Мой истинный враг (СИ) - Карвер Крис

– Не знаю, о чем ты говоришь, Ребекка, я плохо разбираюсь в современной культуре, но я хочу сказать.., – она сцепляет руки в замок и чуть наклоняется к ней. – Это очень редко случается в мире оборотней. Случаи, когда волк находит свою пару, бывают не чаще, чем раз в десять лет, поэтому для нас это не менее удивительно, чем для тебя.

– Так я избранная? Ух ты.

– Пожалуйста, не веди себя так, как будто это забавно. Мэтт сейчас… растерян. Он испытывает эмоции, которых не испытывал никто из нас ни разу в жизни, и это его смущает, злит и слегка пугает… Это нормально.

– И чем он занят на данный момент?

– Ждет тебя.

– Ждет… Поговорить?

– Поговорить, увидеть. Волку важно, чтобы его человек находился в зоне видимости. Ну, или в зоне осязаемости…

– Осяз… оу, – Ребекка морщит нос. – Извращение какое-то.

– Не воспринимай все так, прошу.

Этот разговор перестал ей нравиться, как только начался. Ей вообще никогда не нравились разговоры об оборотнях. И разговоры с оборотнями. Она специально назначила встречу в этом убогом месте, надеясь, что Натали не придет, но… она пришла. Они редко говорили вот так наедине, глядя друг другу в глаза – Ребекка не стремилась сблизиться, а Натали не давила. За те восемь лет, что Ребекка жила в их доме, все привыкли к такому положению вещей. Она не нарушала правила: дома была строго в десять, хорошо училась, не влипала в неприятности и не сбегала из дома. В ответ Сэлмоны не требовали от нее большой и светлой любви, позволяли ей показывать только те эмоции, на которые она была способна по отношению к ним. Она могла приводить в дом друзей, могла оставаться у Эммы на ночь, ее отпускали на вечеринки и покупали все те вещи, которые она просила. Ребекка никогда не приходила домой пьяной и не позволяла себе грубить, и пусть она никогда не была с ними особо ласкова – холодной вежливости было достаточно.

– Слушайте, – Ребекка выпрямляет спину и упирается локтями в столешницу. – Не знаю, чего вы ждете от меня…

– Просто будь с ним помягче.

На этот раз очередь Ребекки поднимать брови.

Она издевается.

– Помягче?

– Я знаю, что о многом прошу.

– Я не позвала охотников и не попросила их всадить пулю Мэтту в лоб только из уважения к вам. Я согласилась на его возвращение, я пообещала, что не буду кидаться на него с аконитом или еще с чем-то, но это все, Натали. Простите.

Она нервно сминает в руках салфетку.

– Я понимаю тебя, – говорит миссис Сэлмон. – Мне и самой было непросто позволить ему вернуться, это волк тянет его домой, в стаю. К альфе. И теперь волк тянет его еще и к тебе.

Ребекка больше всего на свете хочет сменить тему, потому что все это для нее неловко и противно. Но еще есть любопытство, которое она не может не утолить.

– Волки ищут пару, чтобы продолжить род, а я, как вы заметили, не особо настроена спариваться с оборотнями. Так почему я?

Она груба, но иначе она не умеет. Не в этой ситуации. Не сейчас.

Натали, если и чувствует боль от ее слов, то никак этого не показывает.

– Ты права, Ребекка. Но мы наполовину люди, а люди, как ты знаешь, в первую очередь хотят, чтобы человек подходил им в духовном плане. Чувства. Запахи. Внешность. Характер человека, то насколько он яркий, насколько эмоциональный. Все это играет роль в совокупности. Волк прислушивается к ощущениям своего человека, и если Мэтт, посмотрев на тебя, что-то почувствовал, то его волк почувствовал все втройне и мгновенно записал тебя себе в родственные души. Люди строят семью, отталкиваясь от эмоций. Ты подходишь Мэтту в этом плане, и он ощутил это.

– У нас с Мэттом не будет никакой семьи, вы ведь понимаете это? Ничего не будет.

Она делает упор на слове «ничего» и не без наслаждения наблюдает за тем, как огонек надежды тускнеет в темных глазах женщины.

Она смотрит на нее, а потом отворачивается, пряча глаза в карточке меню.

– Закажем еще что-нибудь? Я бы выпила чай.

Ребекка переводит взгляд в окно.

– Я ничего не хочу.

Натали подзывает официантку, она мило улыбается, принимая у нее заказ, записывает его в маленький блокнотик, а потом, все еще обращаясь к женщине, кивает на Ребекку.

– А ваша дочь что-то будет?

Ребекка вздрагивает и смотрит на официантку уничтожающим взглядом. А потом проговаривает громко, холодно, надавливая на каждую букву:

– Я не ее дочь.

Натали сжимает крышку стола до хруста. Ребекка видит, как белеют ее пальцы, и она готова поклясться, что если заглянет сейчас под стол, то увидит, как дерево крошится под ее когтями.

– Она не моя дочь, – спокойно повторяет она. – Ей чизбургер, большой молочный коктейль и картошку фри.  – И она добавляет, уже поворачиваясь к ней и натягивая выдавленную улыбку. – Угостишь Эмму, когда мы закончим.

У Ребекки вдруг что-то екает в груди, когда она видит, как женщина смахивает слезу со щеки.

Глава 5

8 лет назад

Рози была особенной. Она была уникальной, очень красивой и чувственной. Она любила свою скрипку, старые игровые автоматы в холодном кафе на окраине города и Мэтта. Очень любила Мэтта.

Наверное, именно поэтому он не мог простить ей того, что она так с ним поступила в то полнолуние. Рози не знала о том, кем является Мэтт, но она умела чувствовать его сильнее, чем кто-либо в целом мире. Ему достаточно было просто посмотреть в ее глаза, сжать ее руку и обжечь поцелуем уголок губ, как она считывала с него все, что он хотел ей сказать. А порой сказать хотелось так много. Было столько чувств, что не хватало слов, а еще он был уверен, что это Рози будет тем человеком, которого однажды он посвятит в тайну своей семьи. И она не сбежит, не испугается, не сочтет его монстром. Она примет его, как принимала всегда. Любым.

Она смеялась с друзьями на перемене, а Мэтт с ужасом отсчитывал минуты до момента, когда взойдет луна, и смотрел на нее, подперев стену в коридоре.

Если бы Филип успел забрать его с вечерней тренировки в тот день, то он не пошел бы пешком через лес. Если бы он не пошел пешком через лес, то не наткнулся бы на Оливера.

Оливер был дядей, но не другом. Оливер любил полнолуния, потому что знал, как развлекаться, выпуская наружу своего зверя. Мэтт этого пока не умел. Но в тот миг был так зол на Рози, на Филипа и на своих друзей, что пробежаться по темнеющему лесу, дав волю своим инстинктам, показалось хорошей идеей.

Сейчас

Мэтт просыпается (впадает в реальность?) по ощущениям очень рано. Он напрягает слух, не открывая глаз. На кухне гремит посудой отец – готовит кофе для Филипа, который должен вернуться после ночной смены. На холодильнике тихо бормочет старое радио, которое папа никак не может решиться выбросить. На сковороде шипит, зажариваясь, тоненький сладкий блин, от которого по дому растекается приятный аромат корицы.

Мамы нет, а Эстер крепко спит в своей комнате.

Он слышит, как в гостиной монотонно бормочет телевизор, и какой-то докторишка важным голосом перечисляет первые симптомы заражения крови: повышение температуры тела, сильный озноб, нестабильное психическое состояние больного (апатия, эйфория), безучастный взгляд, затрудненное дыхание.

Мэтт открывает глаза и смотрит в бледно-серый потолок над своей кроватью. И он чувствует…  Ребекки все еще нет в доме, но она уже проснулась. В данную секунду у нее очень сильно колотится сердце, Мэтт не уверен, что хочет знать, по какой причине. Ребекка хорошо себя чувствует, у нее приподнятое настроение…

В отличие от Мэтта.

Он сжимает горло рукой и думает о том, что у него, нахрен, заражение крови.

Когда он пытается сесть, начинает кружиться голова. Кружиться. Голова. У оборотня. Он хмурится и моргает, чтобы вернуть функциональность своему вестибулярному аппарату. Выходит погано, потому что к головокружению тут же примешивается противное покалывание в висках.

Доктор Хэнк предупреждал об этом.

«Твоя пара не признала в тебе родственную душу, Мэтт, твой организм будет бунтовать, будь к этому готов».