Апостол Павел - Ион Друцэ

Дак: А стол для жертвоприношений где возьмем?

Апостол: Покроем это округлое возвышение травой, цветами.

Дак: Это может получиться красиво, но у нас священнослужителя нет. Кто, ради меня, поднимется на скалу и воззовет к Господу?

Апостол: Я поднимусь.

Дак: И воззовешь?

Апостол: Воззову.

Дак: Думаешь, спустится? Возьмет?

Апостол: Возьмет сколько возьмет.

Дак: А с оставшимися что будем делать?

Апостол: Угостим братьев, помолившихся и воспевших вместе с нами.

Дак: Но... им же платить нечем...

Апостол: Брат мой задунайский, принесенное Господу в дар — это уже не твое, а Господне!

Дак: Как бы не прогадать. Я такой нехитрый, сколько раз оказывался в дураках...

Апостол: В дураках ты никак не можешь оказаться, ибо Господь помнит все добрые дела и тех, кто их сотворил.

Дак: Что я для твоего Господа, чтобы он меня помнил!

Апостол: Ты Его сын, как и я. Потому мы и братья.

Дак: А если так, между нами... как брат брату... На что я мог бы рассчитывать?

Апостол: Для начала, думаю, на хорошие, плодородные дожди...

Дак: И — всё! Большего не надо. Разве что после тех бесконечных осенних дождей — раннюю, снежную зиму, так чтобы снега до самой весны простояли...

Апостол: Отцы знают нужды своих детей еще до того, как узнают о них сами дети...

Дак (принимаясь за дело): Ну, жена, переплавляемся на другой берег!

Апостол (благославляя): Да поможет вам Господь!

Финикиец: О, Картагена, моя несравненная Картагена...

Варвар (рабу): Ты выводишь меня из себя...

Кифара умолкла. Наступившую тишину расколол долгий, протяжный, разбойничий свист. Бухта ответила. В горах подтвердили.

Варвар: Надо драпать. Возвращаются головорезы.

Еллин: Убить не убьют, но ограбят.

Женщина: А что если отвлечь их танцами?..

Варвар: Какие танцы, куколка! Всмотрись в эту пропасть.

Женщина: Я давно в нее всматриваюсь.

Варвар: И что ты там видишь?

Женщина: Что-то белеет на самом дне.

Еллин: Там лежат кости тех, что хотели отвлечь бандитов танцами.

Скиф: Можете положиться на мой меч.

Варвар: Что толку в мече, если воин на костылях?

Дак: Но мне-то, мне-то как быть?

Апостол: Размешивай тесто и не паникуй. Волнение передается, и хлеба не всходят.

Дак: Это так, но нагрянут бандиты, а я весь в муке. Как окажу им достойное сопротивление?

Апостол: Когда руки раскатывают хлеба Благодарения, ушам не пристало слушать всякую дребедень.

Дак: Причем тут дребедень, когда пересвист кругом, банда банде сигналы подает!!!

Апостол: Банды днем не пересвистываются.

Еллин: Кто же, по-твоему, свистел?

Апостол: Пастухи перегоняют отары.

Варвар: Где они, пастухи-то?

Апостол: Вон, по откосу, отара спускается. По соседнему склону поднимается стало коз.

Еллин: Откуда тебе известны повадки разбойников?

Апостол: Я же сказал, что родился и вырос в Тарсе, городе ткачей, ученых и разбойников.

Финикиец: Да позволено мне будет спросить.

Варвар: Спрашивай.

Финикиец: Собиратель камней, кто ты есть? С какого родства происходишь?

Апостол: Я — иудей.

Финикиец: Хороший иудей?

Апостол: Хороший.

Финикиец: Но ты не можешь быть хорошим иудеем, если твоя родина по ту сторону моря, а ты по эту.

Апостол: Я иудей по рождению, по вере — Апостол Иисуса Христа.

Финикиец: И это значит — что?

Апостол: Это значит то, что для христианина истинная родина не столько на земле, сколько на небесах.

Финикиец: Оставшись без родины, люди выживают?

Апостол: Без земной выживают, без небесной — нет.

Финикиец: А что есть для тебя жизнь?

Апостол: Жизнь есть счастье непрерывного общения с Богом. С моим Создателем. С моим Отцом. Когда я чувствую Его Дух, я полон сил, находчив, умен, решителен, удачлив. Другими словами, я такой, как в свои лучшие дни, и другого мне не надо. Когда же Всевышний отринет лицо от меня — печаль, пустыня, одиночество. Конец всему. Конец всего.

Финикиец: А что делать тому, кто вне родины существовать не может?

Апостол: Искать Бога.

Финикиец: Для чего?

Апостол: Чтобы иметь долю не только на земле, но и на небесах.

Финикиец: Разве это разные вещи?

Апостол: Конечно. Никогда не надо путать земное с небесным.

Финикиец: Что есть одно, что есть другое?

Апостол: Посмотри на эти росточки.

Дак: Можжевельник. Ягода кислая, но полезная.

Апостол: Кто спорит, что этому кустику жилось бы свободнее, вольготнее где-нибудь на опушке леса, среди своих. Там и хорошей землицы полно, там птицы, дожди, близкая и дальняя родня. Судьба, однако, закинула его в расщелину этой скалы.

Женщина: Не приведи Господь!!

Апостол: Теперь, если бы этот кустик отдавался тоске по родному лесу, давно усох бы. Инстинкт выживания заставляет его всем своим существом, всей своей болью тянуться к свету, ибо в этом жизнь. Свет — это и есть наша небесная родина.

Финикиец: Я, конечно, ниже всех вас, будучи рабом, но я все-таки не куст можжевельника.

Апостол: Дорогой мой брат, и ты, и этот кустик — творение рук Господних. У вас один Создатель. Одним светом питаетесь, одним солнцем прогреваетесь, и временами от дерева к человеку ближе, чем от человека к человеку.

Скиф: Мерзавец! Он владеет тайнами слов. Волнует и мучает так, что сил моих больше нет!

Дак: А мне, вот, от его слов светло и хорошо, только мне нужна женщина.

Скиф: Ты же сказал, что в год засухи у тебя ничего такого...

Дак: Я не в том смысле! Хлеба не округляются. Нужны женские руки.

Апостол: Вон же они рядом с тобой — молодые, ловкие, крепкие руки.

Женщина: Если вам нужна кухарка, сбегайте на городскую площадь, их там полно.

Апостол: Твои руки еще не касались теста?

Женщина: Может, я его когда и месила, но теперь это не мое дело.

Апостол: Твое дело есть что?

Женщина: Пасти мужские страсти.

Еллин: Это — ремесло такое?

Женщина: Наука.

Еллин: И ты владеешь этой наукой?

Женщина: В совершенстве. Я могу, возбуждая мужей, натравить их друг на друга, довести их до помутнения разума, могу вывести их в лес и погнать нагишом, как стадо баранов...

Апостол: Господи, отними у нее дар речи, ибо эта сорока сама не ведает, что несет!!

Женщина: Что он сказал? Как он меня обозвал?!

Дак: Дочка, не трать попусту время. Иди, помоги мне.

Женщина: Какая я тебе дочка? Посмотри на себя, мужлан несчастный, а потом посмотри на меня. Даже будучи одноглазым, можно заметить, что пред тобой стоит царская дочь, что в моих жилах течет голубая кровь!!

Варвар: Эта курица рехнулась.

Женщина: Как ты смеешь, свиное рыло...

Апостол (примирительно): Конечно, она царская дочь, в том смысле, что Бог есть царь Вселенной и всяк рожденный волею Отца принадлежит к царскому роду...

Женщина (Варвару): Слышал, что эти златые уста изрекли?

Апостол: Что до голубой крови, то ты как раз и есть дочь одной из тех кухарок, что стоят на площади в ожидании заработка.

Женщина: Врешь, карлик!

Апостол: Отец твой, рыбак, пропал в море. Вас осталось много детей, кормить было нечем, и когда ты в двенадцать лет расцвела на удивление, мать продала тебя в храм Любви за три меры пшеницы.

Женщина: Это сплетни наших старых шлюх, которые завидовали тому, что я была королевой храма.

Варвар: Если ты была королевой, почему тебя изгнали?

Женщина: Нарушала час молитвы.

Еллин: Чем?

Женщина: Танцами.

Еллин: Что же ты, молилась и танцевала в одно и то же время?

Женщина: Не знаю почему, но молитвы веселили меня, и потому во время молитв у меня начинались всевозможные телодвижения. Меня поругивали, на меня шикали со всех сторон. Я старалась изо всех сил усмирять себя, но даже когда я стояла неподвижно и уста произносили молитву, все догадывались, что внутри себя я продолжаю танцевать. Хранительница, ради спокойствия, попросила уйти в мир, оттанцевать свое.