Голубые солдаты - Петр Игнатов

— И ты тоже спасал? — спрашивает Геня.

— А как же! Смотреть мне, что ли, как другие спасают?

— Страшно было?

— Страшновато! — отвечает Валя. — Обвязали меня веревкой, спрыгнул я за борт. Льдины под ногами так и пляшут. Скользко, мокро, холодно. Один раз не удержался на ногах, ушел с головой под воду, а она, как кипятком, тело мое обожгла. Веревка оборвалась. К счастью, рядом был наш боцман. Услышал он мой крик и выхватил меня из воды.

— Я бы, наверное, сразу утонул, — говорит, поеживаясь, Геня. — Меня в холодной воде судорога за плечи хватает.

— Это потому, что ты слабенький! — Валентин обнимает брата сильной рукой. — Мускулы у тебя как у цыпленка. Куда это годится! Каждое утро обязательно делай гимнастику, тогда окрепнешь, наберешься силы и никакая судорога не будет тебе страшна.

Поплавав механиком на разных судах Азово-Черноморского флота, Валентин решил закончить техническое образование и поступил в машиностроительный техникум на Смоленщине, при Людиновском машиностроительном заводе.

Случилось так, что он опоздал к началу занятий в техникуме. Его приняли сверх нормы, но стипендию дать не могли.

Это не остановило Валю. Он, конечно, мог бы обратиться за помощью к нам, и мы с матерью помогли бы ему. Но самолюбивый юноша решил, что он сам сможет заработать себе на жизнь. Долгое время мы даже не знали, что он остался без стипендии. Много позже, когда я спросил его однажды, почему он скрыл от нас это, Валя ответил:

— Ведь тебе-то, папа, никто не помогал. Больше того, после смерти отца ты кормил мать и сестру. Ну а мне одному, молодому, здоровому, много ли надо? Вот и обошелся.

Пролетели годы учебы. Валентин получил диплом теплотехника и направление на работу: руководить монтажом новой электростанции в Белоруссии, недалеко от границы.

В те годы мы жили так, как и большинство советских людей: дружно, в полном достатке, весело, стараясь своим трудом сделать жизнь социалистической Отчизны еще более счастливой.

Разумеется, мы не были слепы и глухи к тому, что происходило за рубежами Советской страны — в мире, потрясенном войной, но в те дни мы едва ли представляли себе, сколь тяжкими будут испытания, через которые доведется нам пройти в ближайшее время…

Как сейчас помню утро двадцать второго июня 1941 года, утро, когда фашистская Германия бросила свои войска на Советский Союз.

Мне показалось, что небо сразу помрачнело и что солнце стало вдруг кроваво-багровым. Воздух, казалось, наполнился удушающей гарью военной грозы, уже бушевавшей на западных границах нашей страны.

— Война!

Здесь, в глубоком тылу, пока еще тихо. За окнами все так же звонко, безмятежно щебечут птицы, а там, на западе, враг топчет нашу землю. Там льется кровь наших людей.

Вечером собралась вся семья. Пришел Евгений с женой Машей. Я смотрел на самых близких, самых дорогих мне людей и думал, что ожидает каждого из них в ближайшем будущем.

— Где-то сейчас Валя? — тихо промолвила Геля.

Никто не ответил ей, но каждый думал о Валентине, о том, что, возможно, сейчас, находясь вблизи границы, он уже успел ощутить на себе смертоносное дыхание войны…

В ноябре гитлеровцы захватили Ростов-на-Дону. Угроза вражеского вторжения нависла над Кубанью.

Евгений, работавший инженером на комбинате «Главмаргарин», договорился с секретарем парткома о создании партизанского отряда из работников комбината для ведения миннодиверсионной борьбы в тылу врага. Горком партии предложил мне возглавить этот отряд, как имеющему опыт такой борьбы на Дону в гражданскую войну. Мы подбирали надежных людей, обучали их минному делу, готовили все необходимое для диверсионных действий на территории, оккупированной немецко-фашистскими войсками.

Вскоре гитлеровцы были выбиты Советской Армией из Ростова-на-Дону, но они укрепились на подступах к городу, и угроза их прорыва на Кубань осталась. Шли ожесточенные бои в Крыму. Учитывая эту обстановку на фронте, мы продолжали форсированными темпами готовить наш будущий партизанский отряд…

В ту пору в нашей семье нежданно произошло радостное событие: приехал Валентин.

Дело было под вечер, когда все мы случайно оказались дома. Смотрим, идет по дорожке сада к террасе военный — худой, загорелый, с вещевым мешком за плечами.

— Да это же Валя! — вскрикнула Геля и бросилась навстречу сыну.

Он обнял ее одной рукой, другая плохо слушалась его.

Много пришлось пережить ему за последние полгода, много тяжких утрат испытал он с начала войны. Уже находясь в действующей армии, он узнал, что фашисты дотла сожгли заводской поселок, где оставалась его семья. Тяжелым был и боевой путь Валентина. Не знаю, то ли ему просто везло, то ли слишком сильна была в нем воля к жизни, но ему всегда удавалось находить выход из самых затруднительных положений.

Чего только он не испытал, куда не забрасывала его солдатская судьба! Не раз был ранен, лежал в госпиталях. После очередного ранения ему дали кратковременный отпуск, и он отправился к нам.

Вечером мы сидели в комнате, служившей нам столовой и гостиной. Так, бывало, сиживали мы в мирные дни, когда случалось сойтись вместе. Сколько тогда было веселья, шуток, смеха!

Теперь мы слушали рассказы Валентина о его фронтовом житье-бытье.

А через неделю мы проводили его на фронт. Елена Ивановна слезинки не пролила, прощаясь с сыном.

Но, когда мы встретилась с нею взглядом, я понял, что стоило ей сдержать слезы.

Валентин писал нам довольно часто, затем, когда гитлеровцы захватили Краснодар и ринулись к нефтеносным районам Кавказа, наша переписка прекратилась. Мы всей семьей ушли с партизанами в горы.

В то время как мы, партизаны, уходили из Краснодара, погрузив на тракторный прицеп последнее партизанское имущество, в городе громыхали взрывы: подрывники нашего партизанского отряда под руководством Ветлугина выводили из строя комбинат «Главмаргарин», другие подрывники — нефтеперегонный завод, электрическую станцию. Все это делалось по строго и точно разработанному плану.

У развилки дорог, где к шоссе вплотную подходит густой лес, группа легла в засаду. Евгений выставил в дозор сигнальщика, отправил в условленное место на шоссе одного партизана — в засаду. Чуть в стороне оставил группу прикрытия — на тот случай, если немцы, оправившись от первого удара, перейдут в наступление.

Кроме всех этих приготовлений, на шоссе был устроен завал из деревьев, а около завала партизаны выкопали большую яму и тщательно замаскировали ее.

Теперь оставалось запастись терпением и ждать.

Лежать и ждать было тяжело. Мучила жажда. Опали по очереди. И так — ночь, день, еще одна ночь. Стали уж подумывать о том, что фашисты отказались от попытки перевалить в этом месте через горы.

Утром сигнальщик передал сообщение о приближении неприятеля.

Первым показался броневик. Он шел на разведку. Идет и на всякий случай простреливает придорожные кусты из пулемета. За ним, чуть отстав, тяжело катились две трехтонные машины с автоматчиками.

Броневик проскочил вперед. Лес молчал… Вот появились трехтонки. Евгений и по его команде Геня быстро поднялись во весь рост и швырнули гранаты. Следом за гранатами в моторы машин полетели бутылки с горючим.

Взрывы, вспышки огня, трескотня выстрелов, крики…

Фашисты бестолково метались по дороге, пытались укрыться в кустах, куда тут! Их настигла у обочины дороги пулеметная очередь.

Броневик промчался вперед. За поворотом дороги его ждал завал. Пытаясь повернуть обратно, броневик застрял в яме-ловушке. У фашистского пулеметчика или кончилась лента, или что-то случилось с пулеметом. Броневик стоял в яме, накренившись набок, и молчал.

Тогда вступил в бой один из партизан, сидевший в засаде на шоссе. Он начал бросать из кустов бутылки с горючим в мотор, в башню, в смотровые щели.

Броневик окутался дымом, на нем появились языки пламени. Открыв дверцы, гитлеровцы выскакивали наружу и тут же падали, сраженные пулями…

Операция закончилась. Надо было спешно уходить. Со стороны Смоленской слышался гул приближающихся машин основного фашистского отряда. Позже разведка донесла нам, что фашисты повертелись, повертелись на месте боя, собрали убитых да и вернулись в станицу. Преследовать партизан они не решились…

Гул машин со стороны Смоленской нарастал. Геня не сводил глаз с машин, подбитых разведчиками: увезти бы хотя одну из них в лагерь!.. Впрочем, машины казались безнадежно изуродованными. А Евгений уже дал сигнал отходить.

Геня выбежал на дорогу, вывел моторы из строя, чтобы их не использовали фашисты, и бросился догонять своих…

Во время разбора первой боевой операции я отметил успех ее, но указал и на один важный недостаток.

— Должен поставить нашим разведчикам на вид серьезную ошибку, допущенную ими в сегодняшнем бою, — сказал я. — Можно ли было на полсотню немцев извести столько патронов, сколько извели сегодня вы? Этак через месяц-другой придется ходить на операции с одними финскими ножами…