалиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава вторая
Конечно, есть в социальной психологии методики — анкетирование, опросы. Но от них в этом городе-бедламе все отмахивались. И к психоаналитикам мало кто ходит тут — к тем тоже не присоседишься. Тут все расскажут о себе подружке или собутыльнику, соседу по купе в поезде. Или временному постояльцу.
— Ко мне мужик сегодня утром пристал в магазине. Говорит, дайте, красавица, сумки вам до дома донесу. — В голосе Натальи Борисовны звучала издевка с долей возмущения. — Так я ему и дала!
— Так что он «дать» просил — осенило Грегорина, — то есть переспать хотел?! — Подыграл Ромео своей домохозяйке.
— Ну, в перспективе, наверное, — Теперь женщина сомневалась и пожевывала губами, давно утонувшими в складках многократного подбородка, — Я- то подумала, что он спереть еду хочет. Видел, сколько вкуснятины я в пакеты на кассе складывала. А сам такой …на голую пенсию живет. — А может и правда в сожители набивался, — мысли на эту тему Наталью тоже не обрадовали. — Сдался мне этот «голожопый»!
— Так он еще и нудист?! — раззадоривал женщину Ромео, «кося» под истинного иностранца.
— Все ты понимаешь, засранец, просто репей, а не человек.
Грегорин засмеялся. Ему очень нравилось разговаривать с Натальей Борисовной.
— Ну а если б он был в отличном костюме и при машине, вы бы согласились мужика взять к себе?
— Да ни за что! Этих в костюме мне и на работе хватало. Насмотрелась на их «охоты юбки».
— Теперь, скорее, это охота на джинсы? — Пытал Наталью Барисовну дальше.
— Теперь не знаю, я от дел отошла. Но моего возраста мужичье такое было. Джинсы в нашем учреждении не водились.
— Эх, были времена, — мечтательно посмотрел в потолок Ромео, прихлебывая прекрасный кофе из увесистого пузатого бокала, а не из какой-нибудь чашечки, которую с микроскопом по столу искать надо. — В юбках девки по улицам ходили.
— Ну, по улицам по — разному ходили, а в обкоме- райкоме, парткоме, там полагалась юбка до колена или чуть выше. Как и в униформе.
— А ты как думаешь? Не дашь — не поднимут. — Не поднимут. Ну, по служебной лестнице, в смысле. А тот, в кого влюбилась, только раз и удостоил. Шеф наш ненаглядный. Блюл себя, поэтому на повышение и поехал в Питер.
-Ну а к вам-то тогда приставали?
Наталья встала, заколыхав жирами внутри объемных штанов. Трудно было представить ее молодой и соблазнительной. Разве что красивый разрез глаз — такой изгибистый, ну и носик вздернутый слегка и очень маленький.
Женщина подлила себе чаю в еще больший, чем у Ромео бока, и поймав его взгляд, поняла его правильно. Ведь не даром столько лет провела в аппаратных играх.
— Я и вес-то набрала, чтобы перестали на меня мужики зариться. Да и приятное это занятие — есть. А то аборт за абортом. Я их одиннадцать сделала. Потом, вроде, бесплодие настало.
— То есть, у вас появилась профессиональная болезнь, поэтому вы не завели детей?
— Вот ты издеваешься, а ведь и вправду, профессиональная болезнь-то…
— Выговор у Натальи Борисовны был интеллигентный, а лексика при этом разнообразилась народными словечками. Видно, Лев Толстов был ее идеалом.
— Вы, Наташа (польстил Ромео возрасту собеседницы) выросли в городе или в деревне? Слова у вас, как из разных миров. — Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, якобы смущенной — его лучший прием, вызывающий на откровенность именно немолодых женщин. С молодыми девками его улыбка была красивой, но с издевкой (с той же целью), а с мужчинами он никогда не улыбался в начале разговора: сам боялся нарваться на голубого и одновременно не хотел, что б его приняли за гея люди с традиционной ориентацией.
Улыбка сработала.
— Просто я выросла в коммунальной квартире, где кроме нас жила семья из деревни и семья из числа «бывших» князей. Родители мои тоже в вузе отучились. Вот эти три составляющие и сформировали мою лексику, — Наталья Борисовна была явно рада повороту разговора) — Наверное, потому я и не захотела заводить семью, что гвалт от деревенской пацанвы — шесть штук их было у родителей, их драки, воровство, кражи меня и оттолкнули от самой идеи заводить детей. Да и папа с мамой на наших девяти квадратных метрах не имели возможности скрывать от меня свои ссоры, ревности и недовольство друг другом. Но их ненависть была тихой. Мать отца упрекала, что денег мало. А он ее в том, что так и не был уверен, что я его дочка, а не соседа графа. Видно, что-то было до моего рождения, что он предполагал такое.
— А вы бы хотели быть и с князей каких-нибудь?
— В моем детстве этот было не выгодно. Во взрослом возрасте — тоже, а после перестройки никого из графской семьи не было, чтобы сделать анализ ДНК. — Наталья Борисовна, видно, не раз думала на эту тему вечерами.
— А могилу вскрыть аристократов из коммуналки нельзя было?
— А смысл? — Мне итак досталась вся коммуналка. Графья вымерли, сельчане вернулись в деревню. Ферма у них теперь. Я выкупила у них комнату. Ну а графскую мне и правда завещали. Так что все может быть, что я им кем-то прихожусь.
Ромео протянул Наталье молча пузатый бокал:
— Не могу от вашего кофе отказаться.
— Наталья пробурчала:
— А кто тебе его предлагал. — Но кофе налила. И Ромео решил, что последних ее слов не услышал. Быстро выпил, что дали, и сделал вид, что надо мчаться по делам. Хотя таковых у него пока не было.
Но едва он вышел к лифту, как увидел возвращающихся из больницы девушек — Зою и Таню, которые уже открывали по очереди дверь вставленным в нее ключом. И замок не поддавался. Или они делали такой вид, чтобы Ромео им помог.
— Давайте, я, — сказал он решительно и повернул ключ. Тот и правд шел туго, так что худышки могли и не справиться. Тем ни менее, они позвали добровольного помощника в гости. Не очень, впрочем, приветливо.
— Заходи, угостим кофе. — Недовольным тоном сказала Таня.
— Спасибо, но у меня отель с завтраком, — пошутил он.
— А у нас завтрака не будет, — Более весело сказала Зоя. — Холодильник хронически пустой, чтобы не было
