Твое наказание - Наталья Евгеньевна Шагаева

Моюсь мужским гелем. Пахнет мятой, лаймом и немного перцем. Такой бодрящий мужской аромат. Вытираюсь чистым полотенцем, быстро натягиваю на себя свежее белье, штаны и бежевую толстовку, на капюшоне которой длинные заячьи ушки. Выглядит по-детски, но мне нравится. Я из тех девушек, которые в душе остаются маленькими девочками и восхищаются мягкими игрушками. Моя внутренняя маленькая девочка – еще и придурковатая принцесса. И это не имеет отношения к незрелости. Я не такая, как все, не посредственная, кто-то называет это «не от мира сего». Плевать, мне так комфортно.

В коридоре очень вкусно пахнет едой. Желудок тут же сжимается от голода. Но больше всего хочется горячего чая. Преодолеваю страх и иду на запах.

Кухня небольшая. Вся мебель - чистое лакированное дерево с гранитными столешницами. Стиль выдержан во всем доме, в каждой детали. И вот, несмотря на простоту, чувствуется дороговизна. Это не простой гарнитур и техника. Все сделано на заказ. Виктор возле плиты, жарит картошку в большой сковороде. На столе уже нарезана зелень, соленые огурчики, грибочки маринованные и сало. Я не любитель такой еды. Но сейчас давлюсь слюной. Чайник кипит, свистя. Мужчина отключает его, заваривая в большом прессе какие-то травы. На Викторе черные джинсы и простая черная футболка. Высокий, спина широкая, рельефная, как у пловца. Засматриваюсь. А потом прикрываю глаза.

«Ника, ты с ума сошла? Этому мужику сорок, он в отцы тебе годится» — визжит моя внутренняя принцесса, топая ногами. Перевожу взгляд на Зефира, который сидит возле стола, гипнотизирует еду, водя носом по воздуху.

— Давайте помогу, — предлагаю я, привлекая к себе внимание. Виктор оборачивается, скользя по мне взглядом.

— Нарежь хлеб, — указывает на столешницу. Встаю рядом с мужчиной, беру нож, принимаясь нарезать черный хлеб, пока Виктор раскладывает по тарелкам картошечку. Разворачиваюсь, чтобы спросить, куда положить хлеб, и врезаюсь в Виктора, утыкаясь носом в его плечо, по инерции отшатываюсь назад, ударяясь бедром о столешницу.  Мужчина ловит меня за талию, дергая на себя.

— Ой! — вдыхаю, чувствуя мужской запах.

Боже, как ты пахнешь, мужчина!

По-настоящему.

Табаком, улицей, терпким парфюмом и еще чем-то, персонально манящим.

— Извините, — отодвигаюсь, освобождаясь из неожиданных объятий. — Куда положить хлеб? — кусаю губы, чувствуя, как горят щеки, а сердцебиение почему-то ускоряется.

— Хлеб? — Виктор словно сам выпадает из реальности, заглядывая мне в глаза. — А, хлеб... — оглядывается на стол. — Ты садись, я сам.

Киваю, присаживаясь в угол кухонного диванчика. Сглатываю, наблюдая, как Виктор ставит передо мной тарелку с картошкой, чашку для чая, сахар.

Пытаюсь не пялиться, опускаю глаза, но натыкаюсь на мужские руки. Большие ладони, немного грубые, но ногти аккуратные, чистые. Зависаю на переплетении вен. Такие выраженные, словно он занимается физическим трудом или силовым спортом.

— Вот, — приводит меня в себя Виктор, пододвигая солонку.

— Что? — поднимаю глаза.

— Я говорю, не досолил.

Растерянно киваю, не понимая, что на меня нашло. Ну мужчина и мужчина. Меня всегда привлекали сверстники, никогда не засматривалась на взрослых мужиков. Я, видимо, сильно впечатлилась моим «спасителем». Нужно выспаться.

— Ешь, не стесняйся, — Виктор садится напротив, принимаясь за еду. — Чай сама наливай, — кивает мне на чайник.

Беру пресс, наливаю в белую фарфоровую чашку себе и Виктору. Добавляю ложку сахара, размешиваю. Обстановка уютная, домашняя, мы наедине. Становится неловко. Теряюсь, как девочка. Моя безбашенная принцесса, видимо, уснула, проснулась малышка Вероника.

Зефир подходит ко мне и ложится в ноги, продолжая смотреть жалостливыми глазами. Беру кусочек картошки, дую и скармливаю собаке. Пес проглатывает картошку за долю секунды и просит еще.

— Зеф, место! — строго командует Виктор. И пес с грустными глазами уходит в гостиную.

— Я его накормил. Он попрошайка, — улыбается мне мужчина. Улыбка у него красивая. Уголки губ растягиваются, но глаза грустные и усталые. Замучила я его, и от этого еще больше неловко. Свалилась, как снег на голову. Катай меня, спасай, корми, спать уложи.

— Спасибо вам еще раз за все, — меня накрывает приступом благодарности. — Я уеду рано утром.

Мужчина не отвечает, продолжая есть. Сама принимаюсь за еду.

— Боже, как вкусно, — почти стону, закусывая картошку маринованным огурчиком.

— Есть еще добавка, — мужчина оглядывается на сковородку.

— Спасибо, — снова благодарю, расправляясь с картошкой и отодвигая тарелку. Беру чай, делая глоток, и это тоже божественно - пахнет мятой, чувствуется вкус ягод.

— Достаточно благодарностей, — отмахивается мужчина, убирая тарелки в раковину. — Лучше расскажи, что ты собираешься делать в нашем городе? Есть план? Или импровизируешь?

— Есть план, — выдыхаю я.

— Поделишься? — серьезно настаивает, понижая тон.

— Жить, работать, развиваться.

— Чем тебе столица в этом плане не угодила? Думаю, там больше перспектив.

— Слишком «душно», шумно, дорого - город больших амбиций. У меня их нет. Этот город давил на меня, расставляя свои приоритеты, я не вывезла.

И это правда, только под «городом» я имею в виду Родиона.

— А как родители отпустили тебя, такую маленькую, в неизвестность?

— Я не маленькая. И не беспомощная! — взрываюсь, но осекаюсь. Виктор не в курсе, что это моя больная тема. — Нет у меня родителей.

— Сирота? — выгибает брови.

— Да, — киваю. Ну не выкладывать же все карты незнакомому мужчине.

— Ясно, — качает головой.

— Все не так страшно, я справлюсь.

— Я заметил, — ухмыляется, поднимаясь из-за стола. Обидно, что даже незнакомый человек не воспринимает меня всерьез. Но я закусываю губы, не комментируя. Мне достаточно на сегодня конфликтов.

— Давайте я помою посуду, — тоже поднимаюсь.

— Помой, не люблю это дело, — мужчина освобождает мне путь к раковине, убирая со стола. — Ладно, Ника, спокойной ночи, если что нужно