Как убить рок-звезду - Тиффани де Бартоло

Он опять улыбнулся, и теперь я решила, что улыбка у него хамоватая.

– Значит, ты певец, да? – Вопрос был глупым. Я знала, что он певец.

Невероятно, я провела три часа в одном номере с Дутом Влэкманом и в конце концов даже смогла перестать плакать и вела себя адекватно, но тут какой-то начинающий никто, а у меня уже неприлично потеют ладони.

– Да, – Пол ухмыльнулся, – я певец.

Он выложил на тесто черные бобы и начал открывать банку с тунцом, а я в это время попыталась еще раз разглядеть его татуировку. Он поймал меня за этим и предложил:

– Можешь даже потрогать, если хочешь.

Я вспыхнула и пробормотала:

– Не будь педиком.

– «Не будь педиком»? – удивился он. – А-а, понимаю! Это в смысле «не будь дураком», а не в смысле того, что ты считаешь меня гомосексуалистом. Так?

– Ну да.

– Хорошо, обещаю не быть педиком, если ты пообещаешь не быть лесбо.

Я засмеялась и отвернулась к окну. Я чувствовала, как он изучающее смотрит на меня, и могла поклясться, что он разглядывает шрам на моем запястье. Меня это смущало, захотелось его ударить.

– А тебе-то что? – раздраженно выпалила я.

Он засунул пиццу в духовку.

– Послушай, не хочу, чтобы ты поняла меня неправильно, но я должен сказать, что, если бы тогда, в метро, я понял, что встречаю не тебя, я бы очень пожалел об этом.

Я опять покраснела и удивилась, что же тут можно понять неправильно. Я не могла разобрать, флиртует он со мной или просто недостаточно тактичен, но в любом случае была польщена, особенно учитывая то, что я весь день провела в автобусе и выглядела ужасно.

– И знаешь, – продолжил он, – я читал твое интервью с Дутом Влэкманом в «Сонике». Это круто.

– Тебе нравится Дуг Блэкман?

– Нравится? Он мой, черт подери, герой. Я стал музыкантом благодаря ему. Мне кажется, никто не писал песен лучше. То есть я хочу сказать, есть Дилан, Леннон и он, да?

Странно, что ни Майкл, ни Вера не сообщили мне, что у нас общий герой с моим новым соседом.

– Как ты умудрилась так разговорить его? – спросил Пол. – Он же никогда не общается с журналистами.

Я поудобнее засунула под себя ноги и откинулась на спинку дивана.

– Это были его прощальные гастроли. Он как бы официально заканчивал с концертами. Вероятно, чувствовал что-то вроде ностальгии. И, наверное, еще пожалел меня.

Мне тогда очень понравилась его теория, что музыка – это метафора всей Америки. Он изрек: «Скажи мне, что ты слушаешь, и я скажу, кто ты».

Пол кивал, как будто никогда не слышал ничего умнее. Это немедленно подняло его в моих глазах до положения друга, хотя надо признать, что обычно в присутствии друзей у меня не появляется желания до них дотронуться и не потеют ладони.

По иронии судьбы, Адам не был поклонником Дуга Блэкмана. Когда он хотел позлить меня, он говорил, что его музыка слишком пафосная и что ее сильно переоценивают. Однажды он заявил, что я люблю Блэкмана больше, чем его, и это было, конечно, смешно. Я обожала Адама. Все, чем он владел, было синего цвета: машина, одежда, ударная установка, диван, некоторый период даже волосы. Как ни странно, когда-то я находила это неотразимым.

– Значит, ты послала статью в «Сонику», и ее не только напечатали, но и взяли тебя на работу?

Я кивнула.

Пол перелез через спинку дивана, сел рядом и с азартом старой сплетницы спросил:

– Ты с ним трахалась?

Как и Дуг, он произносил слово «трахаться» так просто, будто предлагал жевательную резинку или просил выбрать карту из колоды. Может быть, как раз в этом и есть лучшая защита от одиночества, подумала я. Относиться к любви не как к спасению, а как к забаве.

– Нет.

– Нет? Да брось ты, он наверняка хотя бы приставал к тебе.

Тогда мне так не показалось. Он не прилагал никаких усилий – просто и буднично сделал предложение и не особенно заинтересовался моим ответом.

– Вообще-то он много говорил о своей семье. Ты ведь знаешь, он женат уже тридцать лет. У него два сына. Младший занимается кино. А старший, Лоринг, примерно твой ровесник, только что выпустил второй диск. Первый был совсем не плох, но Дуг считает, что второй гораздо лучше.

– Я знаком с Лорингом. – Пол крутил в руке незажженную сигарету. – Был знаком. Я когда-то играл в одном месте на авеню А, которое называлось «Имперос Лаундж». Там устраивали вечера со «свободным микрофоном» – каждый мог подойти и исполнить что-то. Надо было только прийти пораньше, чтобы прорваться. Я всегда торчал там уже с полудня, и Лоринг тоже. Мы слонялись по бару и смотрели по телевизору всякие ток-шоу, пока не приходила наша очередь играть. Он тогда выступал под именем Сэм Ленгхорн, и никто не знал, кто он такой. Даже я не знал, пока он не начал работать с большими лейблами и его фотографии не стали появляться в газетах.

– Он талантливый?

– Да, в радиоформате. – Это не прозвучало как комплимент. – Пишет неплохие песни. Во всяком случае, не врет.

Пол замолчал и принялся бродить по кухне, но мне хотелось еще поговорить о музыке.

– Когда-нибудь слышал о группе «66»?

Он сморщился, будто проглотил пектусин.

– Мой менеджер работает с ними. А что?

– Мне надо написать об их завтрашнем концерте в «Ирвинг Плазе», – похвасталась я своим первым настоящим заданием. Но Пол не разделил моего энтузиазма.

– Я могу написать об этом концерте прямо сейчас. Это группа типа сахарин – очень сладко, но не натурально. Солистку зовут Аманда Странк. Стерва, мечтающая о славе. Петь совсем не умеет, но недавно прикупила себе пару симпатичных сисек и немедленно стала знаменитой. Я с ней даже встречался пару раз, и она, по-моему, ко мне до сих пор неровно дышит, но даже у меня есть какие-то принципы.

– А сам ты как живешь?

Пол задумчиво покрутил головой.

– Раз в неделю у нас концерт в «Кольцах Сатурна» – место небольшое и вмещает всего двести человек, но это лучшее из того, что у нас когда-нибудь было. И на самом деле все это не важно, потому что кому достаются рекордные тиражи и рекламные кампании? Дерьму вроде этих «66».

– Зачем ты тогда вообще этим занимаешься?

Пол улыбнулся, но лицо у него было печальным.

– Если бы я мог заниматься чем-то другим! Я живу здесь уже большее восьми лет, играю в разных группах, пытаюсь собрать свою из достойных музыкантов и зарабатывать на жизнь единственным, черт подери, способом, которым умею и хочу. Мне уже почти тридцать, и я весь день должен складывать мужские рубашке в «Гэп». Ты видела мою комнату? Я не неряха. Это просто мой протест против складывания.

– Вера говорит, ты очень талантливый.

– Так и есть. Но это ни хрена не стоит. Сотни людей без всякого таланта зарабатывают кучу денег. И есть такое же количество отличных музыкантов, чьи имена и голоса ты никогда, к сожалению, не услышишь.

Печальная мысль о том, что мир, включая и меня, может никогда не узнать своего спасителя просто потому, что не разглядит его, заставила мое сердце болезненно сжаться.

Пол достал из кармана зажигалку и наконец-то засунул сигарету в рот.

– Я мечтаю выйти из игры. Если хочешь знать.

Он прикурил и затянулся с таким звуком, как будто из камеры шины выпустили воздух. Потом подошел к окну и выдохнул дым прямо в небо. Он стоял в пол-оборота ко мне, и его глаза казались белыми и прозрачными.

– Это не значит, что я не хочу успеха. Я хочу. Но музыка для меня – это не гонка за популярностью. Она либо есть в тебе, либо ее нет. Мне плевать на тех, в ком ее нет. Я лучше напишу несколько действительно хороших песен, и запишу их на свой магнитофон, и скорее смирюсь с тем, что их никто никогда не услышит, чем позволю каким-нибудь идиотским продюсерам управлять мной.

Он сделал еще одну глубокую затяжку, потушил сигарету, положил ее на подоконник, собрал в ладонь остатки пепла и выбросил их в ночной воздух за окном.

– А когда я все это сказал, могу добавить, что иногда жалею, что мне не хватает сообразительности, чтобы откусить большой кусок.

– Большой кусок?

– Успех, – пояснил он. – Знаешь, что мне остается на жизнь после того, как я заплачу за квартиру и прочее? Да если я выпиваю чашку приличного кофе, я потом неделю в долгах. И я понимаю, что должна быть какая-то середина между продажей себя в розницу и бессмысленным кайфом от собственной добродетели.

Я почувствовала прилив восхищения перед образом одинокого путника, бредущего своей трудной и долгой дорогой.

– Конечно, мне в любом случае легче, чем твоему брату, – продолжал он. – Но все равно я не позволю ему уйти из группы. Он слишком хорош. И очень организован. Мы без него развалимся.

Это немедленно вывело меня из состояния романтического восторга.

– Что?

– Если я слишком много болтаю, скажи мне, чтобы заткнулся. – Пол неправильно истолковал выражение моего лица. – Я все утро проиграл на гитаре и с самого завтрака ни с кем ни словом не перекинулся.

– Не в этом дело. Что ты там сказал о том, что Майкл уходит?