Изначальное - Роман Воронов

же чудовище? Кто волей своей разлучает любящие сердца или тот, кто предает любовь, что существовать может и на расстоянии?

– Тогда и мне дозволь высказаться?

– Неужто ты, Меркуцио, – я и впрямь рад ему, – неужто, жив?

– Мы все мертвы, мой друг Ромео, просто кто-то гниет в земле, а кто-то в теле.

– И все же я так рад, что ты, Меркуцио здесь, рядом, – кричу ему сквозь слезы, – так подойди и обними меня.

– Обнять тебя уж не за что, осталась над песками только голова, но ею постарайся мне ответить. Когда вы оба, публичные жертвы, всему знакомы миру, нет ли в этом лукавства? Или руки лукавого, или его подсказки? И не сокрыта ли под личиной жертвенности волчья пасть, что выгрызает самое сердце из истинности Любви, не требующей пасть ради нее таким вот, нарушающим Законы Божьи, способом?

– Отвечу я, слуга презренный, – вступает в разговор мой верный Балтазар, – я видел истинное горе, когда принес Ромео весть, страшней которой не придумать. Не дай вам Бог столь скорбные слова принять и устоять, услышав их, и кто из вас, подобного не испытав, сочтет все обвинения свои уместными?

– Не возомни себя вершителем судьбы своей и прояви смиренье, окажи доверье Богу, все б были живы, – снова Брат Лоренцо подал голос.

– Попутал их лукавый, бедные, несчастные создания, – запричитала Кормилица, явив нам свои формы пышные из-за спины Лоренцо. Она брезгливо отряхнула пыль златую с долгих юбок и посмотрела на меня: – Пока для губ твоих, Ромео, оставил место песок зыбучий, скажи, как мог ты, наградив любовию своей Джульетту, убить ее, ведь смертью ранней она обязана тебе? Что чувствуешь, когда с вершины этой ты смотришь вниз на то, что было тобой сотворено?

Вот мой ответ:

– Она права, в своей любви порочной я думал о себе, не о Джульетте, верней, не думал вовсе, а страсти, словно буре, отдавался, и мачты лопались и снасти разлетались, а я, беспечный, хохотал безумно. Да, виноват, лукавый ни при чем здесь, яд, что любовь моя испила, сам приготовил, вольно иль не вольно. У Бога вырвал то, чего не стою, набил карманы, и они порвались, того коснулся, что не терпит грязи, и вот наказан. Не встать мне на колени для прощенья, не постыдить себя ни словом, ни слезами, песок сомкнулся над моею головою, Джульетта, лучше б мне не встретиться с тобою.

Ручей Рамы

Сколь радостен, столь и не тлен

Поток во мне, благословен,

Несет свой сок, неутомим,

И я питаюсь соком сим.

Рама несся по лесной тропе, перепрыгивая скрюченные спины корней и извивающиеся пальцы лиан, смахивая на ходу паутину, грозившую облепить лицо, и уворачиваясь от змей, свисавших черно-зелеными плетьми с ветвей ротанговых пальм. Наперегонки с ним прыгало яркими бликами в макушках деревьев и солнце, явно не уступая мальчику в прыти. Раму не страшили дикие звери, обычно прячущиеся в зарослях хлебного дерева или манго, он рос в этих местах и способен был уловить малейшее движение среди широких изумрудных листьев, тишайший шорох в многочисленном хоре обитателей джунглей. Ракшасы также не волновали его, их время – ночь, а днем эти омерзительные шутники предпочитали не отходить от воды, куда их и поместил Брахма.

Мальчика заботило одно, он опаздывал на урок, а Вишвамитра не любил ожидания. «Время – мерило страстей и пороков, добродетели вне времени» – так говорил мудрец всякий раз, когда кто-нибудь из учеников входил в его ашрам не в назначенный час, после чего следовал нравоучительный удар бамбуковой палкой по спине. Рама улыбнулся, вспомнив синяки на собственных лопатках и подпрыгнув от избытка чувств как никогда высоко, сорвал с ветки сочный плод манго. Вкушая на бегу, он выскочил на небольшую поляну, заросшую кушей, которую пересекал широкий ручей. Как правило, мальчик преодолевал это препятствие в один прыжок, хорошенько оттолкнувшись от мокрых камней на одном берегу и приземлившись на мягкий песок на другом. Сегодня же, несмотря на дефицит «мерила страстей и пороков», Рама, неожиданно для себя, не стал ускоряться, а спокойно подошел к воде. Отражение темно-голубого тела с набедренной повязкой того же цвета едва определялось в синих струях потока, только глаза, черные бусины, сверкающие неземным огнем и юношеским задором, выдавали его присутствие. Солнце на открытом пространстве палило нещадно, но от ручья веяло прохладой и свежестью, уходить не хотелось.

Побуду здесь немного, подумал Рама, время ведь наверстывается быстротой перестановки ног. Он любовался спокойным, неторопливым дыханием водорослей, распустивших длинные, темно-зеленые волосы в глубине, непредсказуемым смешиванием и переплетением прозрачных водяных жил, молчаливым стоянием рыб, зависающих на месте и срывающихся вдруг под защиту береговой тени. Полумедитативное состояние мальчика прервало появление на поверхности ручья раскрывшегося четырехлепесткового красного лотоса.

Цветок, влекомый течением, подбирался к отражению Рамы все ближе и ближе и, поравнявшись с ним, неожиданно «застыл» в области паха. Мальчик удивленно вскинул брови, листья, веточки, пыльца и прочая мелкая добыча ручья протекала мимо, огибая лотос, остановившийся вопреки законам проявленного мира. Рама присел и протянул руку – вынуть из воды удивительное растение, как услышал за спиной голос Учителя:

– Не трогай.

Он обернулся, Вишвамитра, обернутый кашаей, улыбаясь смотрел на Раму.

– Простите, Учитель, я …

– Не извиняйся, лучше взгляни на цветок.

Рама посмотрел на лотос, тот, проигнорировав единожды течение своей остановкой, теперь еще и начал вращаться.

– Учитель, он вертится, – восторженно произнес мальчик.

– Смотри на него, не отрываясь, – спокойно посоветовал Вишвамитра, – прямо в центр.

Рама последовал совету Учителя, цветок раскручивался все быстрее, притягивая взгляд мальчика к красному колесу, уже бешено вращающемуся на поверхности ручья.

– Что ты видишь, Рама? – спросил Учитель, положив ладонь на голову ученика.

– Круг, кольцо, черный обод на красном фоне, – ответил Рама, не в силах оторваться от видения. – Что это, Учитель?

– Это Врата Силы, – Вишвамитра, не снимая руки, возложил вторую ладонь на низ живота Рамы.

– Почему Врата круглые?

– Это сомкнутые луки Вишну и Шивы, оба лука покорятся тебе, и тогда Врата распахнутся.

– А когда я войду в них, что будет? – мальчик все еще находился под властью вращающегося лотоса.

Вишвамитра рассмеялся:

– Не ты войдешь в них, но великая Сила войдет в тебя через Врата.

Он снял руки с Рамы, тот быстро заморгал и потер обездвиженные глаза. Цветок на воде продолжал свой танец, хотя и не столь быстрый, оставаясь на своем месте.

– Учитель, что это было? – мальчик был взволнован и заинтригован.

– Что еще будет, – Вишвамитра кивнул головой вверх по течению ручья.

На его водах,