Живые и взрослые - Сергей Кузнецов

Сквозь выпуклые стекла очков Лева смотрит на белые линии на черной доске. Круги, треугольники, формулы. Косой луч осеннего солнца чертит на парте свои прямые и углы. Лева грызет кончик шариковой ручки. Значит, докажем вот эту лемму…

Когда Зиночка предложила остаться после уроков — подготовиться к математической олимпиаде, вызвались только Лева с Никой. Гоша спешил на тренировку по об-гру, да и вообще не слишком любил математику. Марина, конечно, могла составить Леве компанию, но сегодня у нее какие-то свои дела.

И вот они в классе втроем: Лева, Ника и Зиночка. Перед началом занятий Зиночка подошла к Нике, что-то сказала шепотом. Лева только расслышал: «…понимаю, как тебе трудно…» и «…всегда можешь поговорить со мной…». Про что это Зиночка, про Олю, что ли?

Ника сидит на своем обычном месте, а Лева пересел на первую парту. Ему кажется, он затылком чувствует внимательный взгляд девочки, хотя на самом деле Ника тоже смотрит на доску.

Белые круги, треугольники, формулы.

Плоский мир планиметрии — очень понятный мир. Аксиомы порождают теоремы. С помощью простой логики из нескольких очевидных предположений можно получить бесконечное множество истинных утверждений, узнать правду о треугольниках, квадратах и кругах. Здесь можно найти ответ на любые вопросы — если быть внимательным и терпеливым.

В жизни — все не так. Никакая формула не поможет Леве узнать, кто из пятнашек обидел Шурку. Никакие логические цепочки причин и следствий не подскажут, как он может отомстить за сестру. Линии и точки, буквы и цифры — тут они бессильны.

Приоткрывается дверь, на секунду появляется взлохмаченная голова с большими залысинами. Это ДэДэ, коротышка-географ.

— А, Зиночка, вы заняты… — говорит он.

— Нет-нет, — отвечает Зиночка, — я сейчас. Подумайте пока над этой задачей, — и, кивнув Нике и Леве, быстро выходит из класса.

Лева поворачивается к девочке.

— Знаешь, как решать?

— Мне кажется, если провести медианы, то станет понятней, — отвечает Ника.

— Почему это? — и Лева, взяв тетрадку, пересаживается на Маринино место у окна.

Обычно Лева видит только согнутую Никину спину — теперь смотрит на нее сбоку. Она совсем некрасивая: крупный нос, алые пятна на щеках, две тонкие косички торчат в разные стороны.

— Вот посмотри. Очевидно: эти два треугольника подобны… — говорит Ника и тычет в листок пальцем с обкусанными ногтями.

Лева вспомнил, как несколько дней назад на перемене Оля и ее подруги стали напротив Ники и, передразнивая, начали делать вид, будто грызут ногти. Они мерзко хихикали и, куда бы Ника ни шла, догоняли и преграждали ей дорогу. В конце концов Ника убежала, разрыдавшись. Какая все-таки гадина эта Оля, и как все-таки стыдно, что он никак не может защитить Нику.

А что он может сделать? Мальчишки никогда не лезут в девчоночьи дела. Вот Марина могла бы вступиться за Нику — но она не обращает на новенькую никакого внимания. Наверное, злится, что их посадили вместе.

Следы на песке повторяют очертание тела полоза, да и сухая коряга похожа на змею. Лева прижимается лбом к теплому стеклу террариума:

— Всегда хотел, чтобы у меня была змея, — говорит он.

— Ну, черепаха тоже пресмыкающееся, — отвечает Ника.

После занятий у Зиночки они вышли из школы вместе. Нике надо было зайти в зоомагазин — купить мотыля для рыбок. Лева тут же вспомнил: он давно собирался купить Мине новый корм. И вот уже полчаса они переходят от клетки к клетке.

Неподвижно лежит старый кот, то приоткроет один глаз, то вдруг вытянет лапу, выпустит когти. Что он, такой старый, делает в зоомагазине?

— По-моему, похож на Павла Сергеевича, — говорит Лева, — тоже заслуженный, боевой и старый.

— А Павел Сергеевич воевал? — спрашивает Ника.

— Конечно, — отвечает Лева, — в октябре, на День Победы, он всегда рассказывает. Про зомби, про то, как Границу проходили. Ну, сама услышишь. Он клево рассказывает.

— У меня тетя воевала, — говорит Ника, — про войну я наслушалась. Серебряные пули, стрелять прямо в голову, ну и так далее.

— Ага, — кивает Лева, — как в фильме «Веревка для колокола».

Светло-серый сурикат стоит над песчаной норкой, неподвижно, как столбик. Только глазки бегают и подрагивают лапки.

— Похож на географа, — говорит Лева.

— По-моему, географ противней, — отвечает Ника.

— Не то слово, — кивает Лева, — на уроках — это еще полбеды! А в походах, говорят, он совсем зверствует.

— Это как?

— Ну, гоняет самыми сложными маршрутами, самыми бессмысленными. Там даже нет ничего интересного — ни красот, ни исторических памятников. Просто, чтобы поиздеваться.

— Может, он ищет что-то? — спрашивает Ника.

— Что ищет? — смотрит на девочку Лева. — Мертвые клады?

— Мертвые клады там, где привидения, — уверенно говорит Ника, — в старых домах, на заброшенных шахтах. Он лазает по заброшенным шахтам?

— Вроде бы нет, — отвечает Лева, — и по старым домам тоже. Да и нет сейчас никаких привидений!

— У меня рядом со старой школой заколоченный дом есть, — говорит Ника, — всем известно, что там привидения.

— Врешь!

— Не вру! Девчонки туда лазили и видели — говорят, прям как в кино! Такое белесое облачко…

— Как в кино, ага, — говорит Лева, — скажешь тоже!

— Не хочешь — не верь, — обижается Ника.

— Ладно тебе, — говорит Лева. Он уже жалеет, что не согласился с Никой сразу, но теперь уже поздно переигрывать. Поэтому он говорит: — Слушай, а может, ДэДэ шпион? У него есть места, где он должен передать секретную информацию… Ну, про оружие или еще про что-нибудь. Там его ждут мертвые резиденты — а он идет туда походом, чтобы не привлекать внимание!

— А зачем ему при этом столько школьников? Почему бы ему просто не пойти в поход одному?

— А может, дети нужны, чтобы открывать какие-то двери… типа как ключи. Мы же ничего не знаем о том, как проходить через Границу, даже Маринкин папа не знает. Это строго секретная информация.

— Ты думаешь, он расставляет детей каким-то специальным образом и от этого открывается проход через Границу?

— Не знаю, — задумчиво говорит Лева, — но представь, он в самом деле шпион, а мы его разоблачим? Вот будет клево! Как в «Стеклянном кортике»!

В осенних сумерках ярко сияют белые линии на асфальте. Черный ботинок Ники перекрывает меловую прямую, задевает ножку цифры «четыре». Лева ставит ногу на «семерку». После Зиночкиных занятий расчерченные на мостовой «классики» кажутся продолжением математических задач.

— Слушай, — говорит Лева, — ты не обращай на Олю внимания. Не парься. Она всех цепляет, да и вообще — страшная гадина.

Ника молчит. Идет рядом, в правой руке — портфель и мешок со сменкой. «Наверное, не надо было говорить про Олю, — думает Лева. — Может, Нике неприятно вспоминать. И так они достают ее каждую перемену».

— Я хотел, чтобы Марина была старостой, — говорит Лева, — но она отказалась. Сказала: ломает…

— А что, Марина лучше, что ли? — спрашивает Ника.

— Конечно, — говорит Лева, — Марина клевая… ну, умная и вообще…

Несколько лет назад Лева думал, будто влюблен в Марину. Общались они так же, как и раньше: иногда втроем с Гошей шли из школы, иногда Лева звонил Марине узнать уроки, пару раз бывал у нее в гостях — вот, собственно, и все. Одно время думал нарисовать у себя на сумке сердце и написать «Марина», но как-то забыл об этом. А потом влюбился в девочку из соседнего подъезда — а с Мариной просто дружил.

— Мы с Гошей с ней дружим, — говорит Лева.

— А ты дружишь с Гошей? — с интересом спрашивает Ника.

Ей нравится Гоша, догадывается Лева, вот оно в чем дело! Ну да, он сильный, девочкам такие нравятся. Недаром папа все говорит, что надо заниматься спортом. Ника, наверное, поэтому со мной и пошла, про Гошу расспросить.

Настроение сразу портится. Почему-то Лева вспоминает Мину — старую, мудрую черепаху. Некрасивую и никому не нужную.

— Ну да, дружу, — говорит он.

Они как раз дошли до подъезда Никиного дома. Девочка открывает дверь, Лева уже собирается сказать «ну, пока», и тут Ника спрашивает:

— Зайдешь?

— Когда-то они были разноцветные, но потом все стали вот такие, одинаковые. Ну, понимаешь, внутривидовое скрещивание.

Лева кивает. Они стоят в комнате Ники у небольшого, литров на тридцать, аквариума. Серые, неотличимые друг от друга рыбки плавают туда-сюда в мутноватой воде.

— Они мне нравятся, — говорит Ника, — они молчаливые. И взаимозаменяемые. Если одна умрет, а другая на ее место родится — даже незаметно будет. А еще — их не жалко.

Почему-то Лева чувствует неловкость. Хочет спросить, зачем заводить домашних животных, если не любишь их? Вот Мина — если она умрет, он будет переживать. И мама с папой будут, не говоря уже о бабушке. А как Шурка будет плакать — страшно представить. К счастью, черепахи живут долго.