Тайна ворона - Тисато Абэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, там кто-то беседовал. Сихо только собралась окликнуть их, как вдруг услышала истеричный вопль тети:
– Так это я виновата?!
– Не ори, дура! – Раздраженный голос явно принадлежал дяде.
Что-то явно было не так, и Сихо решила пока помолчать.
– А вдруг она проснется? Девчонка и так почти не притронулась к еде со снадобьем.
– Я тебе говорю: я в этом не виновата! Она и другого ничего не ела. Может, вообще малоежка?
О чем это они?! Люди, обменивающиеся колкостями, были совсем не похожи на тех дядю и тетю, которые ее встретили.
– Надо же! Кто бы мог подумать, что так тяжело подготовить посвящение…
– Мы скоро доиграем свою роль, нечего так ворчать. Осталось просто доставить ее туда, и все.
– А вдруг будет сопротивляться? Может, связать девчонку до прихода остальных?
– Пока спит? Разбудим еще, начнет брыкаться – поранится.
– Да какая разница? Принесем ее в жертву – и все будет в порядке!
Сихо невольно сделала шаг назад. И тут под ее ногой скрипнула доска.
– Кто там? – Из кухни с воплем вылетела тетя.
Сихо, наверное, никогда не забудет это зрелище. Тетя стояла против света, падающего из кухни, и из-за растрепанных волос казалось, что голова ее странным образом раздулась. На лицо легла черная тень, и только глаза пылали. Увидев Сихо, она раззявила нарисованный красной помадой рот и оскалила ровные белые зубы.
– Это ты?! – придушенным голосом прошипела она, и девушка, не удержавшись, закричала.
Она развернулась и попыталась удрать, однако сзади ее со страшной силой дернули за капюшон. Раздался треск рвущейся ткани, Сихо чуть не упала, когда женщина потянула ее к себе, но ухитрилась сбросить куртку.
– Погоди!
– Стой!
– Не удерешь! – вопили дядя и тетя, перебивая друг друга, и девушка, не помня себя, ринулась в прихожую.
Надо скорее бежать отсюда. Скорее, скорее, скорее! Дрожащими руками отперев дверь, она выскочила наружу… и застыла на месте. Там уже ждали мужчины в белых одеждах и с факелами в руках. На лицах людей, которые несколько часов назад толпились вокруг нее с улыбками, не осталось и следа не только радости – они не выражали ничего.
– Ой…
Пока она глядела в эти лишенные всякого тепла глаза, в голове прозвучал голос: «Считай жителей его деревни совершенно не такими людьми, как мы».
«Значит, бабушка была права», – промелькнула в голове последняя мысль.
На голову обрушился сильный удар, и девушка потеряла сознание.
* * *
– Говорил же, надо бежать! – прозвучал усталый голос.
Сихо захлопала глазами – и увидела лишь темноту. Некоторое время девушка не понимала, что происходит. Она попыталась приподняться, но стукнулась головой и только теперь сообразила, что ее где-то заперли. С трудом ей удалось сесть, согнув колени, однако встать не получалось. В ту ночь на Сихо была тонкая пижама, привезенная из дома, теперь же в груди жало и на теле ощущалась плотная ткань. Вытянутая рука сразу же на что-то наткнулась, и по спине пробежал холодок.
– Что это?
– Тебя заперли в сундуке.
Все еще не узнавая этот спокойный голос, Сихо невольно завопила:
– Не может быть! За что? Выпустите меня!
– К сожалению, уже поздно. До сундука еще можно было что-то сделать, но ты никак не приходила в себя.
Когда глаза привыкли, девушка заметила лучики света, проникавшие в ее тесную темницу через маленькие дырочки: дерево, из которого сделан сундук, сильно изгрызли насекомые.
Хоть и с трудом, через дырочку она смогла выглянуть наружу. Там в окутанной мраком комнате горела лампа, освещая сидевшего по-турецки мальчика. Точно, это его Сихо встретила на остановке. Как бы ни было трудно осмотреться, вокруг мальчика ей удалось разглядеть много разных угощений. В четырехугольной коробке лежали крупные рисовые колобки моти со сладкой бобовой пастой сверху; в глиняных чашах – большие карпы и толстые фазаны; на полу виднелись, обвязанные соломенной веревкой симэнавой[7], две целые редьки дайкон, а на маленьком столике возвышалась гора непонятных свертков.
На двери за спиной у мальчика было нарисовано что-то похожее на собаку.
– Где я? Что случилось?
– Мы в святилище Рюганумы.
– В святилище? Но почему?
– Тебя принесли сюда для посвящения.
Слово «посвящение» уже звучало в деревне несколько раз. Однако она не обратила на него внимания: решила, что это какое-то местное словечко.
– Подожди. Ты о чем? Что за посвящение?
– Тебя посвятят божеству. Ты что, не слышала о человеческих жертвоприношениях?
– Это в смысле…
– Тебя принесут в жертву.
Внезапно дверь в святилище распахнулась.
– Пора.
Когда она узнала в вошедшем дядю, мальчик уже исчез. Не веря своим глазам, Сихо разглядывала человека в одежде жреца.
– Что вы делаете? Вы ненормальные! – завопила она и забилась, пытаясь вырваться наружу.
Однако дядя, грубо треснув по сундуку, рявкнул:
– Заткнись!
Потом он добавил с досадой:
– Эту роль должна была исполнить твоя мать. Из-за того, что она сбежала, в деревне все пошло наперекосяк. Вполне естественно, если ошибку исправит ее дочь. Посвяти себя Ямагами и не смей сюда возвращаться.
При этих словах в помещение вошли несколько мужчин в белых одеждах попроще, чем у дяди. Их лица были закрыты отрезами ткани. Двое подняли сундук, в котором сидела девушка, и куда-то понесли.
Довольно скоро сундук опустили на землю, и Сихо снова выглянула наружу. Рядом стоял алтарь из некрашеного дерева. К нему приблизились женщины в белом и с плотными вуалями на лицах и разложили подношения. Вокруг алтаря и сундука с девушкой торчали из земли тонкие побеги бамбука. Их оплетала симэнава, с которой свисали защитные зигзагообразные полоски сидэ[8].
Сихо выглянула в дырочку с другой стороны сундука: там тоже собрались жители деревни в одинаковых нарядах. Все они повернулись к алтарю спиной и что-то бормотали.
Дядя с ритуальной дощечкой сяку[9] в руках по-прежнему не отходил от сундука. Он низко поклонился, оперся коленями на расстеленную циновку и пригубил подготовленное для ритуала саке, а затем стал нараспев читать молитву.
Прими, прими.
Прими к себе эту душу.
Перемести, перемести.
Перемести эту душу в себя.
От такого необычного зрелища Сихо потеряла дар речи. В воздухе летали искры от факелов, потрескивало дерево, доносился незнакомый запах горящего масла. В свете огня люди раскачивались в ритме
