Трон Валузии - Андрей Легостаев

Пленники кричали, вымаливая пощаду, такое, во что было просто трудно поверить, что в голове не укладывалось: о многоярусном подземном храме, о приношении в жертву мерзкому Змею, поселившемуся в подземельях под Грелиманусом, невинных младенцев, о том, что Змей в человечьем обличье пожирает еженощно самых красивых и знатных девушек, что все жители околдованы и уже и не люди даже, а подчиняющиеся воле двух злых чародеев зомби.

Лишь седобородый Сан-сан стоял гордо подняв голову, не отводя полного ненависти и бессильной злобы взгляда от побледневшего от подобных речей Кулла. Рука царя непроизвольно сжалась на украшенной огромным изумрудом рукояти меча. Восьмой пленник, юноша с гордым гербом прославленного рода, отец которого некогда встал плечом плечу рядом с Куллом против кровопийцы Борны, стоял с бледным лицом, уставив взгляд вдаль, в никуда, словно все происходящее его не касалось.

Шестеро коленопреклоненных, плачущих заговорщиков, захлебываясь и перескакивая с одного на другое, торопясь выложить царю все, что знали и не знали, в надежде вымолить пощаду, обвиняли во всех грехах седобородого и друга друга, готовые вцепиться товарищу в бороду, лишь бы обелить самого себя.

— Прекратите, жалкие трусы! — вдруг на весь зал взревел Сан-Сан. — Чтобы сохранить свои никчемные жизни, мокрицы, вы готовы возводить напраслину и подлую клевету на достойнейших мужей! Будь проклят час, когда я связался с вами, подлые заячьи душонки! Я вас ненавижу и презираю даже больше, чем этого узурпатора-атланта. Но мне не нужны ваши ничтожные жизни — Кулл, вот кого я готов стереть с лица земли, даже ценой собственной жизни, лишь бы прекрасное небо Валузии не осквернялось его презренным дыханием!

Седобородый поцеловал черный камень в своем перстне и быстро обвел им вокруг. Бирюзовый луч обежал зал и встрепенувшиеся телохранителя царя, как и пораженные всем происходящим гости, замерли в самых глупых и неестественных позах. Даже птицы в саду прекратили пение, даже пылинки, казалось, замерли в лучах собирающегося на покой солнца.

Кулл успел вскочить с кресла и выхватить из ножен меч, но тоже замер, скованный невидимыми магическими оковами.

Мир словно остановился посреди мгновения, смолкли все звуки, померкли цвета.

Лишь седобородый маг Сан-Сан, расхохотавшись, распростер руки в стороны. Плащ мягко упал с его плеч. Лицо старца исказилось то ли от боли, то ли от жестокой злорадной усмешки, и вдруг богатые одежды лопнули на груди, а длинные седые волосы бороды опали к его ногам, словно пожелтевшие листья с осеннего дуба.

На глазах у многочисленных изумленных, напуганных и обездвиженных злым колдовством гостей, слуг и рабов происходило жуткое и отвратительное чудо — седобородый превращался в непредставимого монстра. А присутствующие в пиршественном зале, скованные древней магией волшебного черного опала, даже прославленные Алые Убийцы, были не в силах пошевелиться, не могли произнести ни звука. Все, что им оставалось, это смотреть, как чародей превращается в гигантского — чуть ли не два человечьих роста белошерстного дракона с могучими кенгурячьми лапами и мощным, утыканным крепкими роговыми пластинами, хвостом. Ногти на передних лапах у перерождающегося мага не уступали ни размерами, ни остротой кривым лимурийским пиратским кинжалам. Дорогая одежда слетела с монстра и лишь золотой перстень с магическим камнем каким-то чудом держался на лапе.

Отвратительно и грозно ревя, не глядя на своих коленопреклоненных товарищей, дракон обошел их и направился к так же замершему и державшему бесполезный сейчас прославленный в битвах меч, Куллу.

Кулл видел приближающуюся звериную морду чудовища, у которого меж оскаленных желтоватых клыков текла мерзкая липкая слюна. Перед глазами вспыхивали красные круги злости и досады — Кулл не боялся умереть, но он не желал погибать столь глупо и бесславно. Он ничего не мог сделать, не мог защищаться, не мог нападать.

Что может быть обиднее для воина, чем это бездействие? Для воина, прошедшего через столько сражений, что все их просто невозможно запомнить, для которого звуки сражения, звон скрещивающихся мечей — самая сладостная мелодия на свете.

Монстр приближался. Медленно, сладострастно ревя, выставив вперед жуткие когти, одно движение которых снесло попавшемуся на пути рабу голову. Чудовище не торопилось, широкие ноздри раздувались от предвкушении смерти Кулла. Казалось, ничто, даже всемогущий Хотат, не сможет остановить его неотвратимого приближения.

Если бы мог, Кулл закрыл бы глаза — хотя никогда не отворачивался от смерти. Быть в роли связанного кролика, к которому подходит живодер, ему ни разу доселе не доводилось, и он не представлял раньше насколько это страшно и мерзко.

Монстр был уже совсем близко, ему оставалось преодолеть каких-то несколько шагов, скоро уже коготь-лезвие полоснет по груди Кулла и брызнет первая кровь.

В это мгновение, когда обездвиженный царь прощался с жизнью, моля великих Валку и Хотата об одном — вернуть ему возможность двигаться, Кулл боковым зрением не заметил даже, а скорее почувствовал, какую-то быстро появившуюся тень и на весь огромный зал прозвучали странные слова:

— Ка нама каа лайерама!

Кулл еще не успел понять, что же означают эти слова, где, когда и от кого он уже слышал их, как почувствовал, что неведомая магическая сила черного опала седобородого Сан-Сана рухнула, как не было, и его ничто больше не держит.

Еще не осознавая, что произошло, он снизу вверх нанес удар мечом прямо в белую шерсть груди переродившегося мага. И тот час же выдернул меч, в глаза ему брызнуло черной зловонной кровью, а уши заполнил дикий нечеловеческий рев чудовища.

Острые когти-кинжалы устремились к нему, Кулл едва успел увернуться — когти скользнули по левому плечу, оставляя глубокие борозды.

Рукав парчовой рубахи сразу стал темно-алым, но Кулл, не обращая ни малейшего внимания на боль, нанес новый удар — туда, где у монстра, по его расчетам, должно было быть сердце.

Ноги чудовища разъехались, уже не в силах держать огромное туловище, но мощные передние лапы со свистящими воздухе когтями пытались настигнуть врага.

Кулл занес над головой меч, держа рукоять обеими руками, и в прекрасном неповторимом прыжке, видный всем присутствующим, под общий вздох облегчения, одним мощным ударом отсек чудовищу безобразную голову.

Она, оставляя черный кровавый след подкатилась к ногам Келькора. Командир Алых Убийц с отвращением отпихнул ее ногой.

Тело монстра словно обмякло и рухнуло бесформенной кучей на мраморные плиты. Над останками чудовища заклубился черный дым, а когда он рассеялся, Кулл увидел лишь лужу отвратительной, булькающей черной слизи, в центре которой сверкал золотой перстень с черным магическим опалом.