Преображения Павла Волгина. роман в стихах - Олег Бушуев

Знакомство с героем

Онегиных у нас немало,Искал я тип сложней его.Так познакомился я с ПавломЧерез поэта моего.Вот так мы подошли к герою,Который, как и ты пороюКак с ветки сорванный листок,Попавший в мчащийся поток.

Какую роль он тут играет?А в том, чем близок нам и мил,Не нас ли он напоминает,Не нас ли чем-то повторил?Геройство сходно с лицедейством:Служить Добру или ЗлодействуНа сцену вызвали его —Герой не ведает того.

Но наш герой – не злобный гений,Решивший Землю покорить.Умён и добр он, нет сомнений,Способен мыслить и творить.В него и верю словно в Бога,Чудес в моей поэме много,Герой мой – феномен, но он,Конечно ж, не изобретён,

А прямо мной из жизни взят он.Фантазия всегда бледнейРеальности. Вот та богата.И сказка не сравнится с ней.Во всём есть тьма ограничений,И в том источник приключений.Хоть многое свершить бы мог,Всё ж человек он, а не Бог.

А в чём причина феноменов?Что нас, как будто ветер – пух,К успеху гонит неизменно?Что, если не свободный дух?Так, может, вместо вечной верыВ хозяина небесной сферыВзять и увериться в себе,В своей божественной судьбе?

В себе узнав сверхчеловека,Что духом вечен словно Бог.Кто сам себе и яд, и лекарь,Кто уподобиться бы могБогам и в мыслях, и в поступках.Не сделав ни одной уступкиДурной природе, и судьбойВертел бы, став самим собой.

Так знай, в себя нам верить лучше,Как в Магомета иль Христа.Любой из нас – лишь частный случайМятущегося Божества.Когда себя мы Богом мерим,Притом, в себя как в Бога верим,Или когда в нас верят так,Сверхчеловеком стать пустяк.

Я понимаю: как примеры,Нудны святые и скучны.Как схемы, коим мы не верим,Что в житиях заключены.Отчаянным мы подражаем, Но мучеников уважаем,Хоть мучиться мы не хотим,Мы всё ж, готовы верить им.

Таланты есть среди великих,А также и среди простых,Средь просвещённых и средь диких,Средь грешников и средь святых.Мир мудрых мыслей им как Мекка.Но звания сверхчеловекаДостоин тот лишь человек,Что к совершенству шёл весь век.

Таков герой. Когда бы все мыВдруг получили от небесЛюбви к нам Бога дар бесценный —Талант – источник всех чудес,И против Зла объединились,Тогда б судьба Земли решилась.И стал всем править, наконец,Не разрушитель, а творец.

Будь Павел прост и примитивен,Кто б стал сочувствовать ему?Пусть даже если не противен,Вот если бы попал в тюрьму,Или калекой стал несчастным,Он вызвал бы у нас участье,Потом бы пусть разбогателИ нашу радость вызвал тем,

Что справедливость существует,Враги наказаны сполна!Добро как в сказке торжествует,И наш герой приятен нам.Как жизнь богата на сюжеты!Я благодарен ей за это.Поэмы пишут и для дам,А те не могут жить без драм.

Итак, он был широкоплечимИ светлоглазым, и большим,Наивностью хоть не отмечен,Идеализмом всё ж грешил,И поклонялся только Битлам.А толпы называл он быдлом.Под глазом лёгкий тик имел,Кур и свинину он не ел,

Свинью считал он с обезьянойЗа прародителей людей,И в человеческих изъянахВинил природу пары сей,Считая род людской химерой,Ну, как кентавра, для примера,Иль сфинкса, что в песках лежитИ знает, кто и с кем прижит.

А куры? С детским впечатленьемОн так запомнил петушка,Что бегал по задворкам тенью,Хотя отрублена башка.И впечатлительной натуреСтарушка древняя культуруНапрасно силилась привить,Уча во всём примером быть,

Внушая, что кровей он царских.Породистый он вид имел,Хоть не носил усов гусарских,Да и ценить себя умел,Знал из семейного преданья:Его пра-пра-прабабка ТаняИз дев полянинских былаИ родословную вела

От самой милой из безбожниц…Имели первые цариКак и Владимир – князь, наложниц.В Поляну, бросив третий Рим,Царь Пётр наведывался к девамПленяться песен их напевом,Их любоваться наготойИ бесподобной красотой,

Да предаваться развлеченьям.Клянусь, не устояли б выПеред диковинным влеченьемИскусных баловниц любви.А как они играли в жмурки,Из рук выскальзывая юркоИ хитроумно, и умноВ Купалу ночью за гумном!

Когда сам царь, отстав от свиты,Нагих девиц впотьмах искалЦветов гирляндами увитых,Схватив, их гибкий стан ласкал,Чтоб среди дев, на нимф похожих,Найти по аромату кожи,По вкусу губ и форме телТу, что он больше всех хотел.

И насладившись красотою,Обласканный десятком рук,Он оставался на ночь с тою,Что знала тонкости наук,Известных пленницам гаремов,Забыв про царство и про время.И в тайных игрищах ночныхБыла та дева лучше них.

Когда же сладкие забавыДавали грешные плоды,В отставку без излишней славыС наградою за их «труды»Дев отставляли, заменяяДругими, вряд ли вспоминая,Что там, в краю лесных осинУ них дочурка или сын.

Те, подрастая, шли в ученье,На службу к батюшке царю,Приобретая там значенье,Я о деньгах не говорю,За службу получив дворянство,Они не знали в мыслях чванства:Что я, мол, родственник царям,И не чета плебеям – вам.

Наш Павел чопорность дворянстваС уроков бабки не терпел,Не отличался постоянством,Свой шанс увидеть он умел,Имея от природы сметку.Он брал, что надо, на заметку,Хоть и ошибки совершал,Но, всё же, много обещал.

История Павла Волгина

Родился он на юге жарком,Где солнце, ветер и волнаХарактер формируют яркий,И не заслуга, не винаЕго в том, что горяч и ветрен,Как будто степь хмельная летом,И вспыльчив так мятежный нрав,Как сухостой осенних трав.

Прекрасно Нижнее Поволжье.И Волга Богом в дар дана,Достойна од любых она.И степь под знойным солнцем тоже.Вон там – ильмень -большая лужа,Там -коршун над буграми кружит.Тут -на ковыль и облакаВерблюд взирает свысока.

Верблюд тот перевозит грузы.Запас воды в его горбах.Полна скрипучая арбаДушистых дынь, больших арбузов.И так же он высокомеренИ в превосходстве так уверен,Как очень часто те из нас,Кого прибило в «средний класс»,

Коттеджем с кортом иль другой,Кто обзавёлся раньше прочихПодчас полезною не очень,Зато игрушкой дорогой.Ей как ребёнок он гордится, Для взрослых это не годится.А он – как тот верблюд с горбом,Становится арбы рабом.

Не жалко мне того верблюда,Все тащим мы свои арбы,А всех счастливей в мире – люди,Свободные от пут судьбы.Да, совершенствованье духа —Не всем доступная наука,Блажен тот, кто её постигИз опыта, а не из книг.

Носило мистики печатьГероя нашего рожденье.Здесь о его происхожденьеЯ мог бы просто умолчать.Хотя и интересно. Впрочем,Оно, быть может, и не оченьС той мистикой имеет связь.Нет, всё ж, поведаю для вас.

Жил первый прадед «при царе»При штабе армии в ВаршавеБыл генерал, служил державе.Второй – в оркестре при двореБыл музыкантом круглолицым.Лишь в сорок лет сумел жениться.Был балагур и острослов.А позже волжских промыслов

Приказчик был весьма проворный.Под Люблином ещё одинИмел свой хутор и подворье.Зажиточный был господин.Известен был в своём уезде,Но генерал к нему не ездил,Не упивался с ним вином

За польским приданым столом.Не важно, кто четвёртый был,Какого званья и дохода,Октябрь семнадцатого годаСословья как бы отменил.Тех обесславил, опозорил,А тех изгнал и разорил,Врагами сделал и рассорил,Но всех их в Павле примирил.

А в девятнадцатом, в которомСтрану власть Хама заняла,Оставили живым делаВсе четверо, хлебнувши горя,И умерли. Тот от удара,Тот от тифозного угара,И каждый от чего-нибудь,Как век их, кончили свой путь.

В походах и боях своихИ деды были в разных станах,Но это было б, право, странно,Когда бы не любил он их.Слова: вахлак, золоторотец,Буржуй, кулак и враг народа…Все он профессией считалИ равно всех их почитал.

Погоны спрятав и кресты,Дед первый умер в Туркестане,Альбомы старые листая,Наш Павел власти не простил,Что фото деда в них не видел.Он ни за что б его не выдал.Второй, кого он знал живым,На Соловках был звеньевым

Из заключённых. Рыбной ловлейИ зэков, и НКВДКормил как спец по доброй воле.Ловил он рыбу в той воде,Где баржами врагов топили.Штырём сквозь лёд он пробивалТе черепа, что в зиму всплыли,Так срок свой первый отбывал.

Моряна дула, шли дождиВ тот день, когда родился Павел,А дед в то время в море плавал.Теперь он Каспий бороздилНа сейнере под хмурым небом.Задержанный на проходнойЗа взятую буханку хлеба,Там новый срок мотал он свой.

В такие дни рождались люди,Кого народ в вожди избрал.Сказала акушерка: будетМладенец, верно, генерал.Погода всех перепугала.Стремясь всю землю потопить,Над хлябью молния сверкала…Ну, будет вождь, тому и быть.

Лет в пять прочёл он «Буратино»,Где иллюстрация однаПривычной бедности картинуЕму напомнила. ОнаПоказывала бедных хижинХудые крыши, если ближеПосмотришь, бедных мужиков,И всё страною дураков

В той книжке называлось это.На корабле трофейном, летомВ село однажды по рекеС любимой книжкою в руке,Он ехал с матерью, глазея.По берегам была Рассея,Вдруг он воскликнул: «Вот она!Смотри, та самая страна!»

Те самые худые крышиГнилых, от пыли серых хат…Вдруг слышит окрик: «Тише! Тише!»Не зная, в чём он виноват,Какую он озвучил ересь?Шептал он, взглядом в берег вперясь,Что звалось: вражеский поклёп,За что тюрьма иль пуля в лоб.

Совсем взрослеть не торопясь,Он рос, почитывая книжки.Когда соседские мальчишкиВступали в половую связь,Пытаясь сексом утвердиться,Он стал в библиотеках рыться.Хотел узнать из книжек он,Вселенной правящий закон.

Понять, как движутся фотоны,Как плотен вакуум и чтоТакое странность пи – мезона,Где антимир, и создал ктоВселенную из дробных кварков.И почему в кино нам жалкоЛюдей, обиженных судьбой,А так нам не до них с тобой.

В чём жизни смысл – в познанье мираИль в исправлении его?В чём способы, чтоб видеть шире,И как из хаоса всегоОдно собрать изображенье?В чём скрыт секрет преображенья,В чём связь крещения с водой,И как нисходит дух святой?

В душе он тоже был поэт,И романтизм не чужд был Павлу.Но хоть порой стихи писал он,Свой дар болезнью юных летСчитать, как многие, был склонен,Был без застенчивости скромен,И то стихами мог считать,Что вновь и вновь хотел читать.

В своих стихах он не подругу,Красу вселенной воспевал.Границу жизненного кругаГраницей он не признавал.И место человека в мире,И солнца и планет в эфиреПонятно было для него.Он не от мира был сего.

Проблемами вселенной занят,Он жизнь вокруг не замечал.Не озлоблялся, не ворчал,Надеясь, что жизнь лучше станет.Стремясь быстрее в угол свойВернуться к книгам, сам с собойНередко в спор вступал научный,И жизнью жил совсем не скучной.

Он лишь поэзию читал,В свободу, словно в Бога, веря.Соцреализм, же, он химерой,В отличье от неё, считал.Другой реальности доверясь,Он знал, что здравый смысл —тут ересь, И мысль свободную ценил,Что в этих книжках находил.

На взлёт мог Павел отличатьХороший стих от словоблудья,Так разбирался он и в людях,Хоть на себе носил печатьБеспечности. Жил днём единымИ был немного нелюдимым,И искушений избегал,Что мир подлунный предлагал.

Так с Бродским был герой мой схожий,Любил читать стихи его.Что, может быть, важней всего,И в чём ещё они похожи,Они поэзию любилиИ в ней начитанными были,До Бродского и мне сто лет,Второго же такого нет.

Но грань безумья и рассудка,Где и родится волшебство,Дана немногим, словно в шутку,И может так лишь меньшинствоНежданный образ вызвать словом,Хоть правила игры готовыНе все принять. Но тот и тотИх принимали без хлопот.

Был Павел нетерпим к порокам,Не мог их в доблесть превращать,Он подлость не умел прощать,И тем он был к друзьям жестоким,И принципы он старомодно,Что было очень неудобно,Терпимости предпочитал,За что порой он и страдал.

Такие люди раньше были.Они одну всерьёз любилиПришелицу из сладких грёз.И принимали всё всерьёз.Ей верность в мыслях соблюдалиИ ревновали и страдали.Сказать им стоило трудов —Жизнь кончилась или любовь,

Когда с любимой расставались,Как счастье вспоминая дни,Когда утехам предавались,По гроб в подругу влюблены.И вдруг проснувшись, понимали,Что разлучившись, потеряли,Любви не ведая иной,И часть себя, и рай земной.

И он познал влюблённость тоже.Томленье, поцелуев мёд,Хоть на любовь она похожа,Но кто же сразу разберёт?В слезах, с потоком сожалений,Остыл к объекту вожделений.С подругою скучать он стал.И час прощания настал.

Он мучился, что так случилось,Что сердцу чувства не верны.Сознанье собственной виныТак долго ум его точило.К себе, чтоб горе позабыть,После разрыва, между делом,Девиц красивых, видных телом,Не стал он, как друзья, водить.

Высмеивая идеал,Друзья с реальностью играли,Победам лёгким счёт теряли.А он единственную ждал,Решив, что быть ловласом – скверно,Что, коль любить, так только верно,Любимой годы посвятитьИ в счастье жизнь свою дожить.

И стать ни циником, ни лохомОн не хотел, и жить решил,Не знаю, хорошо то, плохо ль, Для наполнения души.Объехал все дворцы – музеи,Но не обычным ротозеем —Он красоту дворцов впиталКак тот, кто ими обладал.

Тем Павлом в Павловском дворцеСебя воображал он жарко,Что любовался видом паркаС печатью грусти на лицеИ плачем скрипок наслаждался.Наш Павел в тех перерождался,Что некогда скучали тут,А ныне в вечности живут.

Всему учился, видит Бог,Взрослея, он без всякой лени,Был в курсе новых всех учений,И институт закончить смог.Потом работал он в деревне,Ютясь в своей избушке древней,Что предоставил сельсовет,И так прошло ещё пять лет,

И слышанная им примета,Что, съев сазаний мозг и глаз,Уж не покинешь место это,Чуть-чуть, уж было, не сбылась.Но из селянок он невестуСебе не выбрал, жил он честно.И хоть влюблён порой бывал,Но виду он не подавал.

Пять лет отсрочку за отсрочкойЕму давал военкомат.На службе он поставить точкуБыл без сомненья очень рад.Когда истёк призыва возраст,Он сохранил и честь и бодрость,Достоинства не уронилИ сам себе не изменил.

Не помыкали им сержанты,Дружки не тырили часы,Не унижали аксельбанты,Или армейские трусы.Он над собой не знал начальства.А в армии быть -значит часто:Не честь учиться защищать,А издевательства прощать.

Напоминает мне тюрьму.Там, как в насмешку, изреченье,Что Родине – мол, жизнь и рвенье,А честь и совесть – никому.Они здесь – мелкая монета,И каждому известно это.Где лицемерие – в чести,Нас лозунгам не провести.

Познание жизни