Кузница души - Маргарет Уэйс

— Китиара… — нерешительно сказал Отик, — этот господин — мой гость. И это действительно не самое подходящее время или место, чтобы…

Молодая девушка оперлась загорелыми руками на стол и перегнулась через него. Антимодес начинал по–настоящему сердиться из–за этого вторжения. Он снова обратил на нее внимание, отметив — он не был бы человеком, если бы не сделал этого — изгиб ее полных грудей под кожаной безрукавкой.

— Я знаю кое–кого, кто хочет стать волшебником, — сказала она. Ее голос был серьезным и напряженным. — Я хочу помочь ему в этом, но не знаю, как. Не знаю, что делать. — Она сделала жест отчаяния. — Куда мне идти? С кем говорить? Ты можешь сказать мне.

Если бы в этот момент гостиница протянула ветви вовнутрь и выбросила Антимодеса из окна, он не был бы так поражен. Это было совершенно неправильно! Так не делалось! Были общепринятые пути…

— Моя дорогая юная леди, — начал он.

— Пожалуйста. — Китиара нагнулась ближе.

Ее глаза были карими и влажными, обрамленными длинными черными пушистыми ресницами. Брови были темными и изящно изогнутыми. Ее кожа золотилась загаром; она явно проводила много времени вне дома. Она была хорошо сложена, гибка, и уже избавилась от подростковой нескладности с тем, чтобы обрести грацию — грацию не женщины, а крадущейся кошки. Она привлекла его к себе, и он охотно поддался, хотя и был достаточно взрослым и опытным для того, чтобы понимать, что она не позволит этому зайти слишком далеко. Она обогреет своим внутренним огнем немногих — и да помогут боги этим немногим.

— Китиара, оставь господина в покое. — Отик тронул девушку за плечо.

Китиара обернулась к нему. Она не произнесла ни слова, лишь поглядела на него. Отик моментально увял и отступил назад.

— Все в порядке, мастер Сандат. — поспешно вмешался Антимодес. Ему нравился Отик, и он не хотел причинять ему беспокойства. Гном, к тому времени закончивший есть, проявлял живой интерес к происходящему, как и две официантки. — Молодая… гм… леди и я должны кое–что обсудить. Пожалуйста, садитесь, госпожа.

Он привстал и поклонился ей. Юная девушка скользнула в кресло напротив. Подбежала официантка, чтобы убрать тарелки — и удовлетворить свое любопытство.

— Закажете что–нибудь еще? — спросил она Антимодеса.

Он посмотрел на свою юную гостью. — Хотите чего–нибудь?

— Нет, благодарю, — коротко ответила Китиара. — Занимайся своим делом, Рита. Если нам что–то понадобится, мы дадим знать.

Оскорбленная официантка метнулась прочь. Отик продолжал посылать Антимодесу беспомощные извиняющиеся взгляды. Антимодес улыбнулся, показывая, что ему все равно, и Отик, пожав пухлыми плечами, рассеянно отошел в сторону, благо прибытие новых клиентов обязывало его заняться делами.

Китиара приступила к делу с прямотой, которая понравилась Антимодесу.

— Кто же это, кому ты хочешь помочь? — спросил он.

— Мой маленький брат. Брат по матери, если быть точной, — прибавила она после секундного раздумья.

Антимодес припомнил уничтожающий взгляд, которым она наградила Отика, когда тот упомянул ее мать. Между ними явно не было большой любви, подумал архимаг.

— Сколько лет мальчику?

— Шесть.

— А откуда ты знаешь, что он хочет учиться магии? — спросил Антимодес. Он подумал, что знает ответ. Он часто слышал его.

«Он обожает наряжаться и играть в волшебника. Он выглядит так мило. Вам нужно увидеть, как он рассыпает пыль, воображая, что творит заклятье. Конечно, мы понимаем, что это просто одна из стадий, которую он проходит. Мы вообще–то не одобряем этого. Не обижайтесь, сэр, но мы бы не пожелали нашему мальчику такой профессии. Теперь, если бы вы могли поговорить с ним и сказать, как трудно…»

— Он показывает фокусы, — сказала девушка.

— Фокусы? — поморщился Антимодес. — Какого рода?

— Ну, фокусы, знаете. Он может вытащить монетку из твоего носа. Может подбросить камешек вверх и заставить его исчезнуть. Может разрезать шарф надвое и вернуть его назад целым.

— Ловкость рук, — сказал Антимодес. — Ты понимаешь, надеюсь, что это не волшебство.

— Разумеется! — фыркнула Китиара. — За кого ты меня принимаешь? За какую–то деревенщину? Мой отец — мой настоящий отец — однажды взял меня с собой посмотреть на битву, и там был волшебник, который применял настоящую магию. Военную магию. Мой отец — рыцарь Соламнии, — прибавила она с наивной гордостью, которая заставила ее показаться маленькой девочкой.

Антимодес не поверил ей, по крайней мере, той фразе о ее отце. Что могла дочь соламнийского рыцаря делать здесь, в Утехе, бегая повсюду как уличный мальчишка? Но он охотно поверил, что эта девчонка интересуется военным делом. Не один раз он замечал, как ее правая рука ложилась на ее левое бедро, как будто она привыкла носить меч или воображать, что носит его.

Ее взгляд обогнул Антимодеса, направился сквозь окно и дальше. В этом взгляде была жажда, тоска по далеким краям, по приключениям, по окончанию скучной жизни, которая грозила в скором времени задушить ее. Маг не удивился, когда она сказала:

— Послушай, скоро я покину это место, и моим младшим братьям придется как–то перебиваться самим в мое отсутствие.

— С Карамоном–то все будет в порядке, — продолжила Китиара, все еще глядя на туманные холмы и далекую озерную воду. — У него есть все задатки настоящего воина. Я научила его всему, что знаю, а остальному он научится на практике.

Она была больше похожа на прожженного опытного ветерана, оценивающего нового рекрута, чем на тринадцатилетнюю девочку, говорящую о сопливом малыше. Антимодес готов был рассмеяться, но она была такой серьезной, такой искренней, что вместо того он обнаружил, что внимательно ее слушает.

— Но я беспокоюсь о Рейстлине, — сказала Китиара, морща брови в раздумье. — Он не похож на других. Не похож на меня. Я не могу его понять! Я пыталась научить его драться, но он такой болезненный. Он не может находиться с другими детьми. Слишком легко устает и выбивается из сил.

Она перевела взгляд на Антимодеса. — Я должна буду покинуть это место, — повторила она. — Но прежде чем я уйду, мне нужно знать, что Рейстлин сможет позаботиться о себе, что у него будет какой–то способ заработать на жизнь. Я думала, что если бы он обучился волшебству, то я могла бы не беспокоиться.

— Сколько… сколько ему лет, ты сказала? — переспросил Антимодес.

— Шесть, — сказала Китиара.

— Но… как насчет его родителей? Твоих родителей? Наверняка они…

Он остановился, потому что девушка больше не слушала его. Ее лицо выражало предельное терпение, с которым молодые люди обычно слушают особенно занудные и скучные речи старших. Прежде чем Антимодес закончил, она вскочила на ноги.