Темные отражения. Немеркнущий - Александра Бракен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не поняла, было ли это приманкой:
– Интересная?
– Помнишь, я рассказывала тебе про «Леду-корпорейшн»? Как правительство предоставило им грант для изучения того, откуда взялся ОЮИН? Нико был… – Кейт пару раз кашлянула, – был одним из их объектов. Мальчишку привезли несколько недель назад, так что вы двое сможете осваивать азы вместе. Но хочу предупредить: он еще немного хрупкий.
Тогда-то я и увидела, что коридор оказался лучшей частью остальных помещений. Как если бы в доме все средства ушли на ремонт прихожей, или хозяева просто решили, что продолжать просто нет смысла. В общем, место выглядело так, будто тебя занесло на стройплощадку и работы на ней еще идут. Стены – серые бетонные блоки на металлических опорах. Пол из крашеного бетона. Все бетонное – везде, всегда. На мгновение я словно снова оказалась в Термонде – так «дружелюбно» смотрелось это место.
Низкие потолки оплетали трубы и провода в яркой изоленте. И хотя в Штабе было не так темно, как в туннеле, естественный свет внутрь не поступал, и мерцающие лампы дневного света заливали пространство нездоровым анемичным сиянием.
Самым необычным в помещении была его форма: дверь из коридора открывалась прямо напротив большой круглой комнаты в центре – ее изогнутые стены были полностью стеклянными. Проход, в котором мы стояли, образовывал вокруг этой комнаты кольцо, и я рассмотрела, по крайней мере, еще четыре прямых коридора, отходивших от него лучами.
– А он какой?
Пока мы шли, я продолжала посматривать по сторонам, наблюдая за фигурами, которые сновали туда-сюда вокруг стеклянного пространства. Внутри его по стенам были развешаны несколько телевизоров; под ними стояли круглые, как в кафе, столики, за которыми несколько агентов Лиги играли в карты, ели или читали.
Изогнутый коридор был нешироким. Так что, когда навстречу попадалось сразу несколько человек, кому-то приходилось давать дорогу.
Сначала мы столкнулись с двумя молодыми женщинами в армейском камуфляже. И эта встреча стала подтверждением того, чего я боялась: слухи обо мне уже распространились. Встречаясь глазами с Кейт, все дружелюбно улыбались, но стоило взгляду упасть на меня, как люди огибали нас, держась на максимально возможном расстоянии, и прибавляли шагу.
– Какой он? – повторила я и, увидев непонимание в бледно-голубых глазах Кейт, пояснила: – Какого цвета?
– А-а! Нико – Зеленый. Технический гений. Обрабатывает все, словно программа. Вайда – Синяя. Джуд – Желтый. Это единственная команда со смешанными возможностями. Остальные – строго одного цвета и выполняют во время операций разные вспомогательные функции. – Льющийся сверху свет окрасил белокурые волосы Кейт в жемчужно-белый. – Ты здесь единственная Оранжевая.
Чудненько. Мы прямо как чертова радуга. Только красного не хватает.
– Значит, вам достаются объедки – кого не взяли в другие команды?
Кейт улыбнулась:
– Нет. Я просто выбираю тщательнее других.
Наконец мы покинули внешнее кольцо, нырнув в один из прямых коридоров. Кейт замолчала, не отвечая даже встреченным агентам, вжимавшимся в стены, когда мы проходили мимо. И пока мы шли к двери, помеченной ее именем, нас провожали взглядами, и каждый раз эти взгляды острыми ногтями царапали мне спину.
– Готова? – спросила женщина.
Как будто у меня был выбор!
Оказаться в чужой спальне – все равно что подсмотреть чужую жизнь. И мне было немного неловко – и тогда, и сейчас – увидеть безделушки, которые ей удалось сюда протащить. Комната оказалась тесной, но жить в ней было можно, компактной, но, что удивительно, не вызывающей клаустрофобии. Койка стояла в углу, позади нее Кейт повесила грязное лоскутное одеяло. Узор из ярких красных и желтых маргариток пробивался даже через самые темные пятна. На карточном столике, служившем письменным столом, стояли компьютер, лампа, а еще лежала пара книг и сумка.
И повсюду – рисунки.
Фигурки людей, намалеванные маленькими пальчиками. Карандашные портреты – ни одного знакомого лица. Пейзажи, выполненные углем, которые выглядели такими же безжизненными, как пребывание под землей. Фотографии с приветливыми лицами на фоне заснеженных гор, наклеенные аккуратными рядами, слишком далеко от меня, чтобы разглядеть красивые глянцевые детали. А еще в этом пространстве обнаружились трое.
Высокий и очень худой парнишка мерил шагами крохотное свободное пространство между столом и койкой, но, едва мы вошли, остановился. Голова в красновато-каштановых кудряшках мотнулась в нашу сторону. Его лицо просияло от радости, и подросток бросился к Кейт, обхватывая ее плечи тонкими руками.
– Я так рад, что вы вернулись! – Его голос дрогнул от облегчения.
– Я тоже, – проговорила Кейт. – Джуд, это Руби.
Джуд, весь кожа и кости, выглядел так, словно за пять дней вымахал сантиметров на десять. Нет, некрасивым назвать его было нельзя: подросток просто не до конца сформировался. Ему еще придется дорасти до своего длинного, прямого носа, что же до больших карих глаз – они выглядели сейчас по-мультяшному огромными.
На вид Джуду было лет тринадцать-четырнадцать, но двигался мальчишка так, словно все еще не научился справляться с этими новыми длиннющими конечностями.
– Приятно познакомиться! – воскликнул он, обнимая уже меня. – Вы только что вернулись? Все это время ты была в Вирджинии? Кейт сказала, вы там разделились, и она так волновалась, вдруг что-то…
Парнишка перескакивал с одной мысли на другую. Я моргнула, пытаясь высвободиться из его объятий.
– Джудит, подруга явно не в восторге от обнимашек, – раздался из-за спины Джуда чей-то низкий голос. – Отцепись.
Джуд тут же отпрянул назад, издав нервный смешок.
– Извини, извини. Просто рад познакомиться. Кейт так много о тебе рассказывала – ты была в том же лагере, что и Мартин?
Когда мальчик назвал имя другого Оранжевого, его голос странно дрогнул, взлетел вверх и оборвался.
Я кивнула: значит, он знает, кто я. И все же до меня дотронулся. Какой смелый, глупый ребенок.
– А это Вайда там, на кровати, – вмешалась Кейт, подталкивая меня в ту сторону.
Мне показалось, что я невольно пячусь назад, в угол – такова была сила взгляда этой девушки. Странно, что я не заметила ее, сидевшую на койке: вытянутые ноги скрещены, руки сложены на груди, на лице застыло безразличное выражение. Но теперь, обнаружив ее, я даже поежилась.
Выглядела Вайда роскошно: идеальное сочетание рас и народов: блестяшая смуглая кожа, которая напомнила мне теплые осенние дни, миндалевидные глаза, выкрашенные в цвет электрик волосы. Такое лицо ожидаешь увидеть в журнале: высокие, острые скулы и полные губы, на которых, кажется, всегда держится легкая ухмылка.
– Привет. Мило, что ты наконец-то дотащила сюда свою задницу. – Голос ее был громким, глубоким, и она четко выговаривала каждое слово. Когда Вайда поднялась – обнять Кейт, мне показалось, что я невесомая Дюймовочка.
Вместо того чтобы вернуться на кровать, девушка застыла между мною и Кейт. Я знала эту стойку. Сколько раз сама ее занимала, закрывая Зу, Толстяка или Лиама? Сколько раз это делали они? Стоя спиной к женщине, Вайда внимательно меня изучала.
– Бедняжка. Просто держись меня и будешь в порядке.
«Вот оно как, да?» – подумала я, ощетинившись от ее тона. Обернувшись к Кейт, Вайда, как ни в чем не бывало, снова расцвела в улыбке. Ее темная кожа прямо-таки светилась счастьем.
– Там, в углу, Нико, – перехватила роль хозяйки Вайда. – Чувак, можешь оторваться на пару секунд?
Нико сидел на полу, прислонившись спиной к крошечному комодику Кейт. Мальчишка показался мне маленьким, но я сразу поняла, что Кейт имела в виду, назвав его «хрупким». Дело было не в росте – невысоком или телосложении – щуплом, а в напряженных чертах лица.
– Привет. Приятно познакомиться, – кивнул мальчик, и непослушная прядь отделилась от зачесанных назад и уложенных гелем иссиня-черных волос.
А потом снова опустил глаза на небольшой черный аппарат в его руках, и пальцы запорхали по кнопочкам. Устройство подсвечивало загорелую кожу лица неестественным ярко-белым, выделяя почти черные глаза.
– И что у тебя за история? – поинтересовалась Вайда.
Я напряглась, складывая на груди руки – копируя ее позу. Сомнений не было: если все сложится – если я буду жить с этими ребятами, общаться и тренироваться, – придется держать дистанцию. За последние несколько недель я уже не раз убедилась: если сходишься с кем-то поближе, человек неизбежно становится тебе небезразличен. Границы между вами размываются, и когда приходит время прощаться, вырвать себя из жизни, в которой успел пустить корни, невероятно мучительно.
Но если бы я даже захотела рассказать им о Термонде, словами эту боль не передать. Они не смогут понять, а у меня не получится объяснить, что при одном только воспоминании о саде, фабрике и о больнице я захлебывалась собственной яростью. В моей груди остался ожог, который все еще не зарубцевался, как долго заживают пузыри на руках, оставленные отбеливателем в прачечной.