Допинги - Алексей Васильев

Однако все это не мешало им вместе мечтать о времени, когда Эрмат станет мастером-международником и ему не придется больше работать, а зарабатывать он будет, побеждая на выступлениях и соревнованиях. Сам Эрмат не сомневался в таком будущем — с его-то увлеченностью и таким тренером!

После подарка, устроенного Далей на его день рождения, ему пришлось пропустить несколько тренировок — организм был не в состоянии выдерживать субмаксимальные нагрузки. Сама мысль о штанге на какое-то время сделалась ему противной. Он связался с Яношевым и сказал, что заболел.

Потом Яношев, в очередной раз уехал по делам своего движения во Францию, и, пользуясь его отсутствием, Эрмат не показывался в спортзале полтора месяца.

— Нас спасет только чудо, — сказал Григорий. — Или внезапное изменение мнения членов ВОА на противоположное. — Неужели ничего не сделать?

Дзай Бацу неопределенно пожал плечами.

— Я думаю, мы использовали все возможности.

Он позвонил через неделю.

— Есть кое-что. Три крупных чиновника спорта высказали интерес, вялый, конечно, но хоть что-то. Хотя, вряд ли им удастся чего-то добиться, если и удастся их заинтересовать. Еще с тобой согласился встретиться один из известных мне владельцев крупного капитала. У него свои интересы в успехе Олимпиады — его компания вложила туда крупные инвестиции.

— Это немало, — сказал Яношев. — Когда?

— Сейчас.

— Где?

— В головном офисе компании «Норд».

— Еду.

— Это глава компании. Он достаточно амбициозен, а своим успехом компания во многом обязана ему. У него множество связей в самых различных сферах. В определенных кругах за глаза его называют викинг — и ты поймешь, почему. Постарайся его заинтересовать, если кто и способен на авантюру планетарного масштаба, так это он. Есть одно но — Торгвальд Лютенсвен предпочитает высокие технологии и все, что с ними связано. Если он чего-то хочет — он добивается этого. Возможно допинги — то, что ему нужно.

— Спорт себя изжил, — безжалостно сказал Торгвальд Лютенсвен в самом начале их беседы. — А вы мне предлагаете ни что иное, как некромантию. Какой прок в занятиях спортом?

— Попробуйте объяснить это человеку, чья жизнь отдана спорту без остатка, — растерялся Яношев.

— Но зачем? — спокойно спросил Торгвальд. — Это пусть он мне растолкует прелесть своего занятия.

Григорий замолчал, сбитый с толку. Как объяснить, что это — стремление к победе, желание стать сильнее, лучше, совершеннее, преодолеть установленные природой границы, и превзойти невозможное? Что это — необходимость завтра прыгнуть выше, пробежать быстрее, поднять тяжелее, чем с таким трудом смог сегодня?

И все же он попытался. Он говорил о людях, приносящих спорту невероятные жертвы. Об их отказе от обычной жизни, о фанатичной целеустремленности. О судьбах тех, кто отдал спорту всего себя. О неизбежных травмах, и о краткости спортивной карьеры. Об удивительном счастье спортсмена, о его радостях, недоступных остальным, и о его Звездном Часе. Об испорченных связках и износившихся сухожилиях. Он пытался объяснить, что движет людьми, которым с детства ломают тела на гимнастических брусьях, и которых в двадцать пять лет вышвыривают из спорта, как безнадежных стариков. Он размышлял о той невероятной цене, которую готовы платить эти люди. Об изношенном сердце тяжелоатлета, и сломанных ребрах хоккеиста. И о планке, что с каждым днем поднимается выше.

— Это все не просто так, — говорил он.

Торгвальд Лютенсвен слушал горячую речь Яношева внимательно, но, казалось, она совсем не убедила его.

«Он предпочитает высокие технологии» — вспомнил Яношев. — Какого черта тогда согласился встретиться?

Торгвальд улыбнулся.

— Я не вижу места спорту в будущем. Хорошо, пусть даже Большому спорту, — продолжил он.

Зря я пришел к нему, — безнадежно подумал Яношев.

— Но зачем тогда вы согласились встретиться со мной? — спросил он вяло.

— Вас рекомендовал Дзай Бацу, — сказал Торгвальд. И я понял, речь идет не только о спорте, но и об Олимпиаде. Ее будущее довольно тревожно, а у нашей компании есть кое-какие интересы в Сочи, разумеется, финансовые, и немалые. К тому же, не каждый день встречаешь предложение спасти столь грандиозное для кого-то мероприятие. Мне стало любопытно. Пока я ждал вас, даже посмотрел ваше последнее выступление. Эффектно, согласен, и я искренне сожалею, что ваша спортивная карьера окончилась именно так. Но вы меня не убедили, к тому же я так и не понял, каким образом я смог бы разрешить ваш конфликт с ВОА. Наша компания не занимается производством стероидов. К тому же, я не был знаком с людьми, о которых вы мне сейчас рассказывали. Тех, кто льет пот на тренировках и мечтает о медалях настолько сильно, что приносит такие крупные жертвы. Может, таких людей вовсе нет? Кончились? Простите, если обижу, но ведь вы в некотором смысле уже выпали из обоймы?

Торгвальд Лютенсвен встал, показывая, что разговор кончен.

«Проиграл, проиграл, проиграл…»

— Вы сказали, никогда не видели таких людей, — сказал Яношев. Он чувствовал себя уничтоженным. — Позвольте, я покажу вам одного. Это не займет много времени и ни к чему вас не обяжет. Просто, больно знать, что есть люди, которые… У вас найдется час, чтобы посетить мой зал? Вы только посмотрите на часть тренировки одного из моих учеников.

Торгвальд задумался. Он не показывал виду, но ему было жалко Яношева. А все из-за чего? Из-за бездумного увлечения.

— Хорошо, — сказал он. — Только — прямо сейчас. И закончим на этом.

Лишь из уважения к Дзай Бацу, — подумал Лютенсвен. Никакого любопытства он не испытывал.

Покажу ему Эрмата, — решил Григорий. Он немедленно позвонил воспитаннику.

— Срочно — в зал, — сказал он.

Эрмат застонал. Вчера они снова пользовались заклинанием.

«Скажу, что еще болею. Интересно, зачем я ему? Наверное, будет ругаться».

Торгвальд Лютенсвен усмехнулся, когда увидел Эрмата.

— Это и есть ваш целеустремленный охотник за медалями? — спросил он. — Гм.

— Что с тобой? — только и смог сказать Яношев.

Он с тревогой вгляделся в изнуренное лицо своего лучшего ученика. Когда тот, разминаясь легким весом, с топотом ушел в длинные низкие ножницы и едва удержал штангу, Григорий охнул и быстро посмотрел на Торгвальда. Тот казался невозмутимым.

Потом Яношев заметил синяки на руках воспитанника и быстрым движением приподнял его футболку. Выругался.

— Рассказывай, — сказал он звенящим от ярости голосом. — Что с тобой? В бои без правил подался?