Дикая магия - Энгус Уэллс

— Кто впереди? — спросил Каландрилл, думая о том, что Рхыфамун мог оставить за собой колдовских стражей. — Он мог устроить засаду.

— В Кандахаре Аномиус ослаб от слишком частого использования колдовства, — возразил Брахт. — Ты думаешь, Рхыфамуну это не грозит?

— Но Аномиусу все же достало сил создать великана, а Рхыфамун во много раз его сильнее. — Каландрилл поравнялся с керниицем и дотронулся рукой до рукоятки меча. — У меня есть меч. Так что лучше впереди пойти мне.

Брахт пожал плечами.

— Будь по-твоему, — сказал он так, словно понимал, что Каландриллу надо произвести впечатление на Ценнайру. — Только поосторожнее.

Каландрилл кивнул, повернул коня к оврагу и ступил в тень, где начиналась почти отвесная тропа.

Кесс-Имбрун производил жуткое впечатление. Особенно теперь, когда Каландрилл ступил на тропу. Впечатление было такое, будто он стоит на краю света, а под ним зияет бесконечная пустота. Справа от него скала резко уходила вниз. Отвесные стены и массивные хребты представляли собой настоящий лабиринт; каньоны хаотически падали вниз, закрывая собой реку на дне. Вдали скалы скрывались за синеватой дымкой. Птицы висели в потоках воздуха, создавая впечатление, будто небо прямо под ним. Гнедой его заволновался, чувствуя состояние всадника, и он направил его влево, ближе к стороне оврага. Позади раздался цокот копыт по камням.

— В чем дело? — крикнул Брахт.

Каландрилл откашлялся: от такой высоты у него перехватило дыхание.

— Все в порядке, — ответил он. — Можно спускаться. Вот только это место…

Он подстегнул коня. Брахт и Катя последовали за ним. Оказавшись на тропе, Ценнайра вскрикнула. У Кати перехватило дыхание.

— Это самый широкий участок, — как ни в чем не бывало сказал Брахт. — Ниже тропа сужается.

Тропинка, на которую ступил конь Каландрилла, была настолько узкой, что юноша ехал, сжимая зубы до боли в челюстях. Слева зиял обрыв. Рядом, пристально вглядываясь в него желтыми немигающими глазами, кружил орел. Поднимающееся солнце залило расселину светом, переливаясь на отвесных стенах красным, коричневым и желтым. Свет проникал все ниже и ниже и наконец высветил далекую голубую нитку реки. Каландрилл тут же усомнился, что когда-нибудь до нее доберется. А уж о том, что потом надо подниматься, он предпочитал и не думать.

Петляя по узкой тропинке, они спускались все ниже и ниже. Местами им приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Все молчали, пораженные бездонной глубиной Кесс-Имбруна.

Свет ослабевал. Позади поползли длинные тени. Воздух колебался под лучами солнца, достигшего западного горизонта.

— Остановимся на ближайшем расширении, — сказал Брахт. — В темноте нам не спуститься.

Место для ночевки они нашли за ближайшим отрогом. Тропинка и здесь была узкой, но расширялась настолько, что для них всех, включая и лошадей, хватило места.

— Здесь? — спросил Каландрилл и с облегчением вздохнул, когда керниец кивнул.

Площадка была словно выложена по периметру камнями. Унылое место, лишенное всякой растительности и воды, но для ночевки вряд ли здесь можно было найти что-то лучше. А сумерки быстро сгущались, солнце уже опускалось за западные скалы.

— Придется ночевать без костра, — заметил Брахт, вытаскивая конские путы.

Каландрилл кивнул, стреноживая мерина, и спросил:

— С лошадьми ничего не случится?

— Будем надеяться, — ответил керниец, заглядывая за дальний выступ скалы, где уже собирались тени.

Каландрилл тоже подошел, но, кроме темнеющих, цвета высохшей крови, скал, ничего не увидел в наступающей ночи. Катя разложила одеяла и накидки, и они уселись между лошадьми и обрывом.

— Вану такая же? — спросил Брахт.

— Отчасти, — сказала Катя, откидывая с лица прядь волос, переливавшихся в опускающейся ночи как старинное серебро. — Я видела подобные тропинки, но у нас горы выше. А тропинки — шире.

— Ахрд! С меня теперь гор хватит на всю жизнь, — грустно, но с усмешкой пробормотал Брахт.

— Ничего, они тебе понравятся, — усмехнулась Катя и кивнула в сторону расселины.

— Только бы добраться до Джессеринской равнины, — улыбнулся ей в ответ Брахт.

Каландрилл вытаскивал продукты. Ценнайра подошла к нему и спросила:

— Тебе помочь?

Он передал ей сухое мясо.

— Возьми, — сказал он, вздрагивая от прикосновения ее рук и безуспешно пытаясь скрыть смущение. — На большее сегодня рассчитывать не приходится.

Ценнайра кивнула, понимая и без сверхъестественных способностей, что ее присутствие возбуждает его, но продолжая играть роль скромной девушки. Если он ее полюбит, то пусть это случится само по себе, постепенно, без усилий с ее стороны. Заманить его в свои сети будет проще простого — не раз она прибегала к своим чарам, — но лучше не делать этого в присутствии двух свидетелей. Брахт явно ей не доверяет, а Катя… Катя вообще сбивает ее с толку. Хотя явного неудовольствия вануйка не выказала и даже поддержала решение о включении ее в компанию, однако она многого не договаривала. Ценнайра улыбнулась, взяла мясо и отошла.

Каландрилл смотрел ей вслед, восхищаясь ее плавной походкой, черными как вороново крыло волосами, из которых луна выбивала серебристые искорки. Надама никогда бы не сподобилась на подобное путешествие, подумал он. А уж тем более не смогла бы перенести его без жалоб. Он встряхнул головой, ругая самого себя: сейчас не время поддаваться очарованию женщины и думать о любовных утехах.

«А после? — спросил внутренний голос. — Когда вы выберетесь из Кесс-Имбруна, что потом?»

Каландрилл не знал, как не знал и того, что думает о нем Ценнайра. Он для нее, скорее всего, просто воин, меченосец, которому она благодарна за помощь, и не больше того. Он плохо, если не сказать совсем не знал женщин и, если уж быть честным до конца, к изысканным манерам прибегал как к спасательному кругу. Вел себя как стеснительный мальчишка. Сожалея о своей застенчивости, он взял лепешки и присоединился к остальным.

Брахт и Катя сидели на одеяле, Ценнайра пристроилась слева от вануйки. Каландрилл опустился рядом и кинжалом разрезал лепешки и сыр на большие ломти. Брахт передал каждому по куску сухого мяса.

Утолив голод, они договорились об очередности дежурства. Первым выпало дежурить Брахту. Они были измотаны не столько от самого физического усилия, сколько от постоянного нервного напряжения. Перекусив всухомятку, Каландрилл и Катя улеглись, прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Для Ценнайры холод был просто объективной реальностью, да и уставшей она себя не чувствовала, но все же передернула плечами и, зевнув, закуталась в одеяло, предложенное Каландриллом.