Кукушкин мёд - Горбунова Алла

«внутри дождя…»

внутри дождявнутри рекиидёт своя войнатам разбиваясь на кускиохотится Лунаи мчат лесные мужикина чёрных кабанахтам слышен свисти топот, тресквалежника и чащи гиканье, и пчёлы стрелвзвиваются, мечасьвонзаясь в мешанину тели всё это сейчасвнутри вещейтебя, меняне тишина-покойидёт кровавая резняпоследний смертный бойв жерло бессмертного огнямы брошены с тобоймонах, феллах и вертопрахковбой и свинобой

«все зáмки Балашихи подняли флаги…»

все зáмки Балашихи подняли флагии трубачи в трубы трубиликогда шли мы, катя коляску по разбитой дорогемимо экскаваторов и КАМАЗови запела птица сойка вспархивающаяс ветки на ветку ковыряющаяклювом щель у чердачного окнас синими перьями птица леснаяи забили фонтаны Балашихииз шлангов полные грязиразошлась земля обнаживлужи полные глиныи какие-то бани отверзлисьи бараний шашлык на угляхв матюгах дорожных рабочихв новострое цыганских зáмкови пруд обрели полный утоки селезней трав побережныхи коляску к нему подвезлии обратно брели по осенней субурбии

«под кожу запустили знание…»

под кожу запустили знаниеа под древесную кору ума в небо как воздушного змеязапустили опыта под землю запустили такое чувство:«неужели и я умру»а в воду запустили такую музыкуот которой одновременно улыбаются и плачутв ход времени запустили большое детское сердцеи там, внутри, это всё стало жить и менятьсястало совсем непонятными так и осталосьв сухом остатке

«как одиноко солнцу…»

как одиноко солнцукто его собеседник: ребёнок, заяц, луна?смотрит на леси снится ему: несёт его на спине сатанастарый беснет дома у солнцаникак не побыть в тенислишком много лазури и золота на небосводеоттого-то оно и гостит у сатаныдружбу с нечистым водитвсе любят солнцепрыгают и играютсолнце думает: я чёрное, чёрноея сгораюсолнце сходит с умаи само говорит с собоюя красное, золотоезелёное, голубое

Ерофеев день

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390}) бесится леший. крестьяне не ходят в лес.водка на травах – осень на Ерофея.под ударами взвея под землю уходит бес,напоследок ещё сатанея.будто с досады на семь пядей разроет торф,загоняет зверей по норам, проваливается сквозьземлю, пред этим засунув два пальца в роти засвистев, вырывая ряды берёз.а ты пошёл в лес и с ним пил зелено вино,а когда, матерясь, он под землю ушёл, с твоих глазсошла пелена и остановилось кино,просмотренное не раз:лживая лента, о том, как на свете всёсделано для тебя и желает тебе добра.как будто холодный пролился – не дождь – тосол,и ты понял, к чему эта вся пиздорвань, пидорва,чего этот лес так угрюмо и пристально ждёт,зачем на осине, качаясь, висит петля,и что за хульную песню в ветвях поётрусалка, как пожилая бухая блядь,что ты должен сделать с собой, с этим миром, со всем,о чём дохлые звери, как чучела, как трофеи,молча кричат, населяя падший эдем.бесится леший. осень на Ерофея.

«Ррр!»

Ррр!Кто рычит на беломлотоса цветке?Кто стирает мир,нарисованный меломна чёрной доске?Мягко идут чьи лапкив белом песке,зима?Кошка или собакастирает мир с чёрной доскиума?

«птичьи следы на снегу…»

птичьи следы на снегусреди ещё зелёной травы.замёрзли чёрные торфяные отроги озера.здесь мы видели рыбака,и старик в тельняшке выгуливал пса,да ещё двое велосипедистов проезжали мимобурых листьев и чёрных грибов.теперь – снег. птичьи следы. трава.островки талого льда. сухие прутья кустов.Белое озеро – это воронка, врата.Чёрное озеро – это чаша, опрокинутая в болото,плавучие острова, донные родники.Святое озеро – это серебряная тарелка в камышах.Храм Успения – огромные туи и розы в снегу,тяжёлый запах ладана и чёрный лакированный гробна плечах у мужчин. и женщина, которую поддерживаютза локти,а она плачет и одновременно вымученно улыбается,и местный бесноватый-юродивый с талыми глазами,как уличный голубь-крыса, рыщет в поискахМилости и милостыни.