Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души - Р. Дж. Холлингдейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пресловутая ненадежность и нечестность Элизабет в вопросах биографии отсекает всякую возможность ссылаться на любые ее свидетельства – и в подтверждение, и в опровержение фактов в тех случаях, когда мнения расходятся. В написанных ею биографиях брата она делает все возможное, чтобы отвести подозрения относительно душевной болезни отца, но делает это таким образом, что эти подозрения кажутся еще более основательными: она подтасовывает, к примеру, фрагмент текста в «Из моей жизни», в котором Ницше писал, что его «любимого отца внезапно постигла душевная болезнь». Когда она в первом томе биографии 1895 г. приводит этот отрывок, он уже звучит так: «Моего любимого отца внезапно постигла серьезная болезнь в результате падения». Этот пример типичен для методов работы Элизабет. Наиболее честным и разумным способом было бы процитировать слова Ницше, а затем пояснить, что они неверны, приведя слова матери как отражающие действительное положение дел и приписав ошибку Ницше его молодости и неспособности понять, что же на самом деле происходило с отцом. Она не только не сделала этого, исказив текст рукописи Ницше, но и не уничтожила его, а оставила в архиве с тем, чтобы позже он мог быть опубликован без искажений.
Утверждение о том, что пастор Ницше некогда «помутился рассудком», можно считать в лучшем случае неокончательным. Тем более нельзя настаивать, что свою недоказанную болезнь он передал сыну. Это чистое предположение: зная, что Ницше постиг психический коллапс, что он, несомненно, был душевно болен, и одновременно узнав, что его отец скончался от «размягчения мозга», кто-то пришел к вполне допустимому, но не вполне обоснованному выводу о связи этих фактов. Уж если кто и дает основания полагать, что доля безумия от отца все же передалась сыну, так это Роде. В письме Овербеку от 4 августа 1889 г. (то есть спустя восемь месяцев, как Ницше помутился рассудком) он мягко замечает, что Элизабет, скорее всего, тоже носит в себе «семена безумия», и добавляет: «С ней всегда было не все в порядке». (Роде знал о предположении, что пастор Ницше страдал какой-то болезнью головы.) К счастью, его страхи относительно умственного здоровья Элизабет не подтвердились. Как бы кто ни порицал ее поведение, ни противился ее мнениям, ни сомневался в ее суждениях, но ничто из этого нельзя приписать умопомешательству.
Даже если допустить, что коллапс, случившийся в последние месяцы 1888 г., лег тенью на все, происходившее ранее, совершенно не оправдано распространять это на его труды и подвергать сомнению их ценность. Последовательный ход мысли прослеживается начиная с работы «Человеческое, слишком человеческое» и чем ближе к концу творческой деятельности философа, тем его мысль не только не слабеет, но становится убедительнее. Необычность идей, а вовсе не дефицит логики в его произведениях – вот что отдалило современного ему читателя, а факт психического нездоровья философа позволил и вовсе скинуть со счетов его идеи как продукт неуравновешенного ума.
Вернемся к семейству церковного прихода Рекен. За ударом, нанесенным смертью отца, в первые дни 1850 г. последовала вторая трагедия. Внезапно умер маленький Иозеф – по словам матери, от «спазма во время прорезывания зубов». И есть вероятность, что здесь есть связь с признаками легкой эпилепсии в организме отца.
В апреле того года на смену пастору Ницше должен был приехать новый священник, и поэтому семья должна была освободить дом. У бабушки Ницше были тесные связи с городом Наумбургом-на-Саале; там семейство оправилось, чтобы начать новый этап своей жизни. Наумбург в то время все еще был обнесен крепостной стеной; имевшиеся здесь пять ворот закрывались в десять вечера и оставались запертыми до пяти часов утра. В некотором роде Наумбург был так же тих и консервативен, как Рекен, где жизнь текла без каких-либо существенных изменений вот уже более века. И здесь Ницше прожил с шести до четырнадцати лет. Не считая его, семья теперь полностью состояла из женщин, и мы вкратце и по существу проследим их судьбы в годы пребывания в Наумбурге.
Летом 1855 г. умерла тетя Августа, а в апреле 1856-го за ней последовала бабушка Эрдмуте. Получив наследство от бабушки, Франциска теперь обрела свой собственный дом, и летом 1856 г. она с двумя детьми перебралась к друзьям, а вскоре и в свою недвижимость. Ей было всего тридцать; она больше никогда не вышла замуж, но это была скорее нерасположенность к браку, нежели отсутствие таковой возможности. Может создаться ложное впечатление о домашней обстановке, окружавшей в то время Ницше, если представлять его живущим с «вдовой матерью», со всеми присущими этому понятию атрибутами, вроде угрюмого уныния и сверхбережливости. На самом деле только теперь, освободившись от гнета старших женщин, она вновь вполне обрела ту энергию и веселость, которые были столь характерны для нее в девичестве. Летом 1858 г. она в третий раз поменяла место жительства, переехав в дом номер 18 по Вайнгартен, где так и осталась до конца жизни. Именно из этого дома, впервые покидая мать, Ницше уезжал, чтобы поступить в школу-интернат Пфорташуле, и в этот же дом он вернулся через тридцать один год, чтобы принять на себя заботу о матери вплоть до ее кончины.
Вскоре после переезда в Наумбург Ницше поместили в местную школу для мальчиков; ему было почти 6 лет, и он уже умел читать и писать, обученный грамоте матерью. Здесь он встретил первых друзей, двух наумбургских мальчиков, Вильгельма Пиндера и Густава Круга. Бабушка Пиндера была подругой бабушки Ницше и одной из самых ярких личностей городка; его отец, член городского совета, был любителем литературы, и именно в его доме Ницше впервые услышал о Гете: советник Пиндер читал «Novelle» Гете трем
