Отработанные - Виталий Каплан

— Ну, чего столбом встал? — укоризненно произнес Падла. — Давай, присаживайся, поговорим.

— А про что? — растерянно выдохнул Егор, глядя, на что тут можно безопасно присесть.

— Такие, выходит, дела, — неторопливо начал Чингиз. — Помнишь наш первый разговор, ну, когда ты только свалился на остров? Я тебе тогда сказал, что надежды нет никакой. Видишь ли, мальчик, я солгал тебе. Просто не хотел вселять беспочвенных надежд. Но теперь ситуация несколько поменялась. Мы с дядей Падлой с самого начала решили брать пример с той лягушки… Помнишь сказку, как лягушка в горшок попала и сметану в масло сбила? Ну вот и мы… Попали на остров как бы не пустыми, у Падлы в кейсе кое-какие интересные платы имелись, да и здесь всякого по малости нашлось. И Маркус опять же появился, все, что он из Холода понатаскал, сюда вместе с ним и вывалилось… И любите же вы, пацаны, подбирать всякий хлам… В общем, соорудили вон из подручных материалов. Электронщики-то мы оба неплохие, а теоретическую часть Антон с Зальцманом обеспечили. Кстати, сами того не подозревая. Просто есть у них некоторые занятные идеи, вот и решили мы их попробовать, воплотить в железе. Хуже-то все равно не будет.

— Короче, — шумно отдуваясь, сообщил Падла, — решили мы его достать.

— Кого? — не понял Егор.

— Автора нашего драгоценного. Типа вытащить к нам сюда, на остров.

— Помнишь насчет ментальной связи? — вновь перехватил инициативу Чингиз. — Для простоты я сказал тебе, что она оборвана, и потому мы на острове. Но, строго говоря, это не совсем так. Вернее, совсем не так. Она не оборвана, а, как бы это сказать, заморожена. И ее можно восстановить. С помощью некоторых операций… э… возникает эмоциональный канал, ну грубо говоря, ниточка. Между нами и Автором. И если соответствующим образом за нее дернуть — мы вытащим его сюда. И поговорим начистоту. Как-то же надо эту ситуацию урегулировать… Ну нельзя же так, в самом деле, свинство же получается.

— У меня же принципы, блин! — подтвердил Падла. — Получил — верни! Вот мы и вернем, да так, что мало не покажется.

— Ну, не изображай так уж все кроваво, Падла, — урезвонил его Чингиз. — Просто поговорим с человеком, объясним его ошибки… заставим исправить…

Егор потрясенно молчал.

— Ну, теперь понял? — ухмыльнулся Падла. — Понял, зачем мы тебя позвали?

— Не-а, — покрутил головой Егор.

— Ну сам смотри, — терпеливо заговорил Чингиз. — Автор собирается вскоре тебя снова взять в разработку. Значит, между вами установилась уже хоть и тоненькая, но живая ниточка. С помощью нашего агрегата ее можно усилить, укрепить, а потом и дернуть. Вот это, — махнул он рукой в сторону зубоврачебного кресла, — служит как бы линзой, усиливает твою душевную энергию и посылает сконцентрированный импульс в сознание Автора. Рыбу ловил когда-нибудь? Ну и здесь похоже. Зацепим крючком за его душу — и осторожненько так потянем. Сюда. Если наши расчеты правильны, должно получиться.

— А они правильны? — с сомнением произнес Егор.

— А хрен знает! — беспечно заметил Падла. — Но кто не рискует, тот не пьет «Жигулевского».

— Я, между прочим, тоже не пью… — малость осмелев, возразил Егор. Ты ведь не разрешаешь…

— Ну, это поправимо, — добродушно улыбнулся Падла. — Так даже лучше будет, больше возбудишься, амплитуда нервных колебаний возрастет… Чингиз, ты куда ящик засунул?

Падла опустил волосатую лапу на ребристую рукоять рубильника. Вот еще пара секунд — и начнется… Егору было страшно и щекотно. Щекотно — от десятков присосавшихся к коже датчиков, которые, казалось, вот-вот высосут из тела жизнь. А страшно — что ничего не получится, разочарованно махнув рукой, Чингиз отцепит провода, и все пойдет как было. День, два, неделю, пока Автор не выдернет его в неуютный мир нового романа. Что мир будет неуютным, Егор знал железно.

В голове слегка шумело, выпитое пиво давало себя знать. Вот же странно, горькая гадость казалось бы — а настроение становится лучше, мир делается округлым, плавным, черты вещей смазываются, они уже неважны, и ничто не важно, главное — это ритм, медленный ритм в ушах, точно морские приливы и отливы… Отливы… Отлить бы сейчас, кстати, не помешало, да некогда, Падла ругаться начнет: «О чем ты раньше думал, у нас уже процесс запущен!»

— Егор, — откуда-то из тьмы, из невообразимой дали послышался голос Чингиза, — ты как? Может, отменим? Еще не поздно. Ну его, Автора, пускай гуляет? Мы же рискуем, понимаешь?

— Не, Чингиз! — непослушным, шершавым языком Егор выдавил такие же шершавые слова. — Мы же все решили.

— «Ну уж нет, папочка, погром так погром», — ухмыляясь, пробубнил Падла. Впрочем, может, и не ухмылялся, лицо его расплывалось во тьме, а рокот волн в ушах все нарастал, и вот уже сменился грохотом, что-то падало и с треском разбивалось, доносились откуда-то встревоженные голоса, с каждым мгновеньем они становились все громче, вот уже оказалось возможным разобрать слова:

— Негодяи! Садисты! Инквизиторы! Что вы делаете с ребенком?

— Чина, Падла, в самом деле, ну что это за дурацкие эксперименты?

— Ольга, уймитесь, тут никто никого не убивает! Даже и не собирается.

— Дядя Падла, а почему не меня? Я тоже хочу!

— Какой хитрый! Всегда норовишь первым! В очередь давай!

— Значит, все-таки решились? Давно пора…

— Чингиз, я совершенно не предполагал, что от невинных интеллектуальных упражнений вы перейдете к сомнительной, неаппробированной технологии… Это же совершенно ненаучный подход…

— Развяжите его, негодяи! Немедленно! Вы творите опыты на детях, это преступление против человечества! Освенцим! Бухенвальд! Вы ответите за это…

Сквозь клубящийся морок Егор все же сумел разглядеть, как грузная, пышущая гневом Нонова подскакивает к смущенному Падле, тычет зонтиком. Раздается треск — это зонтик с размаху опустился на неготовую к удару лысину… Вопли, звериный рык, ужасные слова, по большей части Егору непонятные, а потом рукоятка рубильника резко уходит вниз, и наваливается тьма, плотная, железная, уши разрезает безумный визг, и все мгновенно лишается всякого смысла, остается лишь страх и отчаянное понимание безнадежности, белая искорка проносится в черноте, и Егор знает, что искорка — это он сам, его крутит невидимый во тьме вихрь, тащит куда-то вперед и вверх, а потом — стремительное падение вниз, боль от расшибленного локтя, рыжее мелькание перед глазами…

— Бли-и-н… — только что и сумел произнести Автор. — Вот же блин…

Они сидели в тесной кухне, фыркал белый электрический чайник, розовела на стене керамическая плитка, в сахарнице еще оставалось песку на пару чашек, и за окном шелестела первая, клейкая еще майская листва. Все казалось таким обычным, таким настоящим… И становилось почти страшно от того, что оно не только кажется, оно и есть настоящее.

— Так ты утверждаешь… — вновь и вновь бормотал Автор. Зрачки у него до предела расширились, и сейчас он был необыкновенно похож на огромного кота, который в ужасе забрался на дерево и не может оттуда слезть.

— Да Егор я, Егор… — в десятый раз ответил пацан. — Думаете, мне самому приятно?

— Если бы я своими глазами не видел, как ты свалился с потолка… Вешалку снес… И никакой дырки нет… Фантастика…

— Вот вы бы лучше детективы писали, — мрачно отозвался Егор. — Тогда бы ничего и не случилось…

— Вот тогда бы ко мне пачками герои-киллеры заявлялись бы, механически возразил Автор и вдруг, сообразив, хлопнул себя по лбу. — Да ведь, выходит, и сейчас могут… Как же это… Ладно Карамазов, а ну как Кей заявится?

— У нас на острове киллеров нету, — с гордостью заявил Егор. — Может, вы еще какой-нибудь придумали?

— Да не помню я! — досадливо махнул рукой Автор.

Егор молча потянулся за чашкой. Разбитый локоть был уже смазан йодом, на плечи была накинута необъятных размеров джинсовая куртка — «не сидеть же тебе голым, тут тебе все же не тропики… Эх, в тундру вас надо было поселить, в тундру…»

— Конечно, проще всего объяснить это галлюцинацией. Типа белая горячка, значит? Егор, ну пожалей меня, скажи, что ты галлюцинация.

— А вы ущипните себя, — ехидно посоветовал Егор. — Если я галлюцинация, тогда я растаю. Или давайте, я ущипну.

— Нет уж, лучше я сам, — поспешно возразил Автор. — Я не доверяю детям себя щипать. Вам только дай волю…

— Ага! — ухмыльнулся Егор. — Значит, все-таки не галлюцинация, а дети…

— Ох, ну просто не могу в себя прийти. Признаюсь тебе честно, мальчик: я обычный человек, я не верю в то, чего не может быть никогда. Ни в пришельцев, ни в телепатию, ни в параллельные миры…

— А как же тогда вы пишете фантастику? — прихлебывая ужасно сладкий ложек семь бухнуто — чай, настороженно спросил Егор.

— Как пишу… Сказал бы я тебе… Да только я уже другому такому однажды сказал… Ну, то есть не я, конечно, а так… Ладно, в общем, проехали. Ты мне лучше вон чего скажи, что же теперь мне с тобой делать?