Фантом улитки - Юлия Лоншакова

Она держалась до дверей театра, выйдя на улицу, слезы отчаянно хлынули из глаз: «Бедная девочка! Что я наделала! Не будет мне прощения! Никогда!» – она почти бежала. Обернувшись, с облегчением отметила, что Реми не пошел следом. Быстрыми шагами направилась домой: пускай темно, пускай опасно. «Я более опасна для этого мира, чем он для меня».

Глава 2

…Сквозь плотные гардины почти не проникал утренний свет, лишь тонкая, как лезвие бритвы, янтарная полоска разделяла комнату. Она чувствовала напряжение: утомительная волокита с наследством скульптора Клезенже продолжалась уже несколько лет. Многие не верили, что роспись Огюста подлинная, что она единственная наследница, что состояние нажито честным трудом, что банк не округлил сумму в свою пользу. И все возмущались: почему он завещал состояние ей. С самого начала было ясно, что кривотолков не избежать. Эта история была окутана паутиной мнимых и реальных махинаций, покрыта плесенью прошлогодних газетных сенсаций и разоблачающих заявлений. В ближайшие недели дело должно наконец разрешиться: еще несколько визитов к адвокату, нотариусу, пара встреч с поверенным Клезенже и заседание суда. Сегодня ее утренний туалет занял чуть меньше часа, пришло время завтрака, но тело, оплетенное нервами, как проволокой, сопротивлялось и отторгало его. Она заставила себя выпить горький кофе и съесть ароматную галету.

Весна уже правила в Париже: не кружила облаками, не моросила дождем, не сбивала шляпки ветром. Теперешняя весна была щедрым и ласковым монархом: баловала подданных не по заслугам.

Экипаж доехал до здания банка. Она вышла на улицу, закрываясь от солнца небольшим зонтом.

Встреча с поверенным, нотариусом и представителем банка продлилась около двух часов. По окончании стало невыносимо душно, сказывалась довольно жаркая для весны погода. Всех мучила жажда воды. И жажда денег. От этого не избавил бы даже кристально-чистый родник, бурлящий в горах.

Недалеко от здания биржи располагался небольшой ресторан, где они с Реми имели обыкновение обедать по вторникам. Войдя в зал, она не увидела того, кого ожидала. Непривычно. Она ведь пришла позже обычного времени. Уязвленное самолюбие укололо сердце, задетая гордость и досада вспыхнули в ней. Но решив не менять планов, она стремительно прошла ко всегда свободному столу. Предупредительный управляющий едва успел подскочить и отодвинуть стул.

Сердце лихорадочно билось, пока она ела суп. К десерту она уже умиротворенно наблюдала за двумя жуками и бабочкой на подоконнике, по ту сторону окна. Спинки их отливали бронзой, горели на солнце золотом, жуки-тяжеловесы упрямо смотрели друг на друга, похожие на фараонов в богатых одеяниях. Бабочка, на крыльях которой кружились как в калейдоскопе брызги шампанского, искры фейерверка, фиалки, розы, незабудки, керамические осколки и морская пена, тоже, казалось, наблюдала за ними. Еще одна дева, уже утомленная парижским солнцем.

Подняв глаза, она обнаружила Реми, стоявшего рядом.

– Я отправил багаж на вокзал, надеюсь не опоздать на поезд, – оправдывался он. Всё-таки сердце сразило разум в мучительной схватке.

Равнодушная, она уже не смотрела на него, поправляя белые фрезии в волосах.

Реми едва успел на поезд. Зайдя в купе, с облегчением обнаружил свой багаж. Открыл вместительный саквояж и с удовольствием, на которое был способен после встречи с ней, отметил, что все рукописи в целости, и что в спешке он положил даже больше материала, чем нужно. Переоделся в новую одежду и пошел в ресторан.

«Разве любовь может быть совсем без чувств – слепа и глуха? Неужели никогда мой разум и мое сердце не охладеет к ней? И почему никогда?»

За окном проплывали разноцветные поля, пролески, воздушные облака, сначала пригороды Парижа, затем – отдаленные деревеньки. А он всё сидел в размышлениях, опустошенный и меланхоличный. Чему человек должен доверять больше: сердцу или мозгу? Оба органа жизненно важны: один снабжает каждый орган кровью с кислородом, другой – манипулирует частями тела. Мозг обычного человека не властен над сердцем, сердце обычного человека по своей воле не может перестать обеспечивать мозг кислородом. Они существовать не могут друг без друга, так и живут в вечной борьбе. И чем жить ему? Душой или разумом? Всякий раз погибать несчастным и возрождаться счастливым? Или оставаться рационалистом, сохраняя равновесие, не пуская эмоции дальше головы? Первое и второе опасно. Первое – спуск по горной дороге, когда на встречу дует сильный пыльный ветер, а сзади преследует вихрь из камней. Второе – тропинка в пустыне, где каждый шаг сопровождается мыслью о змее, которая может внезапно вылезти из раскаленного песка. Оба пути мучительны.

Реми лег спать далеко за полночь. Последнее о чем он подумал перед сном, что в суматохе совсем забыл вчера о своем дне рождения. Влажная ночь робко стучалась в окно мелкими каплями дождя.

Он рылся в холодной мокрой земле голыми руками. Пробираясь непослушными пальцами все глубже. Комья глины были перемешаны с жемчужинами размером больше лесных орехов, с перламутровыми раковинами. Он отбрасывал их в стороны и продолжал копать. Следующий слой почвы был перемешан с золотыми монетами. Он пробрался еще глубже, пальцы увязли во влажной блестящей массе червей. Ошеломленный, он резко одернул руки.

Реми вскрикнул и открыл глаза. Вздох облегчения. И решение, как поплавок, вырвалось на поверхность темных вод.

Гюстав опоздал в клинику. Путь с окраины Парижа до центра отнял много времени. Дорога была нелёгкой: он всеми силами пытался унять негодование в душе. Пришел истощенный, в дорожной пыли – даже коллеги едва узнали его. Помощница принесла свежий халат и принялась чистить инструменты. Кофе взбодрил его: день начался печально, но другие пациенты в этом не виноваты. На сегодня назначены три операции, не считая страждущих, поступающих с острой болью.

Через десять минут Гюстав опять чувствовал слабость: воздействие кофе прошло моментально. Молодой человек опустился на стул. Необходимо подготовиться к первой операции. Он достал бумаги и склонился над столом. Но никак не мог сосредоточиться. Гюстав по несколько раз перечитывал абзацы заключения, но мозг не усваивал ни капли информации. Его мысли были далеко: в той карете, витая над девушкой как прозрачные мотыльки.

– Месье Гюстав, пациент подготовлен к операции, – помощница заглянула в кабинет.

– Да-да, через пять минут начинаем, – рассеянно откликнулся он, наливая стакан воды.

Молодой человек поднялся и распахнул створки окна: свежий ветер приятно охлаждал. Он закрыл глаза и попытался сконцентрироваться.

Затем умыл лицо холодной водой и прошел в операционную.

– Гюстав, здравствуй, дорогой друг, – мужчина средних лет шел ему на встречу.

– Жюль, добрый день, – ответил он, – сегодня Вы..?

– Да, я Вам буду ассистировать, – он не дал Гюставу закончить вопрос.

Молодой врач едва заметно нахмурился.

Операция оказалась сложнее, чем предполагалось, и заняла в два раза больше времени. Больной едва не умер. Такое с Гюставом было впервые. Больной чуть не умер, потому что Гюстав был рассеян.

…Я продолжала говорить, объясняя, наверное, прежде всего себе свою жизнь. Зеленый свет за окном продолжал гореть. Зеленый – цвет надежды. В моей груди разлилась приятная теплота: от ощущения освобождения. Просветление исповеди.

Я подняла глаза. Две бесценные лазурные монеты несуществующей страны все это время смотрели на меня. Он молчал, я видела, как слова запеклись на его губах. Говорили глаза. Невероятно, как они вели со мной свой монолог. Кто мне поверит, если я скажу, что две голубых окружности стали для меня спасением? Стали моей любовью. Кто поверит, что я слышала его мысли, которые неслись по упругим нитям, связывающим наши взгляды? Надолго.

Он встал, взял мою руку, и мы вышли из помещения. Я покорно шла за ним. На тротуаре стоял мотоцикл.

– Я хочу, чтобы ты доверилась мне. Я никогда не сделаю тебе больно. Я прошу тебя лишь всегда быть со мной честной. Это самое важное для меня. Садись, – теперь он улыбался, ласково приглаживая ладонью мои растрепанные волосы. – Я хочу покатать тебя по городу, чтобы ты успокоилась.

Если бы я могла вечно смотреть в его глаза, я бы отдала за это все сокровища. Глаза, которые в час бессонницы, напевали мне убаюкивающие колыбельные. Которые в минуты мучительных сомнений указывали мне верный путь. Глаза, отвечавшие на вопросы, о которых я молчала. Глаза, которые соблазняли меня, увлекали за собой, смеялись надо мной, которые меня совращали, интриговали. Никогда не злились на меня. И любили.

Я обняла его и заплакала. Слёзы бесконечными струйками покатились из глаз. Мысли-кораблики потонули в моей голове.

– Я люблю тебя.