Это было в горах - Мария Винкман

Лидия Петровна развернула перед ребятами карту.

— Видите, какая гористая местность. — Она показала на густые черные горизонтали. — Но горы — это еще не все. Склоны их местами поросли почти непроходимой тайгой. На каждом шагу можно встретить обрывистые скалы, бурные горные реки… Вот одна из них — Белая. А вот долина, которая одним своим названием наводит страх, — Долина Смерти.

Лидия Петровна испытующе взглянула на своих юных собеседников Однако по их разгоряченным лицам, порывистым движениям она сейчас же поняла, что ее рассказ не пугает ребят, а наоборот, только разжигает их любопытство.

— В этой долине никто еще не был?

— Трудно сказать. По некоторым архивным данным можно судить, что в этом районе когда-то бывал один из довольно крупных западноевропейских ученых — геоморфолог и с ним молодой горный инженер-сибиряк Лебедев Но они, к сожалению, не вернулись, и об их судьбе до сих пор ничего неизвестно. А вблизи этой долины не так давно побывал один из наших отрядов. Он проводил там предварительные поиски, и теперь нас посылают туда, в частности,' в Долину Смерти, с заданием найти месторождение ртути.

Ребята притихли.

— А теперь давайте поговорим о будущей работе, о ваших обязанностях. Да и вообще перед походом нам не мешает познакомиться поближе.

Задушевный тон Лидии Петровны, товарищеская непринужденность так подкупили ребят, что через полчаса она уже знала о них все, что могло ее интересовать.

Воспитание характера

Еще год назад Димка Лунев был безудержно веселым и жизнерадостным мальчуганом. Ему нравилось решительно все в его короткой жизни — и отец, рослый, немного сутулый и угрюмый на вид человек, один из лучших мастеров крупного металлургического завода, и небольшая заводская квартирка с книжными полками отцовской работы, и школа, и школьные друзья… Об одном жалел Димка: не было у него матери.

Мальчик знал свою мать только по портретам да по рассказам отца. И очень гордился ею. Совсем молоденькой девушкой она пошла санитаркой в партизанский отряд Алексея Лунева Случалось ей и в разведке бывать, и в боях участвовать…

— Храбрая была девушка, — вспоминал Алексей Игнатьевич.

За долгие месяцы походной жизни начальник отряда близко узнал молодую санитарку и горячо полюбил ее. Они поженились, вместе отправились в большой город на стройку, вместе учились по вечерам. Алексей Лунев стал крупным мастером, а Маша Лунева, окончив рабфак, поступила в медицинский институт. Бывшая санитарка мечтала стать врачом.

Но мечта Маши не сбылась. Вскоре после рождения своего первенца она умерла.

Осиротевшего мальчика увезли в деревню к бабушке, а когда ему исполнилось три года, Алексей Игнатьевич перевез бабушку с Димкой в город.

Так они и прожили пять лет втроем, пока не умерла и бабушка Это было первое большое горе в сознательной жизни мальчика. Ему показалось, что у него не стало матери только сейчас.

Но жизнь, суетливая, шумная, текла своим чередом. Димка стал ходить в школу, учить уроки, вместе с отцом убирал квартиру, бегал в заводскую столовую за обедом, летом играл с ребятами в лапту и бабки, купался…

По воскресеньям иногда встречали гостей. Угрюмый на вид Алексей Игнатьевич был добрейшим человеком, и в его квартиру часто заглядывали товарищи по работе.

До чего же хорошо и весело жить на белом свете!

Лишь поздним вечером, когда Димка ложился спать, ему становилось немного грустно. Не хватало бабушки, которая всегда гладила перед сном его вихрастую голову и целовала в щеку. И вот как-то, ложась в свою кроватку, мальчик не выдержал и окликнул отца.

Алексей Игнатьевич встревожился:

— Что ты, Димушка? Спи, сынок.

Подойдя к мальчику, отец растрепал его волосы, совсем как бабушка, поцеловал в щеку. Димка, счастливо улыбнувшись, мгновенно заснул.

С тех пор Алексей Игнатьевич каждый вечер подходил к сыну, и Димка понемногу привык к тому, что они остались без бабушки.

Пионерские лагери, туристские походы, кружок краеведов привили Димке любовь к природе. Он все чаще и чаще приносил домой сначала цветы, травы, мхи, затем камни, пески, глины Отцу это не совсем нравилось. То ли дело старый инструмент, стертые гайки, винты, которые постоянно приносил сосед по дому, димкин друг детства Борис, он же Туча, сын архитектора Зарубина. Алексею Игнатьевичу хотелось, чтобы Димка пошел отцовской дорогой и в конце концов стал инженером-механиком.

Но видя, с каким любопытством мальчик рассматривал кусок полевого шпата или тоненький листик слюды, Лунев старший сдался.

— Всякая профессия хороша. Важно, чтобы человеком вырос.

Бывали, конечно, и недоразумения, маленькие размолвки. Как-то раз Димка пришел домой заметно прихрамывая.

— Что с тобой? — спросил Алексей Игнатьевич.

— Ушибся.

— Где?

Сын честно признался:

— С крыши прыгал. — Зачем?

— Борька сказал, что мне не прыгнуть. Отец укоризненно покачал головой.

— А ты и рад стараться.

— Я характер воспитываю, — .совершенно серьезно объяснил мальчик.

— Характер? Какой характер?

— Твердый. Упорный.

— Не упорный, а упрямый, — также серьезно заметил Алексей Игнатьевич. — Разницу чувствуешь?

Димка дипломатично промолчал.

— Одно дело, брат, стремиться к сознательно поставленной цели… понимаешь? — сознательно поставленной! Нужной, полезной. И другое дело — лезть напролом из пустого бахвальства: хоть плохо, да по-моему. В наше время таких парнишек, как ты, звали заводными.

Щеки мальчика вспыхнули густым румянцем. Ведь его тоже ребята в школе не раз называли заводным. Отец сразу догадался, в чем дело.

— Ну, так на чем же мы с тобой договорились?

— Буду воспитывать упорство, — все так же серьезно сказал Димка.

— Из упрямства?

Отец и сын дружно расхохотались. Мир был восстановлен.

…Весна 1941 года застала Димку за подготовкой к очередному туристскому походу. И вдруг… грянула война. Не успел подросток определить свое место в новой обстановке, как отец ушел в военкомат. Домой он вернулся только для того, чтобы собрать кое-какие вещи, крепко расцеловать сына и сказать на прощанье:

— Родина, сынок, в опасности, и я, как старый партизан и коммунист, должен быть там… Расти, учись. Если что будет нужно — иди к дяде Мише, он остался вместо меня секретарем нашей парторганизации. Он тебе во всем поможет. Помогут и Зарубины. Я с ними тоже говорил. Ну, прощай! Расти коммунистом.

А вечером в опустевшей квартире собрались школьные друзья.

— На завод надо идти, — говорил Борис. — Школу кончить всегда успеем, а работать кому-то надо.

— Ты как хочешь, Туча, а я на фронт, — твердо заявил Димка. — В разведчики пойду.

В его голосе, глазах, во всей маленькой подвижной фигурке чувствовалась такая решимость, что друзья даже не подумали возражать, а многие и сами собирались на фронт.

Сошлись все на одном: сначала посоветоваться с секретарем комсомольской организации.

Разговор с секретарем кончился тем, что большинство ребят отправилось на завод.

…За тяжелой непривычной работой школьные друзья даже не заметили, как прошла осень, наступила зима.

С фронта приходили нерадостные вести: враг был у ворот Москвы. И Димка не выдержал, пошел в райвоенкомат.

Кажется, никогда он не говорил с таким жаром.

— У меня и отец и мать были партизанами. Отец и сейчас на фронте… Я учил немецкий, могу быть разведчиком.

Долго говорил Димка. Выложил все, что передумал за эти дни. Но военком был неумолим.

Вернувшись домой, в квартиру, теперь плотно заселенную эвакуированными, мальчик бросился на кровать и зарылся лицом в подушку. В его ушах все еще звенели последние слова военкома:

— Я знаю: ты очень хороший паренек. Но таких у нас много. И если мы всех вас пошлем на фронт, то кто же будет работать здесь? В тылу ты будешь полезнее.

То же самое сказал и дядя Миша.

— Ну, а в тылу где он будет полезнее?

И вот Димка и Борис оказались в комнате № 47.

Счастливого пути

Предстоящую экспедицию ребята представляли себе в самых радужных красках. Веселые голубые дали… Солнце… Живописные горы и серебряные водопады, реки, ручьи… В дремучем лесу тихо и прохладно…

Вот они пересекают недоступный горный хребет и попадают в какую-то сказочно красивую, никому неизвестную долину Идут, отбивают молотками, насаженными на длинные ручки, камень, другой… И видят… видят тот самый малиново-красный минерал, о котором говорила Лидия Петровна и который она называла киноварью. А киноварь — это же ртуть! Ртуть!

Впрочем, у Бориса были и другие более прозаические причины, толкнувшие его присоединиться к Димке. Конечно, это нехорошо, но разве все-таки можно сравнить их будущий труд с тяжелой заводской работой! Свежий воздух, солнце, да и питание, наверное, не то, что в заводской столовой… Недаром и мать с отцом говорили: