Морские гезы (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Сегодня у меня будет много важных дел.

Трактирщик поставил передо мной тарелку с двумя копчеными селедками преднерестового возраста и сыром, нарезанным толстыми ломтями, и положил на столешницу две большие круглые булки из пшеничной муки, от которых шел приятный аромат. Рот сразу заполнился слюной от предвкушения, как сейчас вопьюсь зубами в хрустящую корочку. Кружку с пивом он принес второй ходкой.

Я положил на стол золотой экю Людовика Одиннадцатого:

— Возьмешь такой?

— Лучше поменяйте у банкиров на наши, — сразу потеплевшим голосом предложил Петер Наактгеборен.

— На стюверы или патарды? — спросил я.

— Без разницы, — ответил он. — Можно и испанскими реалами.

— Вы сейчас под властью испанцев? — поинтересовался я.

— Нами правит Филипп Второй, который король многих стран, в том числе и Испании, — ответил трактирщик. Наверное, разговор о короле его не вдохновлял, потому что сразу поменял тему: — Сеньор сегодня съедет или поживет еще?

— Схожу сейчас, узнаю, что и как. Если не наймусь на корабль или не найду другое дело, то поживу у тебя, — ответил я. — Только переберусь в комнату, что во двор выходит. Ночью треск и крики меня все время будили.

— Это ночная стража, — объяснил Петер Наактгеборен. — Если мешает, перебирайтесь. Мы привыкли, не замечаем.

Булки были даже вкуснее, чем я предвкушал. Может быть, так казалось в сравнение со вчерашним хлебом. Завтракая, задавал трактирщику вопросы о порядках в городе, законах, ценах. Петер Наактгеборен на несколько секунд задумывался, будто ждал, когда откроется нужная страница энциклопедии, а потом отвечал толково и коротко.

Он сообщил, что в позапрошлом тысяча пятьсот шестьдесят шестом году у них тут вспыхнуло восстание кальвинистов и лютеран, которых позже будут называть протестантами, и анабаптистов, которые потом доберутся и до Донбасса, их дети будут учиться со мной в одной школе. Восставшие разрушили много католических храмов, разбили статуи святых и сожгли иконы. Испанцы ответили в духе времени. Количество повешенных, обезглавленных и сожженных исчислялось десятками тысяч. В августе прошлого года на усмирение еретиков из Испании прибыла восемнадцатитысячная армия под командованием Фернандо Альвареса де Толедо, герцога Альба. Вильгельм, князь Оранский, статхоудер (правитель) провинций Голландия, Зеландия и Утрехт, и его брат Людовик Нассауский — лидеры восстания — эмигрировали в Нассау, свои германские владения. В сентябре были коварно арестованы члены Государственного совета граф Ламораль Эгмонт, статхоудер Фландрии и Артуа, и Филипп де Монморанси, граф Горн, статхоудер Гелдерна и Зютфена и адмирал Фландрии, тоже приложившие руку к беспорядкам, и были обвинены в государственной измене. Сейчас они сидели в тюрьме. Опасаясь репрессий, вместе с вельможами страну покинули и люди других сословий. Они осели в Германии и Англии, откуда делали вылазки. Недавно князь Оранский вторгся с небольшим отрядом на территорию Нидерландов, но проиграл сражение и отступил. В лесах прячутся отряды еретиков, которые нападают на испанцев. Их называют гёзами — нищими бродягами. Герцог Альба огнем и мечом наводит порядок в стране. Инквизиция лютует. Испанцы решили ввести в Голландии такие же налоги, как и у себя, — однопроцентный со всего имущества, пятипроцентный — с продажи недвижимости и алькабалу — десятипроцентный с продажи движимости. Видимо, не могли поверить, что Голландия — не чета нищей Испании и что во все времена она — страна перекупщиков. Такой налог увеличит в несколько раз цены на товары и, как следствие, количество безработных и нищих. Местным жителям это будет не по душе.

Поскольку я помнил, что в Голландии будет первая буржуазная революция, которая сделает страну свободной от испанцев, отнесся к этим новостям без интереса. Идти служить в испанскую армию я не собирался, потому что сомневался, что меня назначат командиром, а бесплатно воевать за свободу Голландии и вовсе не хотел. Да и жизнь изменилась. Военные теперь не элита общества. В почете трусливые буржуины. Значит, и я займусь мирной рубкой бабла. Или почти мирной. Не помешает воспользоваться сложившейся ситуацией. Голландия полыхает, а китайская стратегема гласит: «Грабь во время пожара».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Блок экономических новостей оказалась для меня важнее. Хлынувшее из Ост-Индии и Вест-Индии золото и серебро сильно обесценили благородные металлы. Цены выросли в несколько раз, и, как следствие, я стал намного беднее. Пять с небольшим сотен золотых монет, которые в прошлой эпохе казались мне достаточным стартовым капиталом, потеряли половину, если не больше, своей покупательной способности. Их может не хватить на корабль, пригодный для дальних плаваний. Болтаться в каботаже у меня не было желания. Хотя, смотря чем заниматься. Наверняка есть товары, которые нельзя беспошлинно ввозить или вывозить. Мне давно хотелось побывать в шкуре контрабандиста. В двадцать первом веке возил через границу кое-что незадекларированное по мелочи. Помню, как адреналин переполнял кровь, когда проходил мимо таможенников. Это, конечно, не боевые эмоции, но все равно делают жизнь ярче.

Под конец я узнал у трактирщика, где находятся меняла и верфь.

— Сеньор на лодке поплывет? — подробно ответив на вопрос, поинтересовался в свою очередь Петер Наактгеборен.

— Нет, по суше прогуляюсь, — ответил я. — Так натер руки веслами, что до сих пор горят.

— Привычки нет, вот и натер. Наши рыбаки и перевозчики каждый божий день гребут с утра о вечера — и ничего, — рассказал он. — Тогда я весла отнесу во двор, чтобы здесь не мешали?

— Отнеси, — разрешил я.

Наверняка уловил, что рост цен испортил мне настроение. Боится, что я уплыву, не расплатившись. Лодка возместит ему потерю денег за много дней моего проживания и питания.

Улицы Роттердама были чище французских и даже датских. Их пока не моют с шампунем, как будет в двадцать первом веке, но убирают хорошо. Свиньи, куры, гуси и утки не шляются за пределами дворов. Там, где улица шла не вдоль канала, она имела наклон от центра к краям, где были канавки для стока нечистот, накрытые досками. Эти доски заодно служили тротуарами. Нечистоты стекали в каналы или сразу в реку.

При всем при этом, сами горожане выглядели, мягко выражаясь, не очень чистыми. Когда я расходился с тремя рыбаками, которые несли сеть к баркасу, стоявшему у берега канала, от них так воняло тухлой рыбой, что я чуть не расстался с завтраком. Впрочем, люди побогаче выглядели почище. Они носили плоские шляпы с короткими полями, которые я сперва принял за берет с полями, узкие и короткие дублеты с плоеным воротником, пока нешироким и открытым спереди, и странные короткие штаны, раздутые, как шар, или грушевидные, расширяющие книзу, из-за чего складывалось впечатление, что хозяин не успел добежать до туалета и снять их. Штаны были с вертикальными разрезами, открывавшими подкладку другого цвета, более яркого. На уровне коленей к ним были пришиты или привязаны шерстяные чулки, чаще серые или черные, и зачем-то имелись подвязки, ярко-красные или желтые. Наверное, чтобы похвастаться умением завязывать замысловатые банты. Гульфик стал больше. Подозреваю, что его размер обратно пропорционален размеру того, что скрывал. Пулены исчезли. Теперь обувьимела немного заостренные или округлые носы. Богатые ходили в кожаных башмаках, украшенных по достатку, бедные — в деревянных сабо, покрашенных в черный или желтый цвет. Только всадник был обут в высокие сапоги со шнуровкой с внешней стороны голенища. Стриглись все одинаково коротко, под горшок. Зато бороды были самые разные: длинные, короткие, узкие, широкие, раздвоенные, эспаньолки. У всех состоятельных в руках трость с набалдашником, а вот кинжалы или ножи на поясе попадались редко. Изменилась женская мода. Лиф теперь образует корсаж, оканчивающийся внизу мыском. Дуговидное декольте дополнено прикрывавший вырез вставкой из другой материи. Иногда лиф закрытый, но все с высоким воротником в сборку на жесткой основе. У состоятельных дам юбка напоминает колокол. В подол вставлен обруч из металла вроде бы. По крайней мере, мне так показалась, когда одна пожилая дама в одежде, обильно украшенной жемчугом, зацепила мою ногу подолом своей юбки. Даже богатые носили передник, белый, фиолетовый или черный. Видимо, цвет передника определялся статусом. Чулки у женщин были разных цветов, обязательно ярких. Чепчики у замужних стали закрывать не всю голову, дозволяя узнать цвет волос хозяйки. Мне попадались простоволосые крестьянки разного возраста. Волосы у них были зачесаны назад и собраны в узел на затылке. У состоятельных горожанок появились румяна, белила и черные мушки, которые лепили на самые неожиданные места.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})