Чужая игра для Сиротки (СИ) - Субботина Айя

Я таращусь на него во все глаза, и начинаю подумывать, что он — никакой не гвардеец, а тот самый демон в искусительном обличии.

— Братец, ты забыл добавить, что юная дева была не только прекрасна, но и совершенна нага, — мурлыкающим голосом добавляет Эйр.

Настоятельница Тамзина громко поминает заповедь о том, что монахини — жены бога, и посягать на их непорочный слух, значит, гневить их единственного Супруга.

— Уверяю, строгая госпожа, ни я, ни мой брат не посягнем на то, что принадлежит Богу, — снова не без издевки клянется блондин. И тут же добавляет: — Мой братец очень почитает монахинь. Особенно в длинные ночи молитв и бдений.

Я вскидываю голову, почти веря, что от подобного «откровения» тот, второй, должен тут же отказаться и поклясться на том перед богом, которому служит, но он снова лишь мимолетно усмехается.

И интересуется, как будто до сих пор погруженный в чтение:

— Юную леди что-то беспокоит?

— Лишь ваши богохульные речи! — шепотом выпаливаю я.

Темный взгляд снова где-то над книгой.

Щурится до тонких лучиков морщинок в уголках глаз, и я замечаю на смуглой коже тонкий след шрама.

— Что же богохульного в ночных молитвах? — Он почти искренне не понимает.

Но именно это «почти» — нарочное, издевательское — ни на минуту не дает усомниться в том, что мы оба понимаем, о чем речь.

— Вы молитесь на ночь, юная леди? — вкрадчиво интересуется он.

— Ночная молитва — единение с богом, и самая чистая исповедь, — отвечаю я.

Он кивает, откладывает книгу и, чуть подавшись вперед, задает следующий вопрос:

— Становитесь ли вы на холодные каменные плиты своими тонкими голыми коленками?

Я не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть.

— Когда просите у своего Бога быть к вам терпеливым и снисходительным — достаточно ли крепко сжимаете ноги?

Стыд вспыхивает у меня под кожей, словно я уже в Бездне, и медленно поджариваюсь на своем личном костре.

— Волнуется ли ваша невинная душа, когда…

Повозка останавливается так резко, что меня сперва бросает вперед, а потом — назад, на мешки с полотном.

— «Перепутье», — громко говорит настоятельница Тамзина. — Здесь наши пути расходятся. Пусть Плачущий не обделит вас своей милостью.

Пока Эйр ловко спрыгивает прямо с телеги, гвардеец как бы случайно наклоняется ко мне.

Тянется к моей руке.

Я одергиваю ее и прижимаю к груди, где испуганно колотится сердце.

— Я бы не посмел смутить юную леди такими богомерзкими вещами, — шепотом говорит гвардеец. Он что-то чувствую ловко и почти незаметно прячет между мешками. — Постарайтесь, чтобы ваша строгая наставница не нашла мой маленький подарок. И не переусердствуйте, когда будете молиться в следующий раз, чтобы не стереть свои невинные голые колени.

Он поднимается, расправляет плечи и, даже не взгляну на меня на прощанье, тяжелым твердым шагом направляется в сторону постоялого двора.

Глава четвертая

— Глазам своим не верю! Альберта! Вы уверены, что были трезвы и в крепкой памяти, когда составляли… вот это?!

Эвин бросает пергамент на стол и разводит руками, с претензией глядя на стоящую неподалеку герцогиню Альберту Белл, которая, если память мне не изменяет, служит в Тайном совете еще со времен, когда был жив король Дарек.

Даже не представляю, сколько ей лет, но, насколько вижу и чувствую, она не прибегала ни к каким махинациям и не использовала омолаживающие инъекции, которые, с легкой подачи одного химера, стали просто писком моды. Если так пойдет и дальше, я лично вытребую у Эвина приказ об увеличении налогов на салоны красоты. За последние полгода индустрия моды принесла в казну больше денег, чем пошив мужской одежды.

Если в следующий раз какой-нибудь умник спросит, почему я в свои седины до сих пор не связал себя узами брака, я скажу, как на духу — женщины в наше время слишком дороги.

И мне, заурядному Серому кардиналу при дворе Скай-Ринга, точно не по карману.

— Ваше Величество, я проверила каждое имя. В списке кандидаток на роль королевы, не может быть никаких оплошностей и случайностей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я мысленно пару раз лениво хлопаю в ладоши выдержке и каменному выражению лица старой Черной вдовы. Хотя, пройдя школу дурного вспыльчивого характера отца Эвина, этот вздорный бунтарь вряд ли доставляет ей больше проблем, чем липкий леденец.

— Рэйвен?! — Король широким шагом громыхает сапогами в мою сторону и всучивает злосчастный пергамент. — Просто взгляни и скажи, что я не сошел с ума, желая сократить количество кандидаток вдвое. А некоторых — например номер семь — было бы неплохо сократить абсолютно буквально, на голову.

С трудом подавив зевок, быстро пробегаю взглядом по фамилиям: леди Элиз Вустер, графиня Вероника Мор, маркиза Айна Монтайн…

Айна…

В моей памяти она навечно останется девушкой, которая молилась перед тем, как расстегнуть на мне рубашку.

Ну хорошо, не навечно. Но было правда забавно.

— Со всем почтением, Альберта, но маркизе Монтайн совершенно точно не место в этом списке, — выдаю первую ремарку.

— По каким соображениям? — интересуется Черная вдова.

— По самым что ни на есть первостепенным и основополагающим в таком вопросе, как роль будущей жены короля и матери наследника престола — маркиза не девица.

Эвин издает триумфальное «Ха!» и выразительным взглядом в сторону герцогини дает понять, что ждет от нее вразумительного ответа.

— Ваше Величество, нет никаких причин сомневаться в непорочности маркизы, — все с тем же невозмутимым видом, говорит Черная вдова. — У этой девушки безупречная репутация, ее отец — верный вассал Вашего Величества. Кроме того, семейный лекарь…

— Ооооо, — иронично тяну я, — в таких деликатных вопросах этим прохвостам я бы доверял менее всего. Но даже если бедолага свято верит в то, что говорит, уверяю, белая роза молодой маркизы уже давно отцвела.

— Могу я в таком случае поинтересоваться, из какого надежного источника ваши сведения? — не желает отступать Альберта.

— Из первых рук, — не скрывая сальную улыбку, «каюсь» я.

На ее лицо нужно посмотреть — разве что не скисло окончательно.

Лично я не имею ничего против герцогини. При жизни она, я слышал, была верной женой своему туповатому мужу, а после его смерти смогла не только упрочить свои позиции, но и сделать то, чего не удавалось ни одной женщине Артании — возглавила Тайный совет.

И где-то во всем этом наши пути пересеклись. Пару раз. И я — сперва не нарочно, а потом осознанно и намеренно — оттоптал бедняжке ноги.

С тех пор нас связывает взаимная, крепкая, надежная и абсолютно безграничная неприязнь.

— Ваши поступки, Рэйвен, порой настолько… возмутительны, что мне нечего сказать в ответ, чтобы не испачкаться.

— Не утруждайтесь, герцогиня. — Отвешиваю ей едва заметный поклон. — За все эти годы вы ни разу не дали мне повод усомниться в том, что наши чувства взаимны. И, раз уж мы заговори об увядших розах… Ваше Величество, полагаю, кандидаток номер девять, одиннадцать и девятнадцать, так же следует исключить.

Герцогиня мгновенно карает меня презрительным взглядом.

Эвин удивленно вздергивает бровь.

— И тоже «из первых рук»? — смеется он.

Я пожимаю плечами, зеваю и, устроившись поудобнее, протягиваю ноги к огню.

Проклятый дождь. Никакого покоя коленям.

Помня просьбу короля, нахожу взглядом имя под номером семь.

Герцогиня Матильда Лу’На.

Шрам под ребрами, оставленный мне «на память» ныне гниющим в земле папашей этой девицы, начинает предательски зудеть.

Старинный род.

Некогда очень богатый. Сидящий пятой точкой на золотых рудниках и в одно лицо распоряжающийся ахаловыми рощами — единственным во всем королевстве, источником самой легкой, прочной и гибкой древесины для изготовления дирижаблей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Старик так разжирел, что даже в свой ночной горшок справлял большую нужду золотыми дублонами. Поговаривали даже, с его собственного чеканного двора и с его уродливой рожей в профиль.