Ведьмак - Виталий Гладкий

Клиента для экспроприации я наметил сразу же, без особых мыслительных усилий. Мне довелось нечаянно познакомиться с ним, когда Каролина однажды затащила меня на очередную презентацию… уж не помню чего.

Этот тип походил на хорошо откормленного борова с лицом старого павиана, а ростом он был Каролине по плечо, что не мешало ему ухлестывать за моей женушкой с пылом и настойчивостью стройного красавца-плейбоя.

Почему я тогда не отметелил его, до сих пор не пойму… А нужно было.

Так вот, этот самый боров-недомерок на поверку оказался очень крутым оптовым торговцем наркоты, которую поставляли в наш город нацмены. Так в сталинские времена называли представителей народов Кавказа и его окрестностей. В общем, восточные люди.

О его «бизнесе» мне рассказала под большим секретом Каролина, которая как-то ухитрилась выцыганить у него десять миллионов «зеленью» под очень маленький процент на какие-то насущные нужды своей фирмы.

Когда я спросил свою ненаглядную, а не замучает ли ее впоследствии совесть из-за того, что она воспользуется его грязными деньгами, Каро ответила мне в своем непринужденном прагматичном стиле: «Совесть и бизнес, в особенности крупный, – вещи несовместимые. Пора бы тебе это знать, милый. За происхождение денег ответственность несет кредитор».

Да, этого хмыря следовало бы потрясти… Я мечтательно ухмыльнулся. У меня совершенно не было сомнений в том, что он сидит на холме из наличных денег, которые ему приносят мелкие оптовики.

Мои временно лазурные мысли прервал водитель такси, сказав «Приехали…». Я расплатился и вышел.

Передо мной стоял дом с аркой, в котором ютились, как ласточки в норах, мастерские художников, так сказать, «в законе» – тех, кто имел счастье вступить в творческий союз еще в советские времена, когда к членскому билету прилагалось помещение для работы.

Как по мне, так это был не дом, а Содом и Гоморра вместе взятые. Гудеж тут не прекращался никогда, ни днем, ни ночью, ни в праздники, ни в будни. Оно понятно – творческие личности всегда пребывают в исканиях, а что лучше может взбодрить творческую мысль, как не добрая доза спиртного.

Входная дверь в мастерскую Венедикта, как обычно, была не заперта. Ну просто тебе проходной двор, подумал я неодобрительно, заходя без стука и звонка. Наверное, у Бьена Кириса очередной междусобойчик.

Я не ошибся. В мастерской стоял дым коромыслом от сигарет и раздавался разноязыкий гомон. Это уже было удивительно. Что тут забыли иностранцы?

Венедикт сразу же заметил мое появление, едва я стал на пороге. Он бросился на меня, как медведь на охотника, имевшего смелость поднять зверя среди зимы из берлоги, и облапил с неожиданной силой и страстью. (Чего-чего, а силушки Венедикту было не занимать).

Тычась своей окладистой бородищей «а ля рус» мне в лицо, он пьяно бормотал:

– Иво, друг! Ты где это запропастился, сукин сын!?

Нужно сказать, что о приезде Венедикта в родные пенаты я узнал из уст диктора телевидения. Дамочка с экрана преподнесла этот факт, как событие чрезвычайной важности.

В общем, она была где-то права. Ведь не каждый день наши провинциалы имеют возможность отметиться в Америке, притом с таким потрясающим успехом.

Все остальное мне стало известно от партнеров по преферансу, которые не раз забегали на огонек к Бьену Кирису, чтобы спеть очередной дифирамб его таланту и надраться на халяву до положения риз.

– Дела, знаешь ли… – ответил я уклончиво.

И конечно же, соврал. Никаких дел у меня не было. Просто я никак не мог доехать к Венедикту (хотя и собирался несколько раз), так как по пути к нему были еще и другие пункты, посещение которых вошло в мои привычки.

– Хорошо, что пришел, – гудел Венедикт. – Лучше позже, чем никогда. Бросай свои манатки и присоединяйся к нашей компании.

– Тогда сбегаю за бутылкой… – начал было я с наивным видом, но Венедикт, как и ожидалось, фразу закончить мне не дал.

– Обижаешь, старик. Сегодня я угощаю. Праздник у меня, ты это понимаешь?

– День рождения, что ли? – прикинулся я незнайкой.

– У меня теперь каждый день можно назвать днем рождения, – ответил Венедикт и гулко расхохотался.

Я глядел на него, и душа моя патриотическая радовалась. Нет, еще силен славянский генофонд, есть еще порох в русских пороховницах, не иссякла еще босяцкая сила.

Венедикт со своей бородищей, черной (правда, уже кое-где с проседью) гривой волос, в рубахе-косоворотке, которая едва не лопалась на литых чугунных плечах, и ростом под два метра был похож на былинного богатыря.

– Никак покорил Америку? – спросил я с деланным удивлением.

– Я, конечно, не Колумб, но шороху там наделал, – не без рисовки ответил Венедикт. – Эти тупые янки сколько мне бабок скинули за мои фигли-мигли, что я теперь могу не работать и бухать хоть до Страшного суда.

– Фигли-мигли?…

– Да брось ты притворяться, – махнул своей ручищей Венедикт. – Разве можно мои железяки назвать искусством? Все это барахло, мусор со свалки.

– Вот те раз…

Должен сказать, что у Вени была своя манера художественного творчества. Он собирал на свалках и складах металлолома разные железки и варганил с них разнообразные композиции.

Любому здравомыслящему человеку, воспитанному на картинных галереях Эрмитажа и Третьяковки, кажется, что все это чушь, чепуха на постном масле, очередной бзик или, если хотите, зигзаг художественной моды.

Все это верно. За одним маленьким исключением – в руках гения (ладно, пусть таланта) даже невзрачная металлическая шестеренка, которую вдобавок еще и называют «паразиткой» (ручаюсь за достоверность, сам где-то читал) неожиданно превращается в яркую красавицу-звезду, которая только что свалилась с небосвода.

Венедикт был просто гениален. Хотя до конца этого факта и не осознавал. В общем, как многие из нас. Практически любому человеку от рождения дается какой-нибудь талант. Но вот беда – не каждому дано его реализовать.

Причин тому много. А главными есть лень, бедность, пьянство и провинциализм. Жаль, нет статистики, сколько на Руси пропало безымянных талантов, большей частью в посконной глубинке.

Но иногда на Венедикта находило, и он брался за кисть. То, что у него получалось на холсте, иначе как шедевром назвать было трудно. Особенно удавались ему портреты. Лица на полотнах Венедикта казались живыми.

– Иво, все эти годы я выживал. Когда хочется есть, а в кармане пусто, собакой залаешь. Вот я и лепил горбатого, благо за это хорошо башляли.

– Позволь с тобою не согласиться. Мне кажется, за портреты тебе платили гораздо больше. И заказчики шли в твою мастерскую косяками.

– Чудак человек… – Венедикт обнял меня за плечи и потащил в мастерскую. – Пойдем, я кое-что тебе покажу. Дело в том, что в любое по настоящему художественное произведение приходится вкладывать частичку себя. А ко мне приходили заказывать свои парсуны такие дебильные морды, что блевать хотелось, глядя на них. У меня кисть вываливалась из рук, когда я принимался за портрет. Дабы изобразить хоть что-то, приходилось «вдохновляться»… сам знаешь чем.