Маленькая Фадетта - Жорж Санд

Мать его очень беспокоилась, замечая, как он бледнеет, плохо спит и ничего не ест. Пробовала она брать его с собой на рынок, посылать с отцом или дядей на ярмарку скота, ничто его не занимало и не развлекало. Отец Барбо, потихоньку от неё, стал просить отца Кайлло взять обоих близнецов в услужение. Но тот ему отвечал разумно:

— Если бы я и взял их, то лишь на короткое время; ведь мы не можем держать двух работников, когда с нас довольно одного. Пришлось бы вам отдать его к кому-нибудь другому, к концу года. А ваш Сильвинэ меньше бы думал, если его поместить к чужим и заставить трудиться; он последовал бы примеру брата и храбро взялся бы за дело. Сами вы с этим согласитесь, рано или поздно. Может быть, вам не удастся его поместить там, где вы хотите; приучайте ваших детей не быть приклеенными друг к другу и видеться через неделю или месяц. Будьте же благоразумны, старый приятель, не потакайте капризам ребенка, избалованного от малых лет вашей женой и детьми. Самый трудный шаг сделан: поверьте, он скоро привыкнет, настойте только на своем.

Отец Барбо не мог не согласиться, так как чем чаще Сильвинэ видел брата, тем более тосковал без него. И он решил отдать его в услужение к следующему Иванову дню; тогда он надеялся, что Сильвинэ привыкнет жить без Ландри, раз будет его реже видеть, и поборет свое чувство, которое так вредно влияло на его здоровье. Это решение тщательно скрывалось от матери Барбо; она с первых намеков разразилась слезами, уверяя, что Сильвинэ не выживет. Это очень смутило отца Барбо.

Ландри, слушаясь совета родителей и хозяина, старался уговорить своего бедного близнеца; Сильвинэ с ним вполне соглашался, обещал исправиться, но не мог побороть себя. К его горю примешивалась еще затаенная ревность к Ландри. Он, конечно, был очень рад, что новые хозяева любили Ландри, и обращались с ним так же ласково, как с своими детьми. Но все-таки его огорчало и обижало, что Ландри слишком скоро с ними сблизился, по его мнению. Его сердило, когда Ландри спешил на тихий зов хозяина, бросая отца, мать и брата, он исполнял прежде всего свои обязанности, а дружба казалась ему второстепенной; сам Сильвинэ никогда так быстро не повиновался бы и предпочел бы побыть дольше с своим любимцем.

У бедного ребенка появилась новая забота, прежде ему незнакомая; ему казалось, что брат не отвечает на его любовь, что так было всегда, но он не замечал этого раньше, или что его близнец к нему охладел с некоторых нор, так как другие ему более подходили и он привязался к ним.

Ландри не отгадал ревности брата, потому что это чувство было ему незнакомо от природы. Когда Сильвинэ его навещал в ла-Приш, Ландри старался его развлечь, показывая ему рослых быков, красивых коров, овец, словом, всю ферму отца Кайлло. Ландри был сам большой любитель полевой работы, скотины и всего деревенского добра. Он не мог насмотреться на выхоленную, толстую здоровую кобылку, которую водил на пастбище. Он не выносил небрежной работы и пренебрежения к малейшей вещи, дающей прибыль или плод. А Сильвинэ равнодушно глядел на все и не мог понять отчего брат принимает так близко к сердцу все чужое и не интересное.

— Как ты любишь этих громадных быков! Ты позабыл совсем наших бычков, а они такие живые, кроткие и миленькие; помнишь, они тебя больше слушались, чем отца? Ты у меня даже не спросил, что с нашей коровой, а какое у неё вкусное молоко! Она на меня так грустно глядит, бедняжка, когда я ее кормлю, словно понимает, что я один и нет моего близнеца.

— Она — славная корова, — говорил Ландри, — но погляди-ка на здешних! Посмотри, как их доят: ты никогда не видал еще столько молока сразу.

— Очень вероятно, — возражал Сильвинэ, — но все-таки трава у нас лучше, чем здесь, и я уверен, что молоко и сливки нашей Чернушки гораздо вкуснее.

— Вряд-ли, — отвечал Ландри;— мне так кажется, что отец охотно бы поменялся с сеном отца Кайлло, особенно, своими тростниками у воды.

— Не думаю, — говорил Сильвинэ, пожимая плечами, — в тростниках есть чудные деревья, каких здесь ты не найдешь, а сено, хотя его не так много, гораздо тоньше и душистее; когда его свозят, остается аромат по всей дороге.

Так спорили они из-за пустяков; Ландри отлично знал, что свое — всегда дороже, а Сильвинэ презирал все из ла-Приша, но в смысле этих вздорных слов вырисовывались оба характера: один, способный ужиться и работать везде, другой — не понимающий, как мог быть счастлив и доволен брат не у себя..

Когда Ландри водил его по саду своих новых хозяев и останавливался, среди разговора, чтобы срезать сухую ветку у прививок, или вырвать дурную траву из овощей, Сильвинэ сердился, что он не следил за каждым его словом и движением, а все наблюдал за порядком у чужих. Он стыдился высказать свою обиду, но, прощаясь, он часто повторял.

— Ну, я с тобой заболтался сегодня, пожалуй, я тебе надоел и ты хочешь от меня скорее избавиться.

Ландри не понимал этих упреков, они его огорчали, он сам упрекал брата, убеждая его объясниться.

Если бедный ребенок ревновал Ландри к предметам, то тем более к людям, к которым Ландри привязался. Он не переносил, что Ландри дружит и веселится с парнями из ла-Приша; а когда Ландри играл с маленькой Соланж, он его укорял в холодности к сестренке Нанетт, которая была в сто раз милее, ласковее и чище этой противной девчонки.

Ревность делала его несправедливым: дома он находил, что Ландри занят только с сестрой, а к нему равнодушен и скучает с ним. Он стал слишком требователен и несносен; его грустное настроение отразилось и на Ландри. Его утомляли постоянные укоры брата за его покорность судьбе, и он старался реже с ним видеться. Сильвинэ предпочел бы видеть его грустным. Ландри отлично это понял и хотел дать ему понять, что дружба бывает в тягость, когда она слишком велика. Сильвинэ не обращал на его намеки никакого внимания и находил, что брат с ним слишком суров. Иногда он на него дулся и целыми неделями не показывался в ла-Приш, сгорая от желания туда побежать, но удерживаясь из ложного стыда.

Сильвинэ перестал слушать умные и честные речи Ландри, хотевшего его вразумить, и постоянно ссорился с ним и дулся. Бедному мальчику иногда казалось, что любовь его к предмету его страсти переходит в ненависть. Он ушел из дому, в воскресенье, чтобы не провести этот день с Ландри, всегда приходившего с утра.

Эта ребячья выходка сильно огорчила Ландри. Он любил шумные забавы, потому что развивался с каждым днем и делался сильнее. Его считали самым проворным и зорким во всех играх. Так что он жертвовал своим удовольствием для брата, оставляя, по воскресеньям, веселых парней из ла-Приша, и проводя с ним весь день. Сильвинэ никогда не соглашался поиграть на площади в ла-Косс или даже пойти погулять. Он был моложе брата по физическому и умственному развитию; его занимал один помысел: любить всецело и быть любимым, а до остального ему и дела не было. Он постоянно хотел повести брата в «их места», как он называл все углы, где они прятались и прежде играли. Эти игры были теперь не по возрасту; они делали тачки из ивы, или мельницы, или сети для ловли птичек, или дома из камешков, или устраивали крошечные поля и делали вид, что их обрабатывают, подражая в миниатюре пахарям, сеятелям, плугарям и жнецам; в час времени они изображали обработку, урожай, словом — все, что принимает и дает земля за целый год. Эти забавы не нравились больше Ландри; он занимался и работал серьезно; ему приятнее было погонять подводу в шесть быков, чем запрягать маленькую плетеную тележку к хвосту собаки. Он предпочитал состязаться с сильными парнями или играть в кегли он умел ловко поднимать тяжелый шар и кидать его на расстоянии 30 шагов. Если Сильвинэ и соглашался его сопровождать, сам он не играл, а забивался в угол, скучая и мучаясь тем, что Ландри играет с большим жаром и увлечением.

Ландри выучился танцевать в ла-Прише; прежде он не решался, потому что Сильвинэ не любил танцы. Он скоро плясал так ловко, будто с самого детства только этим и занимался. Его стали считать одним из лучших танцоров веселых танцев в ла-Прише; он еще не находил удовольствия, целуя девушек после каждого танца, как это у нас принято, но все-таки гордился, считая себя взрослым. Ему бы даже хотелось, чтобы они стыдились его. Но девушки еще не стеснялись и многие обнимали его, смеясь, к его большой досаде. Когда Сильвинэ увидел брата танцующим, он очень рассердился; он даже расплакался от злости, что Ландри целовался с одной из дочерей отца Кайлло, он находил это непристойным.

Итак, каждый раз Ландри жертвовал своим удовольствием для брата и скучал в воскресенье, а все-таки всегда приходил, думая, что Сильвинэ оценит его жертву и охотно скучал, ради него.

Когда же он увидел, что его брат ушел, не желая с ним мириться, он глубоко огорчился и горько заплакал в первый раз с того дня, как он расстался с своими; он спрятался, чтобы не показать свою обиду родителям и не расстроить их еще больше.