Северная война. От Головчино до Полтавы - Денис Леонидович Коваленко

— Ну и женись, — отвечал Людвиг. Он был на полголовы выше всех остальных, видно, что силен, и от того уверен и спокоен, так он и отвечал товарищу — уверенно и спокойно.

— А ты что сделаешь?

— Ничего. Вернусь домой, выдам замуж сестер. И вместе с Фридрихом буду помогать отцу. У нас швейная мануфактура. — Людвиг был благодушным и бесхитростным парнем.

— А я женюсь! — не унимался его товарищ. О женитьбе он говорил вот уже несколько дней. И, говоря о женитьбе, больше представлял себе, как его будет кормить его жена, чем о том, как она будет выглядеть сама. Уже неделю солдаты Любекера ели одни сухари. Провиант у Любекера закончился. И чем кормить своих двенадцать тысяч голодных солдат, генерал даже не представлял. После двухмесячного блуждания по Карелии и берегам Невы шведы съели весь провиант и порядочно поистрепались.

— Стоять! — прозвучал приказ капралов. Впереди была переправа, и она охранялась. Так доложила разведка. И сейчас нужно было построить солдат в линию и взять переправу. А за переправой — город московитов. А за стенами города — еда.

29 августа у деревни Коршмино голодные и злые шведы, выведя пушки на прямую наводку, ударили по прикрывавшему мост русскому отряду. Три часа боя — и русский отряд отступил к городу. Шведы, надеясь ворваться в город на штыках, начали преследование, но, впустив последнего русского солдата, ворота Санкт-Петербурга захлопнулись перед самым шведским носом.

Штурмовать укрепленный город Любекер не рискнул. Апраксин за стены не выходил. Все пути по суше были перекрыты русскими крепостями (той же Нарвой). Шведский флот также не рискнул штурмовать Кронштадт. Провиант закончился совсем. Не отступить, не атаковать. Любекер, сам того не желая, загнал своих солдат в ловушку. И 19 сентября на военном совете он принимает единственно верное решение — эвакуировать сухопутную армию морем. О чем и донес шведский пленный квартирмейстер Апраксину, а Апраксин доложил Петру.

Любекер построил лагерь у деревни Криворучье, что на Сойкином полуострове. Лагерь защищали два редута, возведенные крепкими саксонцами, они и прикрывали шведов.

Пытаясь согреться под холодным балтийским солнцем, саксонцы отдыхали, пообедав сухарями и водой.

— Людвиг, — прозвучало негромко.

— Ты опять про женитьбу? — Людвиг отмахнулся и отвернулся от своего товарища, который вот уже какой день рассказывал ему, чем его будет кормить его молодая жена.

Когда рассказ зашел о зажаренных в соусе куропатках, в ушах уставших саксонцев загромыхало:

— Подъем, солдаты! Слушайте приказ вашего генерала!

Построив саксонцев, капралы объявили:

— Всех лошадей — под нож. Самим занять свои позиции. Через час армия начинает эвакуацию морем. И вам, доблестным саксонцам, приказано прикрывать эвакуацию! Вы последние взойдете на корабли. И если кто из вас славно погибнет во славу своего короля, тот окажется на небесах. А на земле ваши матери и жены получат от короля столько денег, что они будут молиться за ваши души каждое утро, каждые день и вечер. Ваша смерть станет залогом их сытой и спокойной жизни! — вот что услышали выстроившиеся в ряд саксонцы.

И огорчила их не весть о славной смерти (они — солдаты, и их долг — славно погибнуть и воскреснуть), а то, что они вот сейчас должны убить лошадей.

— Не рассуждать! — отвечали капрал. — Многотысячная армия московитов подходит к нашему лагерю. Мы не можем забрать наших лошадей, но и отдать их в руки врага мы не можем. Пусть лучше наши лошади погибнут от наших ножей, чем будут служить против нашего короля.

Приказ был отдан. И началась резня.

Шесть тысяч боевых и тягловых лошадей, которых берегли и любили, кормили и чистили добросовестные и послушные саксонцы, стояли и мирно ржали, видя своих хозяев, что подходили к ним, обнимали, трепали гриву, заглядывали в глаза, целовали лошадиные морды и умелым ударом пробивали лошадиные сердца — без размышлений и сантиментов. Приказы эти верные своему новому королю солдаты не привыкли обсуждать.

Но что заставило шведского генерала отдать такой приказ?

Что подвигло его на такую почти паническую эвакуацию?

* * *

Днем ранее, на рассвете, конный разъезд с секретным донесением вышел за стены Санкт-Петербурга и рысью направился к кавалерийскому полку, что стоял недалеко от шведского лагеря и раздражал шведов своим бодрым бездействием. Не вступая в открытый бой, полк под началом генерала Фразера давящей тенью падал на небольшие шведские отряды, что выходили из лагеря на поиски хоть какого-то провианта, хоть какой-нибудь еды, и бил эти оголодавшие отряды.

Разъезд неожиданно наткнулся на один из таких поисковых отрядов и, несмотря на свою малочисленность, вступил в неравный бой. Сделав пару выстрелов и получив пару выстрелов в ответ, разъезд позорно бежал, по дороге теряя какой-то пакет. Он был замечен, поднят и доставлен лично в руки Любекера: русский адмирал Апраксин секретно сообщал Фразеру, что сейчас выдвинется к нему на подмогу с прибывшим пятидесятитысячным войском, и общими силами шведы будут разгромлены.

Как это известие обрадовало шведского генерала! Он и сам не чаял, под каким предлогом ему покинуть эту сырую и болотистую Ингерманландию, на землях которой русский царь построил этот неприступный город. А тут такой секретный пакет! Немедля Любекер посылает шлюпку к флотилии Анкинштерна с донесением о срочной эвакуации солдат, и к своему донесению прикладывает перехваченный пакет.

Русская хитрость удалась. К полуострову, где шведы встали лагерем, и подошли корабли Анкинштерна.

По причине мелководья эвакуация могла проходить только на шлюпках. Отличная мишень для русских пушек, которые по приказу Апраксина и были выведены на полуостров.

Не было у Апраксина свежих пятидесяти тысяч солдат. Зато был свежий ум, который он не раз проявлял в сражениях. Атаковать двенадцатитысячный лагерь, укрепленный двумя редутами, — Апраксин не мог так рисковать. Потому адмирал ждал. Ждали приказа и артиллеристы.

И когда Копорская губа Финского залива покрылась шведскими шлюпками, когда на берегу осталось лишь пять батальонов и восемьсот прикрывавших отход саксонцев, вот тогда адмирал и сказал слово, которое так ждали артиллеристы: «Залпом, пли!»

— Ну что, Фёдор! Пли! — весело крикнул бомбардир молодому саксонцу, что уже навел пушку на редут и держал в руке зажженный фитиль.

После поражения при Головчине многие солдаты из полков князя Репнина, пока решалась судьба незадачливого князя, были разбросаны по разным полкам. Фридриха, сбитого шведским прикладом с редута, без памяти подобрали отступавшие к лесу русские солдаты. Неделю молодой саксонец ходил под себя кровью — до того силен оказался удар. Когда он встал на ноги, его и еще с десяток бомбардиров отправили под командование адмирала Апраксина.