Внутреннее и внешнее - Туро

с нотками сарказма. Я накануне думал о нашем человеческом беге, и вот передо мной предстал бегущий человек, который должен был ждать меня, чтобы поговорить со мной о работе в компании и составить контракт. Через несколько секунд он исчез за высокими офисными зданиями на улицах города. Мы находились в чистом, красивом месте: слева сиял парк, справа растянулось широкое авеню, редкие машины прокатывались тихо по ровным дорогам, всё застыло в спокойствии. К тому же, после того как во время нашего пути с неба попадало несколько капелек воды, тучи уплыли, и всё вокруг осветилось в лучах солнца. Стоя в тени на лестнице перед главным входом, я видел пустую площадь, где начинался парк с его высокими деревьями, одетыми в ярко-зелёные кроны. Тем временем Роберт достал сигареты.

– Хочешь? – предложил он.

– Нет, спасибо.

– Послушай, Тоби. Мне пора. Ты можешь пойти со мной, и я покажу тебе редакцию. Или ты можешь остаться здесь и подождать, пока Роф не вернётся.

– Я останусь. Ты знаешь, куда он побежал?

– Наверное, на вокзал. Его сестра должна покинуть город сегодня. Что ж, я пошёл.

Он поднялся по ступеням и скрылся за дверью. Как это обычно бывало, я остался в одиночестве. Я решил спуститься в парк и подождать там. Я вышел из тени, перешёл пустую дорогу и скрылся среди деревьев. По краям гранитной дорожки стояли скамейки, я присел на ту, что была освещена солнцем, с которой был виден вход в здание. Я крайне не любил ждать, но мне нравились такие моменты, когда не нужно было никуда спешить. Лёгкий ветер играл с листьями, июньские лучи солнца уже грели; они светили на меня, человека с жалкой жизнью, которую он до того переломного момента начинал ненавидеть.

Я устал от неё. Не скрою, иногда она была интересной, но мне нужен был смысл или хотя бы какая-нибудь стоящая цель. Я понимал, что и смысл, и цель мне негде искать, кроме того мира, который образовался внутри меня; и где же ещё? Тогда я не осознавал, что там меня ждала мечта, и мне стоило разглядеть её внутри себя, чего я не делал это и не пытался сделать. Люди появились на земле и теперь живут вместе, со своими порядками и правилами, ищут смысл в неизведанном, там, где смысла вовсе может не быть, или, конечно же, ничего не ищут. Но смысл есть лишь в самих нас, мы живём по его принципам. Мысли мои снова качались, тогда я размышлял и о том, что все мои жизненные повороты были когда-то пережиты предками, другими людьми; что человеку порой не по силам подчинить себе все условия жизни для достижения своих целей; что, с одной стороны, если мы заглянем в жизнь людей глубже, то обнаружим огромное множество линий, влияний одних событий на другие, множество условий, которые либо позволяют событию произойти, либо не позволяют, и у нас нет власти над ними; что, с другой стороны, если посмотреть свысока, мы увидим один ход человечества, подчиняющего себе условия мира, и тогда человеку остаётся только побороть себя и начать биться за достижение своих целей, чтобы не оказаться в течении или чтобы плыть туда, куда считает нужным плыть. Поэтому я всегда сражался за то, к чему, бывало, стремился. Однажды я выбрал смысл и цель. Мой молодой разум когда-то решил, что смысл существования его хозяина состоит в сохранении и развитии знаний, моральных принципов, совести, доброты, то есть всего того, что позволяет человеку творить, создавать для людей, взлетая выше и выше. Всё это я осознавал на своём скудном чувственном уровне, и примечательно, что этим-то развитием я не занимался, а жил согласно ощущениям. Все те стремления существовали во мне до знакомства с реальностью и её противоречиями, но о них я не желал думать, не желал также принимать их. Противоречия; вся молодость в них, а также в скитаниях, вопросах, неизвестности, требованиях точных выводов и заключений; хотя – что молодость? – вся жизнь состоит в этом!

Что касается цели, то я долго выбирал её. В разное время важность цели выглядела по-разному, но, в конце концов, я решил одно: искать правду и истину и итоги своих поисков излагать на бумаге, – поэтому, выбрав её, я стал писателем. Передо мной раскинулось неизведанное, и я не мог не окунуться в него, не испробовать, не нарисовать его. Мне захотелось встретить в своей жизни всё, что казалось мне тем, что изменит меня в лучшую сторону. Я много размышлял о том, чем же это может оказаться, но при рассуждениях голова снова утопала в боли, которая немного успокаивалась, когда я писал или сочинял; в таком безнадёжном положении я окончательно увидел себя пишущим человеком.

Смысл и цель уже тогда были очень туманными и едва ли разумными. Такой же туман образовался в уме моём в тот сладкий момент в парке. Солнце садилось, деревья оставляли тени, и в этих окаймлённых золотом тенях я погрузился в сон.

IV

В десять часов вечера Роберт обнаружил меня в парке и, предварительно разбудив своего будущего коллегу, отвёл меня в офис мистера Рофа. Отворив большие стеклянные двери, мы оказались в светлом и красивом холле, где отыскали лифт и вошли в его кабину. Она была пуста, вдвоём мы домчались до девятого этажа; между стеклянными перегородками не было людей: видимо, в тот час все уже были в своих уютных домах. Мы шли по коридору этажа, где всё окружение застыло в стиле: стеклянные окна, столы, часы, компьютеры, печатные машинки – и создавало приятную и интенсивную рабочую атмосферу. Никого не было, поэтому большинство стеклянных стен скрывали свои комнаты за жалюзи. Мы подошли к центральной двери. «Входи, мой друг, а я поплетусь домой. Всего хорошего…» – прошептал усталый Роберт.

– Можно войти? – спросил я, истинный англичанин, приоткрывая дверь.

– Да, конечно! – ответил мне кто-то весьма молодым голосом. Я удивился: директор оказался ещё совсем молодым привлекательным человеком невысокого роста со светлыми волосами и короткой стрижкой. Я посмотрел в его серые глаза, подумав, что ему не больше двадцати пяти лет и что мы почти ровесники. Он поднялся из-за стола, на котором лежали ручки, карандаши, стопки бумаги, кейсы, документы, и вяло протянул мне руку.

– Я искренно извиняюсь, Тоби. Слишком неуважительно с моей стороны было заставлять тебя столько ждать, – произнёс он тихо.

– Не волнуйся, всё в порядке, – сразу перешёл я на «ты»; впрочем, как и он при моём появлении.

– Однако я бы хотел отложить наше знакомство и отпустить тебя до утра, но, видимо, не могу этого сделать, потому что придётся поручить тебе работу уже