Становление и развитие православной педагогической культуры в России - Светлана Дивногорцева

Дело Владимира поддержал Ярослав, еще более распространивший грамотность в России и умноживший число школ. В «Повести временных лет» мы читаем: «Отец ведь его [Ярослава] Владимир землю вспахал и размягчил [т. е. крещением просветил], а мы пожинаем, учение получая книжное». Эти слова раскрывают определенную преемственность в развитии древнерусского образования, дают возможность представить устройство школ не как нагромождение кратковременных случайностей, а как длительный процесс в определенной последовательности. Сам Ярослав читал книги и собрал около себя множество писцов и переводчиков книг с греческого языка. Известно об открытии им в 1030 году школы в Новгороде, где обучалось около 300 человек (Софийская первая летопись о школе в Новгороде). Сын Ярослава Святослав Черниговский имел у себя «полны клети книг», из которых до нас дошли два сборника, известных под его именем (1073, 1076). В летописи от 1093 года говорится о даяниях князя Всеволода Ярославовича на содержание училищ в Переяславле, Суздале, Чернигове и Киеве, известно об открытии в 1096 году школы в Муроме, в 1097-м – училища во Владимире и т. д. Любовью к образованию известны были также Всеволод Переяславский и сын его Владимир Мономах. Есть известия, что Роман Ростиславович Смоленский строил училища и даже держал для них учителей греческих и латинских, что Константин Всеволодович Ростовский постоянно держал при себе ученых людей и составил у себя библиотеку в более чем тысячу томов.

Что представляло собой образование в первых русских школах? Анализ исторических источников дает основание полагать, что это был синтез религиозных знаний, христианской нравственности и умственного воспитания. Единственным типом образования было церковное образование для всех. Б. Д. Греков писал: «…учение книжное – это не обучение грамоте, а школа, в которой… давалось серьезное по тому времени образование» [48, с. 15]. В. Я. Струминский отмечал, что образованием того времени была грамотность, но имевшая предпосылками изобретение азбуки, перевод книг, появление письменности. Такая грамотность была настоящим образованием для народа, до тех пор совершенно не причастного к книге [см. 199, с. 90].

Какие же предметы заключало в себе «учение книжное»? Прежде всего, чтение и письмо. Так, еще блаженный Борис «взимаше книг и чтение, бияние бо и грамоте научен»; св. Ефросиния «научившись книжному писанию, нача книги писати своими рукама» [цит. по: 120, с. 121]. Сведения, получаемые нами о древнерусском обучении из житийной литературы, говорят, что учились читать и писать для того, чтобы научиться читать «божественные книги»: из жития Евфимия Новгородского – «…и времени пришедшу, вдан бывает рождшими его учитися божественным книгам», из жития митрополита Алексия – «…и в юности своей грамоте научився и измлада Бога возлюбив», из жития Стефана Пермского – «…и еще детищем сый, вдан бысть грамоте учитися и вскоре извыче божественное писание» и др. [159, с. 19].

Кроме этих предметов, составляющих основание древнерусского образования, было правильное и последовательное обучение пению. В соборном деянии 1551 года читаем: «…а прежде сего в Российском царстве на Москве и в Великом Новгороде и по иным градом многие училища бывали, грамоте, и писать и петь и читать учили». Лавровский пишет, что мы не имеем права не доверять этому документу: «…из-бранные, лучшие члены русского духовенства XVI века, без сомнения хорошо знакомые с историей своего отечества, собравшиеся по воле царя, между прочим, и для обсуждения мер к восстановлению упавшего школьного образования, положительно и единогласно утверждают существование училищ во многих городах и перечисляют самые предметы обучения, и притом утверждают с совершенною уверенностью в несомненности своих слов, как обстоятельство, всем и каждому известное и в котором никто никогда и не думал сомневаться» [120, с. 122].

Итак, школа XI–XII веков носила церковный характер. Преподавалось в ней три предмета – чтение, письмо и пение, «чтение религиозное, письмо – священное, пение – церковное» [136, с. 54]. Это trivium сохранилось в отечественной церковной школе вплоть до начала XX века. «Учились для спасения души…» [94, с. 12]. Такое церковное учение, по мнению Миропольского, на рассеивает, не разбрасывает ум человека, но «“сосредотачивает, ведет в глубь сознания”, не надмевает ум, но ведет к самопознанию, к уразумению “единаго на потребу”, “охватывает внутреннее существо человека, возводит его к высшему идеалу жизни, а не делает его лишь внешне образованным”, “имеет глубокую и незыблемую основу”» [136, с. 72].

Учили в школе и вообще грамоте духовные лица: священники, дьяконы, дьячки, монахи… Обучение происходило в домах священно– и церковнослужителей, школы помещались при церквах, при епископских домах, вследствие чего в Малороссии была даже поговорка: «Школа – церковный угол». В школе читали те же книги, что и в церкви, руководили школой, были деятелями в ней те же лица, которые совершали богослужение в церкви. Школа и церковь были тесно взаимосвязаны, они преследовали одни и те же цели, а преподавательскими средствами кроме чтения книг были богослужение, исповедь, поучение, пример собственной жизни; «где кончалось влияние одной, – пишет П. Ф. Каптерев, – и начинала действовать другая – трудно определить, ведь грамота изучалась ради возможности читать божественные книги» [94, с. 81]. Школа и Церковь составляли как бы один институт, «отсюда коренной, глубоковоспитательный характер школы – церковно-религиозный душеспасительный, согласно общему духу времени и всему жизненному складу» [94, с. 82].

Оценивая школу Древней Руси, необходимо уйти от ее сравнения с западноевропейской, поскольку у нее было свое культурное своеобразие, которое нет необходимости подтягивать до кажущегося стандартом европейского уровня. Обучение – это важнейшее средство передачи и развития культуры на Руси – было иным. Чтобы понять это, надо отрешиться от того, как мы теперь понимаем содержание и цели общего образования. Главное внимание древнерусской педагогической культуры было обращено не на систему научных знаний, а на духовно-нравственное воспитание человека, житейские правила.

Глубоковоспитательной являлась не только цель обучения, но и его порядок и устроение школы. Ученье начиналось молитвой, служением молебна, после которого садились за азбуку. По изучении азбуки ученику давался псалтирь. По нему он «навыкал чтению». В качестве учебной книги псалтирь употреблялся в некоторых школах вплоть до начала XX века. Псалмы не только изучались наизусть, но и пелись. В летописи Нестора есть, например, трогательный эпизод, рассказывающий о том, как св. Борис, чувствуя близкую смерть от злодеев, подосланных Святополком, поет заутреню и псалтирь. Предвидя смерть, св. Борис искал успокоения в пении псалмов, которые он знал и умел не только читать, но и петь. «В этом эпизоде, – пишет С. И. Миропольский, – превосходно выражено и высокое духовное значение псалмов для человека веры в невыразимо тяжелые, скорбные до смерти, минуты жизни. Велика та школа, которая дала страдальцу такое утешение. Поистине Псалтирь – книга несравненная, и предки наши хорошо понимали ее учительное и воспитательное значение» [136, с. 59].

Также учебной книгой считался и часослов. По окончании изучения этих книг ученик был подготовлен к чтению других божественных книг и отеческих писаний. Таким образом, грамота выступала лишь как средство духовного просвещения человека. «Главной целью школ была не грамота, не книжность, – пишет С. И. Миропольский, – но просвещение учащихся светом Христова учения, воспитание любви к православной церкви, послушание ее заповедям, добрая жизнь по вере; грамотность же служила только средством для этой цели» [136, с. 73].

Вообще, необходимо отметить, что сущность и цель истинного образования наши предки видели в приобретении познаний православной веры и благочестия, которые вели бы ко спасению, «крепили умы», и это образование они получали не только и не столько в училищах, но и в храмах, где звучало живое слово пастыря. «Апостолы, – пишет С. И. Миропольский, – получив от Бога власть и право научения всех языков, передали это право, по преемству, церковной иерархии. Вселенским собором заповедано каждому пресвитеру, “да идет учити отроков и домочадцев, читая им божественное писание, ибо для сего и священство получил”» (VII Вс. Соб., прав. X)» [136, с. 41]. Это учительство стало духовным просвещением верою для спасения человека. Повелевая родителям посылать детей в храм, князья и православные священники признавали обязательным духовно-нравственное воспитание подрастающего поколения.

В школах народ получал не одну грамотность, но и утверждение веры, укреплялся духом, воспитывался нравственно, учился в вере, надежде и любви христианской трудиться и жить по христианскому закону, любить свою церковь, отечество, смиренно переносить невзгоды, испытания и надеяться на помощь Божию. «Школы имели плодотворное влияние на русский народ», – делает вывод С. И. Миропольский. «Приводя детей к церкви Божией, они укрепляли в нем православие, утверждали веру, возвышали его нравственно, давали ему духовную пищу, объединяли его, поддерживали любовь к отечеству…» [136, с. 130]. Таким образом, образование в домонгольский период отличалось целостностью, ясностью, систематичностью. Оно было всесословно и одинаково для всех: и для мирян, и для духовенства. Л. Н. Толстой в статье «О народном образовании», восхищаясь древнерусской школой, пишет о ней: «…какая сила веры и твердого несомненного знания того, что истинно и что ложно… Сравните после этого догматическую школу средних веков, в которых истины несомненны, и нашу школу, в которой никто не знает, что есть истина…» [204, с. 35].